Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945 - Альберт Шпеер

Все это было настолько нелепо, что я даже не потрудился возражать.

– Вы абсолютно правы, – сказал я. – Почему бы вам лично не заняться этим проектом? Я готов передать вам все полномочия, необходимые «комиссару по «лучам смерти».

Мое предложение восхитило Лея:

– Прекрасно. Я немедленно приступаю и в данном случае даже рад стать вашим подчиненным. В конце концов, я начинал свою карьеру химиком.

Я посоветовал Лею немедленно приступить к экспериментам, но использовать кроликов, которых разводили на его ферме, поскольку слишком уж часто применение лабораторных животных приводило к обманчивым результатам. Несколько дней спустя мне позвонил адъютант Лея и продиктовал список электрооборудования, необходимого для экспериментов.

Мы решили продолжать этот фарс. Я рассказал о «лучах смерти» моему другу Люшену, главе немецкой электроиндустрии, и попросил его найти всю необходимую изобретателю аппаратуру. Вскоре Люшен вернулся: «Я достал все, кроме автоматического выключателя. Не нашлось ни одного с требуемой скоростью прерывания тока, а «изобретатель» настаивает только на таком. Ни за что не догадаетесь, что я выяснил, – со смехом продолжал Люшен. – Этот прибор не выпускают уже лет сорок. Он упоминается в старом издании «Грэца» (учебника физики для средних школ), кажется, 1900 года».

Враг неумолимо приближался, а в высших кругах процветали дичайшие идеи. С полной серьезностью Лей выдвинул и такую теорию: «Когда русские надавят с востока, поток немецких беженцев будет столь мощным, что, сметая все на своем пути, затопит запад. Это будет великое переселение наций, и в результате мы завладеем западными государствами». Даже Гитлер высмеивал подобные бредовые идеи руководителя германского Трудового фронта, хотя в последние дни явно предпочитал его общество.

В первой половине апреля в Берлин неожиданно и незвано приехала Ева Браун. Она заявила, что больше не покинет Гитлера, и, хотя он уговаривал ее вернуться в Мюнхен, а я предлагал ей место в нашем курьерском самолете, она упрямо отказывалась. Все в бункере прекрасно понимали причину ее появления. И в переносном смысле и в реальности ее присутствие являлось предвестником неминуемой гибели.

Доктор Брандт, личный врач фюрера, входивший в ближайшее окружение Гитлера в Оберзальцберге с 1934 года, оставил жену и ребенка в Тюрингии, которую со дня на день должны были захватить американцы. Гитлер назначил заседание военного трибунала, в состав которого ввел Геббельса, руководителя гитлерюгенда Аксмана и генерала СС Бергера, а себе отвел роль обвинителя и верховного судьи. Он требовал смертного приговора, выдвигая против Брандта следующие обвинения: Брандт действовал, зная, что в Оберзальцберге его семья будет недостижима для противника, и, кроме того, он, надо полагать, послал секретные документы американцам, использовав жену в качестве курьера. Много лет руководившая секретариатом Гитлера Иоганна Больф разрыдалась: «Я его больше не понимаю». Приехавший в бункер Гиммлер успокоил встревоженное окружение фюрера: «До заседания трибунала необходимо допросить важного свидетеля, – и лукаво добавил: – Но его вряд ли найдут».

Я оказался в затруднительном положении, ибо 6 апреля перевез семью в поместье в окрестностях Каппельна в Гольштейне, подальше от крупных прибалтийских городов[323]. Теперь же подобные действия считались преступлением. Когда по поручению Гитлера Ева Браун спросила, где моя семья, я солгал, что жена и дети живут в имении моего друга недалеко от Берлина. Гитлер удовлетворился этим ответом, но взял с меня обещание переехать с ним, когда придет время, в Оберзальцберг. тот момент он еще намеревался руководить последним сражением из так называемой Альпийской цитадели[324].

Геббельс объявил, что, даже если Гитлер покинет Берлин, лично он желает встретить свою смерть в столице: «Моя жена и мои дети не должны меня пережить. Американцы используют их как пропагандистское орудие против меня». Однако когда я в середине апреля навестил фрау Геббельс в Шваненвердере, она не допускала и мысли о смерти своих детей. Через несколько дней я предложил ей в последний момент ночью подогнать транспортную баржу к причалу имения Геббельсов в Шваненвердере. Мы обеспечили бы достаточное количество продовольствия, чтобы она и дети прятались в трюме, пока баржу не прибило бы к западному берегу Эльбы. Однако фрау Геббельс отказалась; в конце концов ей пришлось подчиниться решению мужа.

После того как Гитлер заявил, что не намерен сдаться живым на милость победителям, ближайшее окружение стало наперебой уверять его, что им тоже не остается ничего иного, кроме как покончить жизнь самоубийством. Я же считал, что их моральный долг – предстать перед судом. В последние дни двое самых популярных офицеров люфтваффе Баумбах и Галланд разрабатывали вместе со мной фантастический план похищения главных соратников Гитлера, дабы помешать им совершить самоубийство. Как мы выяснили, каждый вечер Борман, Лей и Гиммлер уезжали из Берлина в окрестные деревушки, не подвергавшиеся авианалетам. Наш план был прост. Когда вражеские бомбардировщики сбрасывали осветительные бомбы, все автомобили останавливались, а пассажиры разбегались по полям. Выстрел из ракетницы, несомненно, вызвал бы такую же реакцию, и одного взвода автоматчиков хватило бы, чтобы нейтрализовать шестерых охранников.

Мы даже приступили к осуществлению плана: привезли в мою квартиру ракеты, обсудили состав отряда и детали операции. Вполне возможно, что в царившей тогда общей неразберихе мы смогли бы спрятать арестованных в надежном месте. К моему удивлению, доктор Хупфауэр, прежде ближайший соратник Лея, настаивал на том, чтобы в операции по захвату Бормана участвовали имевшие фронтовой опыт члены партии, поскольку именно Бормана в партии ненавидят больше всех. А гауляйтер Кауфман требовал позволить ему своими руками убить «фюрерского Мефистофеля».

Однако, прослышав о наших фантастических намерениях, генерал Томале из штаба вооруженных сил в беседе, состоявшейся ночью на пустынном шоссе, убедил меня не вмешиваться в суд Божий.

Борман тем временем разрабатывал собственные планы. После ареста Брандта статс-секретарь Клопфер сообщил мне, что арест был спровоцирован Борманом и этот удар нацелен также и на меня. Борман явно – и совершенно безосновательно – полагал, что Брандт являлся главным проводником моего влияния на Гитлера. Клопфер посоветовал мне проявлять максимальную осторожность и избегать необдуманных замечаний[325].

Вражеское радио передало несколько встревоживших меня сообщений. В одном говорилось, что я помог выйти на свободу своему племяннику, приговоренному военным трибуналом за чтение трудов Ленина[326]. В другом – что готовится арест моего сотрудника Карла Хеттлаге, никогда не пользовавшегося доверием партии, и будто бы в одной из швейцарских газет было прямо сказано, что вести переговоры о капитуляции Германии можно только с бывшим главнокомандующим сухопутными силами Браухичем и мною. Может, противник пытался расколоть немецкое руководство, может, это были просто слухи.