«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1975-1984 - Кир Булычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шут поволок его к лестнице. Отрок подхватил убитого за ноги.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
— Я больше не могу, — сказала Анна. — Это ужасно.
— Это не конец, — сказал Жюль. Он приблизил шар к лицу Кина, и тот, словно угадав, что его видят, улыбнулся уголком губ.
— Вот видишь, — сказал Жюль. — Он справится.
В голосе Жюля не было уверенности.
— А нельзя вызвать кого-нибудь к вам на помощь? — спросила Анна.
— Нет, — коротко ответил Жюль.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Шут с отроком вытащил труп наверх.
— Глузд! — окликнул Роман. — Вернись.
Отрок сбежал по лестнице вниз.
— Мне не дотащить, — сверху показалось лицо шута.
— Йовайлу позови, пускай поможет. Спрячете — тут же иди на стену. Скажешь, что я — следом.
Отрок стоял посреди комнаты. Он был бледен.
— Устал, мой мальчик? Тяжела школа чародея?
— Я послушен, учитель, — сказал юноша.
— Тогда иди. Помни, что ты должен завязать ему глаза.
Отрок открыл потайную дверь и исчез за ней.
Роман поглядел на большие песочные часы, стоявшие на полке у печи. Песок уже весь высыпался. Он пожал плечами, перевернул часы и смотрел, как песок сыплется тонкой струйкой.
— Второй час пополуночи, — сказал Кин. — Скоро начнет светать. Ночи короткие.
— Да? — Роман словно вспомнил, что он не один в подвале. — Ты для меня загадка, литовец. Или не литовец? Лив? Эст?
— Разве это важно, чародей? — спросил Кин. — Я ученик великого Бертольда. Ты слышал это имя?
— Я слышал это имя, — сказал Роман. — Но ты забыл, что Бертольд уже два года как умер.
— Это пустой слух.
Дверь вздрогнула, отворилась, и из подземного хода появился отрок, ведя за руку высокого человека в монашеском одеянии с капюшоном, надвинутым на лоб, и с темной повязкой на глазах.
— Можете снять повязку, — сказал Роман. — У нас мало времени.
Монах снял повязку и передал отроку.
— Я подчинился условиям, — сказал он. — Я тоже рискую жизнью.
Анна узнала ландмейстера Фридриха фон Кокенгаузена. Рыцарь сел, положив на стол железную руку.
— Как рука? — спросил Роман.
— Я благодарен тебе, — сказал Фридрих. — Я могу держать ею щит. — Он повернул рычажок на тыльной стороне железной ладони. Пальцы сжались, словно охватили копье. — Епископ выбрал меня, потому что мы с тобой давнишние друзья. И ты доверяешь мне. Расскажи, почему ты хотел нас видеть?
— Вы нашли литовца, который украл у меня огненную смесь?
— Да, — коротко сказал Фридрих. — В горшке твое зелье?
— Оно может разорвать на куски сто человек, — сказал Роман.
Жюль опять повернул шар к Кину, и Анна увидела, как Кин, медленно поднимает плечо, высвобождая руку.
— А это кто? — рыцарь вдруг резко обернулся к Кину.
— Я тебя хотел спросить, — сказал Роман. — Он сказал, что он ученик славного Бертольда.
— Это ложь, — сказал рыцарь. — Я был у Бертольда перед его смертью. Нас, людей, причастных к великой тайне магии и превращения стихий, так мало на свете. Я знаю всех его учеников… Он лжет. Кстати, сейчас освободит руку.
— Черт! — выругался Жюль. — Как он заметил?
Роман с отроком бросились к Кину.
— Ты прав, брат, — сказал он Фридриху. — Спасибо тебе.
Кин был неподвижен.
— Это первый человек, который развязал узел моего шута.
— И поэтому его надо убить, — сказал рыцарь.
Роман извлек из-под стола толстую веревку и надежно скрутил руки Кина.
— Погоди, — сказал Роман. — Он говорит по-латыни не хуже нас с тобой и знал Бертольда. Скоро вернется мой шут и допросит его. Он допросит его как надо, огнем.
— Как хочешь, — сказал Фридрих. — Я слышал, что ты близок к открытию тайны золота.
— Да, — сказал Роман. — Я близок. Но это долгая работа. Это будет не сегодня. Я беспокоюсь за судьбу моего дела.
— Только ли дела?
— И мою собственную. И моих помощников.
— Чем мы тебе можем быть полезны?
— Ты знаешь, чем, — мы знакомы не первый год. Ты потерял руку, когда в твоем замке взорвалась реторта, хоть и говоришь, что это случилось в битве с сарацинами.
— Допустим, — сказал рыцарь.
— Для меня главное — сохранить все это. Чтобы работать дальше.
— Похвально. Но если наши пойдут завтра на штурм, как я могу обещать тебе безопасность?
— И не только мне, брат, — сказал Роман. — Ты знаешь, что у нас живет польская княжна?
Шар опять приблизился к Кину. Губы Кина шевельнулись, и шар передал его шёпот:
— Плохо дело. Думай, Жюль…
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Жюль кивнул, словно Кин мог увидеть его. И обернулся к Анне — может, искал сочувствия?
— Если ты уйдешь, я не справлюсь с аппаратурой? — спросила Анна.
— Нет, моя девочка, — сказал Жюль тихо. — Тебе не вытянуть нас.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Роман и рыцарь подняли глаза.
— Кто-то идет, — сказал Роман отроку. — Задержи его. Я вернусь. — Рыцарь тяжело поднялся из-за стола и опустил капюшон.
— Завязать глаза? — спросил Фридрих.
Роман махнул рукой.
— Я выйду с тобой. Скорей.
Потайная дверь закрылась за рыцарем и Романом.
Шут спустился по лестнице.
— Где боярин? — спросил он.
— Не знаю, — сказал отрок.
— Убежал к орденским братьям? Нет, он один не убежит. Ему все это нужно… это его золото… Это его власть и слава.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
24.⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
— Жюль, — сказала Анна. — Я знаю, что сделать.
— Да? — Жюль снова увеличил лицо Кина. Кин смотрел на шута.
— Я похожа на Магду. Ты сам говорил, что я похожа на Магду.
— Какую еще Магду? — В гусарских глазах Жюля была тоска.
— Польскую княжну, Магдалену.
— Ну и что?
— Жюль, я пойду туда. Вместо нее.
— Ты что, с ума сошла? Не говори глупостей. Тебя узнают. Мне еще не хватало твоей смерти. И куда мы княжну денем?
— Да слушай ты спокойно. Жюль, милый, у нас с тобой нет другого выхода. Время движется к рассвету. Кин связан и бессилен.
— Замолчи. И без твоих идей тошно.
— Все очень просто. Ты можешь меня высадить в любом месте?
— Конечно. — Он пожал плечами.
— Тогда высади меня в спальне княжны. Это единственный выход. Сообрази, наконец. Если я не проберусь к Кину в ближайшие минуты, он погибнет. Я уже не говорю, что провалится все ваше дело. Кин может погибнуть. И мне это не все равно!
— Ты хочешь сказать, что мне все равно? Ты что думаешь, Кин первый? Думаешь, никто из нас не погибал?..
Из окошка тянуло влажным холодом, — погода в двадцатом веке тоже начала портиться. Брехали собаки. Анна вдруг почувствовала себя вдвое старше Жюля.
— Не в этом дело! Веди