Последние узы смерти - Брайан Стейвли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы сказали, что кенаранг сражается на другом фронте, – заговорила она. – Где?
– Не знаю, ваше сияние, – покачал головой Ван, – да мне и не следует знать. Я получил ясные приказы.
И снова Адер оглядела легионеров. Ни один не шевельнулся. И если они дышали, она не слышала дыхания. Может быть, так воины проявляли почтение к ней, однако же нельзя ли было оказать ей почтение вне зала Тысячи Деревьев? Ни к чему им было ломиться прямо в тронный зал.
– Какие же именно приказы? – медленно спросила она.
– Вернуться в Аннур, – ответил Ван. – Укрепить стены…
По толпе министров и чиновников у подножия трона пробежал шорох облегчения. Кто-то радостно вскрикнул. Впервые за много дней у них появилась надежда выжить. Однако Адер не сводила глаз с генерала. Тот молча пережидал шум, но она по его жесткому взгляду видела, что сказано не все.
– И?.. – спросила она, когда ее министры наконец умолкли.
– И удерживать Рассветный дворец и Копье.
Это звучало совершенно невинно, явно укладывалось в общий план обороны. Но ведь в Рассветном дворце имелась собственная охрана. И Адер усилила ее Сынами Пламени.
– Я рада вашему прибытию, генерал, – осторожно заговорила она. – Ургулы, по всем сведениям, недалеко, и ваше появление, возможно, спасет город. Однако… Легионам незачем находится в Рассветном дворце. Они будут размещены за внешними стенами.
Ван поклонился:
– Большая часть моих сил сосредоточится там, ваше сияние.
Большая часть… Какой мягкий отпор – как теплая пуховая подушка, ложащаяся на лицо глухой ночью.
– Рассветный дворец располагает сильной подготовленной охраной, – сказала Адер. – Я не позволю оставить город без защиты ради укрепления собственных стен.
– Мы обеспечим защиту города, ваше сияние, не сомневайтесь. Речь идет лишь о пятистах человек во дворце – пятистах из многотысячной армии.
В Адер разверзся темный колодец, полный холодного ужаса. Они будто танцевали, испытывая и прощупывая друг друга, но к чему эти па? Она – император, восседает на своем троне в тронном зале. Одно то, что этот разговор так затягивался, походило на измену.
– Пять сотен человек могут переломить ситуацию. – Она глубоко вздохнула и распрямила спину. – Поставьте их на внешнюю стену.
На несколько мгновений генерал остановил на ней непроницаемый взгляд из-под обветренного лба:
– С величайшим сожалением, ваше сияние, я вынужден отклонить предложение. У меня есть приказ.
«Ты не предложение отклоняешь! – Этот крик рвался у нее из горла. – Отклоняют предложение пообедать. Отклоняют предложение переждать летнюю жару в загородном поместье. Отказ выполнять волю императора – это другое. Это, Шаэль побери, мятеж!»
Ей так хотелось швырнуть эти слова в лицо мерзавцу, что они, зажатые внутри, причиняли боль. Но она сдержалась усилием воли.
История знала множество военных переворотов. Главе государства не так уж часто угрожает другое государство. Война стоит дорого, действует медленно и отбирает много сил – это бесконечные перевозки и переходы, борьба с заразными болезнями и борьба за линии поставок. Куда чаще королей и императоров свергали изнутри их собственные войска – те самые солдаты, на которых они опирались.
Адер прекрасно знала этот простейший исторический факт, но военный переворот представляла иначе: бьющаяся в стены своего города армия, кровь на улицах и в сточных канавах, сорванная с головы корона и сама голова с разинутым ртом, насаженная на пику. Ей представлялось совершенно естественным, что военный переворот должен быть шумным, насильственным, явным для всех; совершенно не похожим на то, что она видела сейчас в своем тронном зале.
Внезапно она ощутила тяжесть каждого присутствующего в этом зале меча, копейного наконечника, каждого доспеха. Солдаты застыли неподвижно, точно каменные статуи, но им и незачем было шевелиться. Все понимали, на что они способны и зачем они здесь. Против их молчаливых рядов толпа ее министров – неосязаемая преграда, не люди, а призраки.
– Разумеется, наша единственная цель – служить вам, ваше сияние, – заверил Ван.
Он не сводил с нее глаз, пока она медленно, мучительно медленно склоняла голову. Больше ничего не оставалось. Любое сопротивление лишь подчеркнуло бы ее беспомощность.
– Благодарю вас, – выговорила Адер.
Слова жгли язык горячей смолой.
Хороший урок, надо бы запомнить, если выживет: тишина – тоже сила. Чье-то царствование заканчивается огнем и сталью, чье-то – чуть заметным кивком.
52
Сколько бы ты ни учился, по книгам и в поле, сколько бы ни осваивал стратегию и тактику, сколько бы ни выполнил заданий, сколько бы лет ни выживал, бывает, тебе просто охрененно не везет.
Блоха, верный слову, до последнего не уводил своих со стены. Кеттрал все утро стояли плечом к плечу с горсткой уцелевших аннурских солдат, отбивали всадников волну за волной. И только когда положение стало явно безнадежным, когда ургулов на гребне стены уже насчитывалось больше защитников, командир крыла дал сигнал к отступлению. Оставшиеся легионеры – в поту и крови, в отчаянных схватках – ничего не заметили.
«Они не узнают», – понял Валин, бросая последний взгляд назад.
По линии боя все смешалось в безумии. Фент дрался обломком меча. Сандерс, вовсе безоружный, колотил атакующих кулаками, вцеплялся в них, норовя перегрызть глотку. Дальше по стене так же теснила ургулов Хуутсуу, и она, тоже занятая боем, не заметила отсутствия все утро дравшегося рядом Валина, не узнала о его предательстве.
«Они так и не поймут, что мы бросили их умирать».
Удаляясь от битвы, он сознавал, что все это время надеялся: кто-то заметит. Он хотел увидеть ярость в глазах оставленных, готовил себя к их ненависти. Он намеревался всю жизнь нести на себе их последние проклятия. А проклятий не было. Не было суда и осуждения. Все прошло до тошноты просто. Ургулы накатывали на стену, но его это уже не касалось. До реки всего несколько сотен шагов. Даже если не бежать, даже если дать себе время помолиться перед прыжком, он должен успеть.
И вот тут – не повезло.
Уходя сквозь южные ворота форта, они не могли знать, что дни битвы на северной стене расшатали кладку. А может, дело было в другом. Не в войне. Может, это натворили дожди и снегопады, лед и ветры, сотни лет выгрызавшие скрепляющий раствор, въедавшиеся между
