Разоблаченная Изида. Том I - Елена Блаватская

Шампольон, который провел почти всю жизнь в археологических исследованиях, дает выход своим чувствам в следующем описании Карнака:

«Площадь, покрытая массой остатков от здания, квадратна; каждая сторона 1800 футов. Каждый посещающий изумлен и охвачен сознанием величия этих благородных останков, щедростью и величественностью их мастерства, видимого повсюду. Ни один народ, ни древний, ни современный не возвысил искусства архитектуры до таких масштабов, до такой возвышенности и грандиозности, как древние египтяне; и воображение, которое в Европе взлетает выше наших портиков, останавливается и, обессилевшее, падает у подножия гипостильной колоннады Карнака из ста сорока колонн! В одном из его залов мог бы поместиться весь Собор Парижской Богоматери, и он еще не доставал бы до потолка и считался бы малым украшением в центре зала».

Один из выступающих в ряде английских периодических изданий 1870 г., очевидно, говорящий со слов путешественника, описывающего то, что он сам видел, выражается так:

«Дворов, залов, врат, колонн, обелисков, монолитных фигур, скульптур, длинных рядов сфинксов обнаруживается в Карнаке такое множество, что современному уму непостижимо».

Дэстон, французский путешественник, говорит:

«Осмотрев это, трудно поверить в реальность существования такого множества строений, собранных в одном месте, их размеров, полного решимости и упорства, какое требовалось для их сооружения, и неисчислимых расходов, потребовавшихся на это великолепие! Нужно, чтобы читатель представлял себе все это, как сон, так как тот, кто сам видел все это, временами сомневался, действительно ли он видит это в бодрствующем состоянии… Там, на периферии святилища имеются озера и горы. Эти два здания избраны в качестве примеров из почти неисчерпаемого списка. Вся долина и дельта Нила от водопадов до моря была покрыта храмами, дворцами, гробницами, пирамидами, обелисками и колоннами. Скульптурные изображения выше всяких похвал. Механические совершенства, проявленные художниками в граните, серпантине, брекчии и базальте, чудесны, по мнению всех знатоков… животные и растения выглядят, как живые, а искусственные предметы покрыты прекрасной скульптурой; сухопутные и морские сражения, а также сцены домашней жизни везде встречаются на барельефах».

«Эти памятники», – говорит один английский писатель, – «которые так поражают путешественника, наполняют его ум великими идеями. При виде этих колоссов и сверхобелисков, которые кажутся превосходящими человеческую природу, он не может не воскликнуть: „Это было сделано человеком“, и это сознание возвышает его существование» [346, т. II, с. 67].

В свою очередь доктор Ричардсон, говоря о храме в Дендерах, высказывается:

«Женские фигуры выполнены с таким совершенством, что только не говорят; у них непревзойденная нежность черт и выразительность».

Каждый из этих камней покрыт иероглифами, и чем они древнее, тем прекраснее они высечены. Не является ли это новым доказательством, что Египет попал в поле зрения истории тогда, когда его мастерства и искусства уже находились в процессе быстрой дегенерации? Надписи на обелисках высечены глубиною в два дюйма, а иногда еще глубже, причем, выполнены с высочайшим совершенством. Можно получить некоторое представление об их глубине из того факта, что арабы за небольшое вознаграждение взбираются на самую вершину обелиска, причем, заправляют большие пальцы ног в углубления иероглифов. Что все эти памятники, в которых прочность состязается с красотой, были созданы до дней исхода израильтян из Египта, у историков нет никакого сомнения. (Все археологи теперь уже пришли к соглашению, что чем глубже мы удаляемся в историю, тем прекрасней становится мастерство Египта.) Эти взгляды опять сталкиваются со взглядами мистера Фиске, который уверяет нас, что «скульптуры на памятниках (Египта, Индии и Ассирии), кроме того, выражают очень неразвитое состояние артистических способностей».[355] Мало того, сей ученый джентльмен идет дальше. Присоединив свой голос к оппозиции против признания учености, – которая по праву принадлежала кастам священнослужителей древности, – за левитами, он презрительно говорит, что

«нелепая теория о глубокой науке, которой якобы обладали египетские священнослужители с глубокой древности и передали греческим философам, была окончательно разрушена (?) сэром Дж. К. Льюисом [347]… тогда как в отношении Египта и Индии, а также Ассирии можно сказать, что колоссальные памятники, украшающие эти страны с доисторических времен, свидетельствуют о преобладании в этих странах варварского деспотизма, совершенно несовместимого с благородным обществом, и поэтому также несовместимого с устойчивым прогрессом».[356]

Любопытный аргумент, действительно. Если размеры и величие общественных памятников должны служить для потомства мерилом, по которому можно определить «прогресс цивилизации», достигнутый их строителями, тогда, может быть, было бы разумно для Америки, которая так кичится якобы установленными в ней прогрессом и свободой, сразу понизить свои строения на несколько этажей. Иначе, по теории профессора Фиске, археологи 3877 года нашей эры применят к «древней Америке» 1877 года правило Льюиса и скажут про древние Соединенные Штаты, что «их можно рассматривать как латифундиум, или плантацию, которую обрабатывало все население в качестве рабов короля-президента». Белокожие арийские расы никогда не были прирожденными «строителями», подобными восточным эфиопам или темнокожим кавказцам,[357] и поэтому никогда не были в состоянии состязаться с последними в воздвижении колоссальных построек, – так поэтому мы должны делать поспешный вывод, что эти грандиозные храмы и пирамиды могли быть воздвигнуты только под бичом деспота? Странная логика! Действительно, кажется более благоразумным придерживаться «строгих канонов критик», изложенных Льюисом и Гротом, и честно сразу сознаться, что мы, в самом деле мало знаем о древних народах и что до сих пор у нас имеются только предположительные домыслы, и если мы не поведем изучение в том же направлении, в каком вели древние жрецы, то и на будущее у нас мало шансов. Мы знаем только то, что они позволяли знать непосвященным, но то малое, что мы о них узнаем путем дедукции, должно бы быть достаточным, чтобы убедить нас, что даже в девятнадцатом веке, несмотря на наши претензии на превосходство в мастерствах и науках, мы не только не в состоянии построить что-нибудь подобное памятникам Египта, Индии и Ассирии, но даже не можем снова открыть наименьшего из «утерянных искусств» древних. Кроме того, сэр Гарднер Уилкинсон сильно выразился по поводу извлеченных из земли сокровищ древних, добавляя, что

«там нет никаких следов примитивного образа жизни или варварских обычаев, но есть некая стойкая цивилизация, дошедшая с отдаленнейших времен».

Здесь археология не согласуется с геологией, которая утверждает, что чем дальше ее исследование углубляется в прошлое по следам человека, тем больше варварскими они становятся. Сомнительно, исчерпали ли геологи поле своих исследовании, каким являются пещеры; и мнение геологов, обоснованное на их нынешнем опыте, может радикально измениться, когда они откроют останки предков тех людей, которых они теперь называют пещерными обитателями.

Что может лучше иллюстрировать теорию циклов, нежели следующий факт? Почти за 700 лет до Р. X. в школах Фалеса и Пифагора преподавалось учение об истинном движении Земли, ее форме и о целой гелиоцентрической системе. А в 317 г. нашей эры мы находим, что Лактантий, наставник Криспа Цезаря, сына Константина Великого, учил своего ученика, что земля плоска, и плоскость эта окружена небом, которое состоит из огня и воды; он также предостерегал своего ученика от еретического взгляда, что земля имеет шарообразную форму!

Каждый раз, когда мы, охваченные гордостью при каком-либо новом открытии, оглядываемся назад в прошлое, мы обнаруживаем, к нашему недовольству, некоторые следы, которые указывают на возможность, если не на полную определенность, что наше якобы открытие не было полной неизвестностью для древних.

Считается установленным, что ни народы раннего Моисеевого периода, ни даже более цивилизованные народы Птоломеевого периода не были знакомы с электричеством. Если мы остаемся при том же мнении и теперь, то это вовсе не от недостатка доказательств, доказывающих противное. Мы можем пренебречь и не искать какого-либо более глубокого значения в некоторых характерных выражениях Сервия и других писателей; но мы не можем также вычеркнуть их, чтобы они когда-нибудь в будущем не раскрыли своего истинного значения.