Дваждырожденные - Дмитрий Морозов

"Защити нас, о Агни, отракшаса! Защити от вредящего и от убийц. Мы выбираем тебя вестником, Жрецом всеведущим. Отнеси нашу жертву на небо…

Черный дым поднимался вверх тонкой струйкой, неся молитвы к подножиям тронов богов. Точно такие же дымы возносились и над станом Кауравов.

— Если богам придет в голову откликнуться на все сегодняшние просьбы, земля обезлюдеет, — шепнул мне Митра.

Впрочем, на наших воинов обряд жертвоприношения подействовал достаточно благоприятно. К месту построения они поспешили с бодрыми улыбками, стараясь не обращать внимания на холодную росу, падающую с высокой травы на металл доспехов. Туман размывал формы и гасил звуки. Воины скользили почти бесшумно, словно развоплощенные души в стране мертвых. Команды отдавались полушепотом. На расстоянии броска копья уже ничего нельзя было различить. Лишь бряцание оружья да тяжелая поступь слонов где-то впереди рождали успокоительную мысль, что на поле сражения мы вышли не одни. По рядам пришел сигнал остановиться. Мы остановились и стали ждать. Ждали долго. Потом взошло солнце.

Алые стрелы Сурьи распороли пелену тумана. Клубящаяся завеса майи упала с наших глаз, открыв огромное поле под сияющими небесами, не запятнанными ни малейшим намеком на облака. Краски проснувшегося мира были первозданно чисты. Я залюбовался каплями росы, густо нанизанными на бесчисленные нити травы. Курук-шетра, подобно расточительной красавице, дразнила взор россыпью драгоценностей.

А какую красоту видят те, кто идет в первой шеренге, — сказал я стоящему рядом Митре.

Не хотел бы я быть в первой шеренге, — ответил Митра, указывая на игру солнечных бликов на противоположном конце поля. Там, подняв копья и знамена, ждала нас вражеская армия. Она была еще нестрашная — вся растворенная, размытая переливами красок и расстоянием. Боевые слоны казались не опаснее пасущихся коров, а дорогие сияющие доспехи кшатриев Хастинапуравселяли в моих воинов пока лишь желание поскорее обрести трофеи.

— Жаль, отсюда не видно знамен, — посетовал Митра, — мы даже не знаем, с кем придется сойтись.

К нам подъехал Кумар.

С нашей стороны стоит войско Магадхи, — сообщил он, — Джаласандха собрал своих кшатриев и встал под знамена Кауравов.

Не пришлось бы нам сражаться в окружении, — сказал я.

Все предусмотрено, — заверил нас Кумар, — смотрите: Бхишма построил войско на подобие летящей птицы. Слоны — ее тело, всадники и пехота — крылья, а колесницы станут клювом. Все по старой доброй науке войны. Наша же армия построена сейчас так, чтобы отражать натиск врага с любой стороны. Всем командирам приказано сохранять плотность рядов, не увлекаться преследованием и внимательно слушать сигналы. Атаку сегодня начнет Бхимасена с Накулой и Сахадевой. В середине войска — сам Юдхиштхира с отрядом из самых больших слонов…

А тогда, кто же это? — прервал нас один из воинов. Мы обернулись. По узкому проходу, оставленному между рядами, неторопливо шел пеший и безоружный глава рода Пандавов. Кто-то из командиров, стоящих в золоченых колесницах перед линией войска, окликнул Юдхиштхиру:

— Зачем, о царь, ты идешь в стан наших вра гов со сложенными на груди ладонями?

Юдхиштхира не ответил. Казалось, он погружен в свои мысли и пытается не сойти с какого-то, видимого лишь ему одному, пути на ту сторону поля. Так же молча прошел он и сквозь ряды сюих врагов, осыпающих его насмешками, туда, где под белым стягом с изображением пальмы, пяти звезд и солнца ожидал его величайший из патриархов Высокой сабхи Бхишма. Смиренно приблизился сын Дхармы к серебряной колеснице предводителей куру. И лишь тогда разомкнул уста:

Привет тебе, победоносный! — сказал он патриарху, — дай нам свое благословение.

Благословляю тебя, — сказал повелитель брахмы, — смело сражайся и добудь себе победу. Но я буду сражаться против тебя, повинуясь долгу и клятвам.

Юдхиштхира почтил также Дрону, Крипу и Шалью, обещая сражаться, не изменяя дхарме. Потом старший Пандава обратился ко всему войску:

— Мы были единым братством, — восклик нул он, — мы и сейчас готовы принять любого из вас в наш союз. Еще не поздно сделать выбор, ко торый никто не назовет предательством.

На призыв Юдхиштхиры неожиданно откликнулся сын Дхритараштры, рожденный от женщины-вайшьи — Юютсу:

— Если ты примешь меня как равного, я буду сражаться за тебя, — крикнул он Юдхиштхире.

— Мы принимаем тебя, о могучерукий, — с достоинством ответил Юдхиштхира, — тебе суж дено будет продолжить род Дхритараштры.

Об этом разговоре мы, стоявшие в боевом строю, узнали намного позже, а в те мгновения с немалым удивлением и радостью наблюдали, как большой отряд кшатриев вдруг откололся от монолитной глыбы вражеского войска и пошел в нашу сторону вслед смиренно бредущему Юдхиштхире.

Где-то наподалеку Митра весело объяснял войнам науку Крипы:

— Мудрый Пандава, как и положено по законам стратегии, показал врагу свое смирение, заражая не желанием сражаться. Каждый патриарх прочтет в его сердце стремление к покою и миру. Но в атаку-то нас поведут Арджуна и Дхриштадьюмна…

Бог Сурья не торопясь погонял свою колесницу, золотя белые зонты и разноцветные знамена над повозками царей и знатных бойцов. На противоположном конце поля разом монотонно заговорили боевые барабаны. Едва заметное движение пробежало по бесконечным шеренгам, перегородившим Курукшетру. Кауравы пошли в атаку. В передних рядах их войска среди наконечников поднятых копий колебалось украшенное львиным хвостом и изображением лука знамя Ашваттхамана — сына Дроны, величайшего знатока оружия. Шалью — царя мадров — осеняло знамя, вытканное золотыми нитями. Оно несло знак плодородия — сверкающий лемех. Царь народа синдху Джаядратха вел правый фланг под знаменем серебряного вепря. Левый фланг возглавил Сомадатта, царь бахликов, преданный жертвоприношениям и благочестию. Горестно сжалось мое сердце, когда чуть поодаль я увидел знамя с изображением быка, принадлежащее Крипе. В центре войска, чуть позади колесницы Бхишмы, сияла великая змея — Наг. Под этим знаменем шел в битву Дурьодхана. Его отряд был виден издали благодаря льстивому блеску драгоценных доспехов личной охраны. Изукрашенные полотнища штандартов бились на ветру, как наряды танцовщиц, пускающихся в пляс.

Им навстречу из наших неподвижных рядов медленно и плавно, словно паря в утреннем воздухе, двинулась колесница Арджуны. На свое знамя он поместил образ царя обезьян Ханумана, который согласно легенде верой и правдой служил герою Раме во время войны с ракшасами. Рядом весело плескалось полотнище с изображением царя птиц — коршуна Гаруды, напоминая, что сам предводитель ядавов Кришна сегодня ведет колесницу обладателя лука Гандива. Пять прекрасных белых коней, повинуясь воле возничего, влекли колесницу навстречу восходящему солнцу. В какое-то мгновение я смог разглядеть из-за копий и шлемов передних рядов самого Арджуну, озаренного сиянием драгоценного головного убора, полученного, как говорили, от небожителей. "Знамя на ветру" — так сказал бы чаран о лице человека, подхваченного пронзительным необоримым потоком жизни. Казалось, все телесное было сожжено в пламени духовного пыла.

По изумрудной траве медленно ехала золотая колесница под белым зонтом и знаменем с обезьяной. Арджуна вглядывался вдаль, равно безучастный к дерзким крикам врагов и нетерпеливому ожиданию, сковавшему наши ряды.

— Подобно полководцу на смотре войск, — с уважением сказал кто-то из моих воинов.

Враг приближался, но Арджуна медлил подать сигнал к атаке.

— Может быть, он еще не решил, — тихо шеп нул Митра и поежился, словно холод доспехов проник сквозь кожаную подстежку его панциря. "Арджуна все еще пытается понять, на чьей сто роне правда", — нелепая мысль. Она вошла в мое сознание как отражение тревоги и страха моих солдат. Ее не должно было быть, ибо сомнения за мутят разум и помешают стрельбе из лука. Созна ние должно просто отражать мир, как безупречно отполированный клинок. Так когда-то говорил мне Крипа, обучая обуздывать мысли и тело. Нас мно гому успели обучить: слиянию прозревших сер дец, гармонии мыслей, благоговению перед муд ростью патриархов, тому, что любая жизнь свя щенна. Обучили и вывели на Курукшетру, кажет ся, только затем, чтобы одним взмахом меча обес ценить все духовные искания ашрама ученичества, прекратить все сомнения, споры и надежды.

Каким бессмысленным представляется все происходящее! Я чувствовал, как страх черными холодными струйками затекает в щели доспехов, заполняет сердца стоящих вокруг меня воинов. Его тошнотворный запах витал в воздухе, смешиваясь с запахом пота, пыли, приближающейся смерти.

Нет ни прошлого, ни будущего. Нет выбора и надежда. Мир стад уикижйм и черным, кож. брошенный на землю щит, а человек — муравьем, ползущим по его раскаленной поверхности. И не было таинственной глубины, в которой могло сохраниться нерушимое зерно духа, тайна человеческой жизни. Не было ни тайны, ни Атмана. Были только плотные шеренги куру, несущих смерть, да погруженный в свои мысли Арджуна, бесстрастно взирающий на своих и чужих. Косматый ужас ворочался в людской толчее, как зверь в берлоге. Может быть, и Арджуна, застывший в золотой колеснице, просто оцепенел, заглянув в его лютые глаза…