Написано кровью моего сердца - Диана Гэблдон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Откровенно говоря, Уильяму больше не хотелось никаких новостей. Ему еще придется расплачиваться за то, что он проигнорировал приказ сэра Генри — разве что сэр Генри будет слишком занят и не обратит на это внимания…
Заслышав шаги, он сел. Беспокойство тут же улеглось, когда, откинув полог, на пороге палатки возник его отец… Точнее, лорд Джон. Он казался удивительно маленьким, даже хрупким. Хромая, он медленно вошел в круг света, и Уильям увидел повязку на его голове, левую руку в самодельной перевязи… и стертые до крови ноги.
— Ты…
— Я в порядке, — перебил Уильяма лорд Джон и слабо улыбнулся, хотя лицо его было бледным и изможденным. — Все хорошо, Уилли. Ты жив, и все хорошо.
Отец покачивался, вытянув вперед руку, чтобы удержать равновесие. Не найдя, за что схватиться, он опустил руку и выпрямился. Голос его был хриплым, но покрасневший глаз смотрел… с нежностью. Уильям сглотнул.
— Если нам есть что сказать друг другу, Уилли — а это так, — давай подождем до завтра. Пожалуйста. Я… — Не договорив, он слабо махнул рукой.
В горле у Уильяма стоял ком. Он кивнул и обеими руками вцепился в матрас. Отец тоже кивнул, глубоко вздохнул и повернулся к выходу. Там стоял дядя Хэл, хмуро и взволнованно глядевший на брата.
У Уильяма екнуло сердце.
— Папа!
Отец резко остановился и посмотрел на него через плечо.
— Я рад, что ты не умер! — выпалил Уильям.
На уставшем лице отца расцвела улыбка.
— Я тоже этому рад.
* * *
Йен шел прочь от лагеря англичан, не оглядываясь. Вокруг медленно дышала ночь. Он словно оказался заперт в огромном сердце, чьи толстые стенки то сдавливали его, не давая вздохнуть, то расходились в стороны, оставляя его почти невесомым.
Лорд Джон предложил, чтобы рану Йена осмотрел армейский хирург, однако Йен не мог остаться. Он должен найти Рэйчел и дядю Джейми. От лошади он тоже отказался, боясь, что не удержится в седле. Уж лучше пешком.
Он шел вполне уверенно, хотя и признавал, что чувствует себя не очень хорошо. Руки еще дрожали после нанесенного смертельного удара. Он зародился внутри и до сих пор эхом отдавался в теле, будто не имея возможности выйти. Ладно, вскоре это пройдет — Йен не в первый раз убивает, правда, последний раз это случилось давно, а подобной ярости он не испытывал и того дольше.
Кого же он убил перед этим индейцем? Память молчала. Йен слышал, видел и осязал, но эти чувства не вполне увязывались с тем, что он испытывал. Войска до сих пор возвращались в лагерь. Видимо, с наступлением темноты битва прекратилась, и солдаты шли домой. Они так шумели! Жестяные кружки и фляжки бились о патронташи, их звон долго еще стоял в ушах Йена, а далекие лагерные костры мешались с вьющимися вокруг светлячками.
Шотландский надсмотрщик. В Саратоге. Его лицо внезапно всплыло в памяти, а тело вспомнило ощущение от удара. Яростный тычок ножом под ребра, прямо в почку. Когда жизнь мужчины замерла, а потом оборвалась, в теле Йена возникло странное всеобъемлющее напряжение.
Чувствуют ли что-то подобное мясники, убивая животных? Йен испытывал эхо подобных ощущений, когда перерезал горло оленю — и не чувствовал ничего, сворачивая шею курице или разбивая череп кунице.
— Или ты просто привык к этому, — сказал он вслух и сам себе возразил: — Лучше бы не привыкал. Это плохо для твоей души, a bhalaich.
— Плохо. Но это происходит, когда убиваешь руками, так ведь? А вот при убийстве из ружья или лука такого нет, правда?
— Ну, не знаю, не знаю. Иногда я задумываюсь — а есть ли для убитого тобой та же разница, что и для тебя?
Ноги запутались в высокой траве. Похоже, он сошел с дороги. Была полночь, слабо светили звезды.
— Разница? — пробормотал Йен, озираясь в поисках дороги. — Какая ему разница? Он в любом случае умрет.
— Так и есть. Хотя я считаю, что убийство руками все равно хуже. Когда стреляют из оружия — это как удар молнии, понимаешь? Но убийство руками — это слишком личное.
Какое-то время Йен шел молча, мысли сновали в голове, будто пиявки в банке.
— Ладно, — сказал он наконец и лишь тогда осознал, что говорит вслух. — То было личным.
От ходьбы дрожь в теле улеглась. Дыхание ночи сжалось до раны в плече, боль пульсировала в такт с его сердцем.
Вспомнилась белая голубка Рэйчел, которая мирно покоилась на плече над раной, и разум Йена очистился. Он увидел мысленным взором лицо Рэйчел, услышал сверчков. Канонада в ушах смолкла, и ночь медленно полнилась покоем. А если его отец захочет сказать еще что-нибудь насчет убийства, Йен лучше промолчит.
* * *
Стиснув зубы, Джон Грей осторожно опустил раненые ноги в чан. К его удивлению, невзирая на стертую кожу и лопнувшие волдыри, ощущения оказались не такими уж неприятными.
— Странно, это ведь горячая вода? — Он наклонился, чтобы посмотреть.
— Оливковое масло, — сказал Хэл, и его измученное лицо расслабилось. — И оно должно быть теплым, а не горячим, иначе мой денщик на рассвете будет распят.
— Уверен, он уже зубами стучит от страха. Да, кстати, спасибо, — осторожно шевеля ногами, поблагодарил Грей.
Он сидел на кровати брата, а Хэл устроился на сундуке и лил что-то из фляжки в поцарапанные оловянные чашки, которые сопровождали его во всех походах.
— Пожалуйста. — Хэл передал ему чашку. — Что, черт побери, стряслось с твоим глазом? А рука? Она сломана? Я послал за хирургом, но он может прийти не сразу. — Хэл взмахнул рукой, подразумевая, что в связи с недавней битвой полно раненых и тех, кто получил тепловой удар.
— Мне не нужен хирург. Я поначалу решил, что рука сломана, но теперь почти уверен, что это просто сильный ушиб. А глаз… это Джейми Фрэзер постарался.
— Правда? — удивился Хэл и нагнулся, чтобы посмотреть на глаз брата.
Повязку Грей уже снял, и глаз, по его ощущениям, шел на поправку. Слезы больше не текли постоянно, отек почти спал, и Грей пусть с осторожностью, но уже мог двигать глазом. Впрочем, судя по выражению лица Хэла, краснота и синяк еще не до конца сошли.
— Сначала Джейми, потом его жена. — Грей осторожно коснулся глаза. — Он ударил меня, а она ценой жутких мучений вправила мне глаз и обмазала медом.
— Меня это ничуть не удивляет, я уже
