Ожерелье королевы - Александр Дюма

– Итак, до завтра, – пролепетал Бемер, – не правда ли, ваше высокопреосвященство?

– Завтра, в одиннадцать утра, в версальской капелле, – отозвался кардинал.

18. Фехтование и дипломатия

На другой день, часов около десяти, в Версаль въехала карета, украшенная гербом г-на де Бретейля.

Если читатель не забыл истории Бальзамо и Жильбера, он помнит и о том, что г-н де Бретейль, соперник и заклятый враг г-на де Рогана, давно уже поджидал случая нанести своему недругу смертельный удар.

В этом отношении дипломатия куда выше искусства шпаги: в фехтовании удар надо парировать ударом, хорошо ли, плохо ли, но немедленно, а дипломаты лет пятнадцать, если не больше, готовят свой удар, дабы он оказался возможно более сокрушительным.

Час назад для г-на де Бретейля испросили аудиенцию у короля, и вот теперь он входил к его величеству, который одевался, собираясь к мессе.

– Погода великолепная, – радостно объявил Людовик XVI, едва дипломат вступил в его кабинет. – Вот это Успение! Полюбуйтесь, на небе ни облачка!

– Я в отчаянии, государь, что омрачу тучами спокойствие вашего величества, – ответствовал министр.

– Ну, вот! – нахмурился король. – Снова день начинается с огорчений. Что там у вас стряслось?

– Я в большом затруднении, ваше величество, не знаю, с чего и начать, тем более что дело это на первый взгляд не имеет отношения к моему министерству. Речь идет о краже, а кражи касаются скорее начальника полиции.

– О краже? – отозвался король. – Ведь вы министр юстиции, а воры рано или поздно всегда предстают перед судом. Суд же находится в ведении министра юстиции, каковым вы и являетесь. Итак, говорите.

– Хорошо, государь, дело заключается в следующем. Приходилось ли вашему величеству слышать что-либо о бриллиантовом ожерелье?

– Об ожерелье господина Бемера?

– Да, государь.

– От которого отказалась королева?

– Вот именно.

– Благодаря ее отказу я получил превосходный корабль «Сюфрен», – потирая руки, добавил король.

– Так вот, ваше величество, – продолжал барон де Бретейль, не смущаясь тем, какое зло собирается причинить, – это ожерелье похищено.

– А, тем хуже, тем хуже, – сказал король. – Оно стоило больших денег. Впрочем, эти бриллианты легко узнать, а распилить их – значит сильно обесценить украденное. Их не распилят, и полиция их найдет.

– Государь, – перебил барон де Бретейль, – это не обычная кража. Ходят всякие слухи.

– Слухи? Какие слухи?

– Государь, поговаривают, будто королева оставила ожерелье себе.

– Как оставила? Она отказалась от него при мне, не пожелала даже на него взглянуть. Глупости, чепуха, барон. Королева не оставляла себе ожерелья.

– Государь, я употребил более мягкое выражение, чем то, которое твердят сплетники. Клевета настолько не считается с великими мира сего, что слова, к которым она прибегает, слишком мучительны для королевского слуха. Слово «оставила»…

– Ах, полноте, господин де Бретейль, – с улыбкой заметил король, – я полагаю, никто не говорит, что королева украла бриллиантовое ожерелье.

– Государь, – поспешно подхватил г-н де Бретейль, – поговаривают, что королева тайком возобновила сделку, которую расторгла в присутствии вашего величества; поговаривают – мне нет нужды повторять вашему величеству, как я, почтительный и преданный ваш слуга, презираю эти гнусные домыслы, – но злые языки утверждают, будто у ювелиров хранится собственноручная расписка ее величества, подтверждающая, что ожерелье осталось у королевы.

Король побледнел.

– И это говорят вслух! До чего же еще договорятся? Право, это весьма меня удивляет, – воскликнул он. – С какой стати королеве покупать ожерелье тайком? Я ничуть не осудил бы ее за это приобретение. Королева – женщина, а ожерелье – прекрасная и уникальная вещица. Королева, слава Богу, в состоянии потратить полтора миллиона на украшения, коль скоро ей придет охота. Я одобрил бы ее; она совершила лишь один промах: ей не следовало скрывать от меня свое желание. Но королю не пристало вникать в такое дело: на это имеет право только супруг. Муж бранит жену, если хочет и если может, но я ни за кем не признаю права вмешиваться в их отношения или злословить на их счет.

Барон склонился, слыша столь благородные и смелые речи. Но твердость Людовика XVI была поверхностна. Едва выказав ее, он вновь начинал колебаться и беспокоиться.

– И потом, – продолжал он, – что вы толкуете о краже? Ведь вы, по-моему, упомянули о краже? Если ожерелье украдено, оно не может находиться у королевы. Это было бы нелогично.

– Гнев вашего величества произвел на меня такое действие, – отвечал барон, – что я не в силах был говорить.

– Гнев? Мой гнев? Ну, барон… Право, барон…

И добродушный король расхохотался.

– Ну да ладно, договаривайте и расскажите мне все как есть. Скажите, что королева продала ожерелье евреям. Бедняжка, она все время нуждается в деньгах, а я не всегда их ей даю.

– Именно об этом я и собирался рассказать вашему величеству. Два месяца назад королева через господина де Калонна обратилась с просьбой о пятистах тысячах ливров, а вы, ваше величество, отказались подписать приказ.

– Верно.

– Так вот, государь, говорят, будто эти деньги предназначались для выплаты первого взноса за купленное ожерелье. Не получив денег, королева отказалась платить.

– Что же дальше? – осведомился король, мало-помалу проникаясь интересом к словам посетителя, как это бывает, когда вызывающий сомнение рассказ начинает обретать правдоподобие.

– Дальше, государь, начинается история, которую я, как усердный слуга вашего величества, обязан вам рассказать.

– А, так это только начало? Что же за ним последует, силы небесные? – воскликнул король, выдав тем самым свое смущение и уступив барону преимущество в разговоре.

– Государь, говорят, будто королева обратилась за деньгами к некоему лицу.

– К кому же? Надо думать, к какому-нибудь еврею?

– Нет, государь, не к еврею.

– О Господи! Вы как-то странно говорите об этом, Бретейль. А, понимаю, я догадался: нити интриги тянутся за границу. Королева попросила денег у брата, у родни. Тут замешана Австрия.

Известно, как чувствителен был король ко всему, что шло из Вены.

– Если бы так! – отозвался г-н де Бретейль.

– Что? Да у кого же в таком случае королева попросила денег?

– Государь, я не смею…

– Вы меня поражаете, сударь, – вскинув голову, произнес король властным тоном. – Немедля объяснитесь и назовите человека, ссудившего королеву деньгами.

– Господин де Роган, ваше величество.

– И вы, не краснея, называете мне имя господина де Рогана, о котором вся Франция знает, что он разорен дотла?