Московия - Сигизмунд Герберштейн

Здесь начался настоящий спектакль. Весь вопрос был в том, кто из них первым, посол или пристав, выйдет из саней. Оба встали, но медлили; как только посол поставил ногу на край саней, русский отступил назад, после чего посол не только отступил, но и совсем сел. «Ха, — сказал русский, — дело плохо», ибо он не хотел признаться, что первым отступил назад. Он не хотел также, чтобы обе стороны одновременно вышли из саней. Дважды посол делал вид, что падает, когда собирался выйти из саней; русский же всякий раз отступал назад и снова садился. Эта дурацкая сцена продолжалась более получаса. Нас окружали сотни людей, наблюдавшие за сценой».

Сцены, подобные описанной Герберштейном и Витсеном, повторялись, судя по всему, постоянно, при этом в выдержке состязались обе стороны. Например, английский посол Чарльз Карлейль, посетивший Москву раньше Витсена, но позже Герберштейна, писал, что пристав сообщил ему свое желание, чтобы посол вышел из саней раньше него. Посол отказался, началась бурная перепалка, и было наконец решено, что они выйдут из саней одновременно. Однако, по словам английского рассказчика, пристав «повис в воздухе на руках своего слуги, касаясь земли лишь кончиками пальцев ног, в то время как посол вышел свободно». Московиты, как многократно повторяли иностранные дипломаты, всегда «стараются сойти с лошади или выйти из повозки последними, сесть в седло первыми, везде занять почетное место, снять шляпу последними, идти на несколько шагов впереди и постоянно повторять все титулы царя».

316

3 …имя посла и… слуг его, равно как имена их родителей… — Выяснять, кто входил в состав иностранного посольства, было одной из первых забот принимающей стороны. Хозяева должны были представлять себе степень знатности приезжих, чтобы обращаться с ними в соответствии с их положением. Одновременно, недостаточно высокое положение посла могло бы нанести урон чести хозяев. Следовало также оценить компетентность членов посольства. Знать имена родителей следовало еще и потому, что вежливое обращение в русском языке предполагает употребление имени и отчества, и было общепринято русифицировать западные имена, прилагая к имени европейского гостя имя его отца, что, конечно, непривычным к этому иностранцам часто казалось странным.

317

4 …мой сопровождающий Тимофей Константинович… — При каждом посланнике состоял дьяк, он же переводчик, чиновник среднего ранга, из хорошей семьи. Хлуденевы, род, из которого происходил Тимофей Константинович, были во время Василия III дворянами. Обязанности дьяка были самыми разнообразными: он должен был следить за соблюдением своим подопечным протокола, исправлять его невольные ошибки, вызванные незнанием местных обычаев, и, по возможности, пресекать сознательные ошибки, вызванные желанием обострить отношения. Он должен был внимательно вслушиваться в разговоры гостей между собой и наблюдать за тем, чтобы они не злоумышляли против государства; чтобы они не увидели ничего, что хотелось бы скрыть от взгляда приезжего. С самых древних времен так вели себя чиновники при посольствах во всем мире. Одновременно дьяк осуществлял наблюдение над тем, чтобы бытовая сторона путешествия не вызывала нареканий у членов посольства: они должны были есть-спать так, чтобы не иметь повода для жалоб на русское гостеприимство. Он должен был оберегать их от возможной опасности, к примеру, провалиться под лед на зимней переправе, угореть от печки на ночлеге, отравиться незнакомой едой… Дьяк был приближенным лицом посла и прежде всего через его плечо иностранец смотрел на Московию и русских.

318

5 Мне представили писца, который… распоряжался доставкой еды… — Перечень продуктов, доставляемых посольству, впечатляет. Русские не считали ни говядины, ни кур, ни даже «перца и шафрана», то есть пряностей, в Европе стоивших дорого. В Московии еда стоила дешевле. Венецианский купец и дипломат Иосафат Барбаро, посетивший Московию раньше Герберштейна, писал: «Изобилие хлеба и мяса можно представить себе по тому, как продают мясо: его дают не на вес, а просто на глаз, причем не менее четырех фунтов за один маркет. На один дукат получают семьдесят кур, а один гусь стоит 3 маркета». Не меньшее впечатление московское изобилие произвело на Контарини (см. о нем «Сразились цари между собою», прим. 13), который писал: «В конце октября река, протекающая через город, вся замерзает; на ней строят лавки для различных товаров, и там происходят все базары, а в городе тогда почти ничего не продается. Так делается потому, что это место считается менее холодным, чем всякое другое: оно окружено городом со стороны обоих берегов и защищено от ветра. Ежедневно на льду реки находится громадное количество зерна, говядины, свинины, дров, сена и всяких других необходимых товаров. В течение всей зимы эти товары не иссякают. К концу ноября обладатели коров и свиней бьют их и везут на продажу в город. Так цельными тушами их время от времени добавляют для сбыта на городской рынок, и чистое удовольствие смотреть на это огромное количество ободранных от шкур коров, которых поставили на ноги на льду реки. Таким образом люди могут есть мясо более чем три месяца подряд. То же самое делают с рыбой, с курами и другим продовольствием». Эти цельные туши, стоящие на льду реки, упоминаются практически всеми иностранцами, побывавшими в Москве зимой, видимо, зрелище было поистине впечатляющим.

319

6 Когда однажды я купил живую рыбу… — Герберштейн не всегда дает понять читателю, о каком посольстве, первом или втором, он рассказывает. В обоих случаях он въезжал в Московию в середине марта. Живая рыба — скорее всего улов еще подледной рыбалки. Известно, что рыбу ловили по-разному. Так, один из путешественников видел, как на озере Ильмень из-подо льда «большими сетями вытаскивали миллионы рыбок, похожих на корюшку». Ловят рыбу и другим способом, писал тот же наблюдатель: «На озере сидит мужчина с удочкой в маленьком шалаше, составленном из его саней, шубы и соломы; около него небольшой костер для обогрева, а также для того, чтобы не замерзало отверстие во льду озера, через которое он опускает леску; ее конец привязан к веревочке, которая шевелится от малейшего прикосновения» (Витсен).

Реки на Руси вскрывались в среднем между десятыми числами марта и концом апреля, а, по имеющимся сведениям, зимы в начале XVI в. были, как правило, суровыми и долгими. Правда, Герберштейн описывает, как посольство с громадным трудом пробиралось к Москве через вскрывающиеся реки, но ловить рыбу среди вздыбленных льдин решительно невозможно.

320

7 …почтив