Sindroma unicuma. Книга 2. - Блэки Хол

— Сняли бы сумку, — предложил профессор. — Могу подержать.

— Нет, — ответила я резко. — Там… результат нашей сделки.

Альрик непонимающе воззрился и вдруг весело ухмыльнулся.

— Пройдемте, — только и сказал, вынимая швабру и пропуская вперед великую спасительницу деканов, проректрис и профессоров.

Дорога до закрытой лаборатории прошла во взаимном молчании, но по пути мой спутник здоровался и пожимал руки встречным знакомым и коллегам, которые жили спокойно, дышали ровно и не подозревали, что несколькими коридорами правее, в одной из множества лабораторий, недавно был спасен мир. Мною. Ну, и Альриком. И деканом. И вообще, надо быть скромнее.

Мы шли, и я вдруг поймала себя на мысли, что в голове пусто. Даже если навстречу попалась бы Лизбэт с топором, приготовленным для соперницы, или следом бежали бы толпы фанаток, забрасывая камнями, мне стало всё равно. Голова работала, но острота ощущений притупилась. Происходящее воспринималось через призму отстраненности, будто бы я со стороны наблюдала за собой.

— Почему пострадали Стопятнадцатый и Царица? — спросила, когда мы подошли к стене с электронным замком, и не сообразила, что раскрыла прозвище проректрисы. — На них же clipo intacti[46].

— Щит не защищает от физических травм, — пояснил профессор. — Он отбрасывает любое вис-воздействие, но не спасет от подзатыльника или от острого клюва.

Альрик пропустил меня в лабораторию. Ведь я зарекалась больше туда ни ногой, а не прошло недели, как снова ошиваюсь на закрытом пятом этаже.

— Я думала, набежит народ, и нас будут снимать с пожарной машины или растянут батут под окнами. И приедет телевидение, а газетчики возьмут интервью, — пробурчала, водрузив сумку на кушетку.

Мужчина скрылся в комнате с пальмой и загремел чем-то стеклянным. Наверное, выгребал лекарства из холодильника, которые могли пригодиться в разрушенной лаборатории.

— Вынужден разочаровать. Мы поставили veluma cilenche[47], усилив его заклинанием отвлечения, — ответил профессор, выйдя из комнаты отдыха. Мои предположения оказались верными. В руках он держал коробку, в которую составлял флаконы и пузырьки из шкафчика. Туда же бросил кучку упаковок с перчатками, бинты, салфетки, еще что-то вытаскивал из ящиков, ходя по туда-сюда по помещению, и складывал.

— А как Евстигнева Ромельевна попала в лабораторию? И что это за птица? А что вы будете с ней делать? Как от нее избавиться, если она неживая? — прорвало меня. — А…

Увлекшись я, не заметила, как Альрик остановился напротив.

— Тс-с, — приложил палец к моим губам, и я замерла, растерявшись. — Вы задаете слишком много вопросов. Не берите случившееся в голову.

Как не брать, если у проректрисы вырван кусок мяса с талии, Стопятнадцатый исполосован как бойцовый кот, а жуткий монстр под бронированным стеклом ждет малейшую оплошность, чтобы вырваться на свободу?

— Вопросы без ответов мешают спокойному сну и удачной сессии, так что отвлекитесь, займитесь приятными делами и забудьте о том, что видели. Поймите, Эва Карловна, ваша помощь оказалась поистине бесценной, и меня, как и Генриха Генриховича волнует ваше дальнейшее самочувствие. Прошу обдумать слова Стопятнадцатого. Он высказался из лучших побуждений, не имея специального умысла. Я же хочу просить вас о молчании — безоговорочном и тотальном.

Я хотела ответить, что не собираюсь забывать, а также трепать языком налево и направо, но, встретившись с глазами профессора, замерла. Он смотрел на меня так… словом, как не смотрел ни разу. Я имела честь познакомиться с ним сердитым, веселым, злым, задумчивым, расстроенным, невозмутимым, равнодушным, кипящим яростью, насмешливым, но сейчас… сейчас под взглядом мужчины сердце затрепыхалось, как пойманная в сети рыбка, и к горлу поднялась удушливая волна. В довесок профессор взял мою лапку и начал мягко поглаживать, а мне катастрофически не хватило сил вырвать руку. Я замерла истуканчиком, с языком, прилипшим к нёбу, и чувствовала, как наливаются жаром щеки и горят уши.

— Можно рассчитывать на ваше молчание? — спросил вкрадчиво Альрик, лаская ладошку, и каждое слово резонировало с ударами бухавшего сердца.

— Д-да… Конечно… — согласилась я завороженно, утопая в бездонной синеве взгляда.

— И забудете о том, что увидели сегодня?

— Да…

— Прекрасно. Умная девочка. И сильная, — сказал мужчина, и слова прозвучали наивысшей похвалой в его устах.

15.4

Очнулась, когда озябли пальцы, лишившиеся тепла профессорской руки, а сам он, опершись о кушетку, смотрел на меня с легкой улыбкой. Неужели я успела ляпнуть восторженную глупость, пожирая мужчину преданными глазами? Вот стыдобище!

Пытаясь скрыть парализующую неловкость, порывисто придвинула сумку.

— Здесь ваша доля.

— Оперативно, — похвалил Альрик, и ямочка на его подбородке, случайно выхваченная взглядом, опять выбила меня из колеи. — Сколько?

— Двести пятьдесят. — О чем это я? Ах, да, о деньгах. О бешеном количестве наличности. Надо переключиться с тревожащей близости профессора на свалившееся богатство. На обеспеченность. На возможность покупать всё, на что укажет мой палец.

— Сверх ожиданий, — заключил мужчина. — Я не ошибся в вас.

Стараясь не смотреть на него, я вытащила футлярчик из сумки и неуклюже открыла.

— Ваши сто двадцать пять.

— Вижу. Делите.

— Как? — уставилась я на Альрика. Простой вопрос завел в тупик.

— Поровну, как договаривались, — хмыкнул весело профессор. Видно, его неимоверно забавляло, когда удавалось поставить меня в затруднительное положение.

Как скажете. Пачка — налево, пачка — направо… И так, пока не осталась последняя упаковка банкнот, которую я протянула партнеру по сделке.

— Боюсь ошибиться.

Мужчина ловко вскрыл печать банка и, не считая, разделил купюры на две части.

— И все? Вдруг здесь меньше, а в этой больше?

— Выбирайте любую, — предложил профессор с несходящей улыбкой.

Поколебавшись, я из скромности выбрала сначала ту часть, где, как мне показалось, наделилось меньше денег, но посмотрела на веселящегося Альрика и назло ему схватила ту стопку, что повыше. Да, я такая — глянула на него с вызовом. Что заработала, то и беру.

— Всё устраивает? — задала стандартный вопрос, закрывающий сделку.

— Устраивает, — согласился мужчина, признав наш уговор свершившимся.

Свою долю я уложила в футлярчик, в то время как профессор, забив банкнотами сейф под этажеркой, поинтересовался: