Краем глаза - Дин Кунц

И теперь, после стольких лет, Эдому все еще снился этот кошмар, пусть и не столь часто, как раньше. А в последние годы начал трансформироваться в сон, вселяющий нежность и надежду. До этого он всегда просыпался, когда розы запихивали ему в рот, когда шипы касались ресниц, когда Агнес начинала бить отца Библией. Трансформация от ужаса к надежде произошла после того, как Агнес забеременела. Эдом не знал, почему так получилось, и не пытался разобраться, что к чему. Изменения несказанно радовали его, ибо теперь он просыпался умиротворенным, а не от крика душевной боли.

В то мартовское утро, через несколько минут после того, как караван с пирогами тронулся в путь, Эдом выехал из гаража на своем «Форде» и направился в питомник. Весна приближалась, в розарии, который ему помог разбить Джо Лампион, предстояло много работы. Он с радостью думал о том, как будет выбирать саженцы, садовые инструменты, удобрения.

В то утро, когда все произошло, Том Ванадий встал позже, чем обычно, побрился, принял душ, потом воспользовался телефоном в кабинете Пола на первом этаже, чтобы позвонить Максу Беллини, в полицейское управление штата Орегон и полицейский участок Спрюс-Хиллз.

В это утро он ощущал непривычную тревогу. Его стоическая натура, впитанная за долгие годы философия иезуитов, требовавшая смиренно воспринимать то, что дарует следующий день, приобретенное на службе в отделе расследования убийств терпение не могли подавить зародившегося в нем раздражения. За более чем два месяца, прошедшие после убийства преподобного Уайта, Енох Каин никак не дал о себе знать. Словно сквозь землю провалился. И зернышко раздражения выросло сначала в дерево, а потом в целый лес, так что теперь каждое утро начиналось для Тома с того, что он продирался сквозь заросли нетерпения.

После январских событий, связанных с Барти и Ангел, Целестина, Грейс и Уолли больше не заикались о возвращении в Сан-Франциско. Они начали новую жизнь в Брайт-Бич-и, судя по всему, собирались жить здесь долго и счастливо, в полной уверенности, что полезных дел им хватит до самой смерти.

Том тоже был намерен обосноваться в Брайт-Бич, помогая Агнес в ее благотворительных хлопотах. Однако колебался, надевать ли вновь сутану или до конца своих дней остаться мирянином. И окончательное решение хотел принять после завершения дела Каина.

С другой стороны, он не мог и дальше пользоваться гостеприимством Пола Дамаска. После того как Том привез Уолли в город, он занял спальню для гостей. Понимал, что может оставаться в ней сколько угодно, но, несмотря на ощущение, что в этих людях он нашел свою настоящую семью, Том тем не менее чувствовал, что злоупотребляет добрым отношением к себе.

Перед звонками Беллини в Сан-Франциско и в Орегон он обращался к богу с просьбой о том, чтобы с другого конца провода до него донеслась благая весть, но молитвы его оставались без ответа. Каина никто не видел, о нем ничего не слышали, даже вездесущие журналисты, жаждавшие сенсации, не могли его отыскать.

Утренние звонки лишь добавили Ванадию раздражительности. Он поднялся из-за стола, взял с крыльца газету и пошел на кухню, чтобы выпить кофе.

Заварил покрепче и с газетой сел за стол, поставив перед собой дымящуюся кружку. Кофе он пил черным и без сахара.

И уже раскрывал газету, когда заметил на столе четвертак. Блестящий. С надписью «LIBERTY»[83] поверху, полукругом, над головой патриота, со словами «IN GOD WE TRUST»[84] под подбородком.

Том Ванадий не полагал себя тревожно-мнительной личностью, поэтому первым к нему пришло наиболее логичное объяснение. Пол хотел научиться фокусу с монеткой и, хотя не мог добиться хоть каких-то успехов, время от времени тренировался по утрам. Несомненно, он проделывал это ранним утром или вчера вечером, перед тем как пойти спать, пока хватало терпения.

Уолли продал принадлежащую ему в Сан-Франциско недвижимость, точно следуя инструкциям Ванадия. Любая попытка найти его в Брайт-Бич закончилась бы неудачей. Автомобили он покупал через специально созданную для этого корпорацию, а владельцем его нового дома считался фонд, названный в честь его первой жены.

Целестина, Грейс, да и сам Том приняли экстраординарные меры предосторожности, дабы не оставить никаких следов. Те немногие полицейские чины, которые знали, как найти Тома и, через него, остальных, прекрасно понимали, что его местопребывание и телефонный номер должны храниться в строгом секрете.

Четвертак поблескивал серебром. Под шеей патриота значилась дата чеканки монеты: 1965. По чистому совпадению, год смерти Наоми. Год встречи с Каином. Год, когда все и началось.

Когда Пол пытался заставить четвертак скользить по костяшкам пальцев, он обычно проделывал это на диване или в кресле, всегда в комнате, на полу которой лежал ковер, потому что, падая на твердую поверхность, монета звенела, отскакивала, и приходилось подниматься, чтобы взять ее в руки.

Из ящика буфета Том достал нож. С самым большим и острым лезвием.

Револьвер он оставил наверху, в ночном столике.

Отдавая себе отчет, что переигрывает, Том тем не менее покинул кухню как коп, а не священник: пригнувшись, выставив вперед нож, быстро миновав порог.

Из кухни в столовую, потом в коридор, спиной к стене, двигаясь быстро, наконец в холл. Там остановился, прислушался.

Том был в доме один. Следовательно, никаких звуков раздаваться не могло. Ганна Рей, домоправительница, не приходила раньше десяти часов.

И ему действительно ответила полная тишина. Дом словно замер, до Тома не долетало ни звука.

Поиски Каина отошли на второй план. Первым делом следовало добраться до револьвера. А уж вооружившись им, выходить на охоту. Найти Каина, обследуя комнату за комнатой. Найти, если он был здесь. И если он не начал охоту первым.

Том Ванадий поднялся по ступеням.

Дядя Джейкоб — повар, нянька и исследователь гибели людей в бушующих потоках воды, убрал со стола и вымыл посуду, пока Барти терпеливо выдерживал разговор ни о чем с Пикси Ли и мисс Велвита Чиз, имя которой не являлось почетным титулом, присуждаемым победительнице конкурса красоты, организованного компанией «Крафт фудс», как он поначалу думал. Согласно мнению Ангел, она приходилась «хорошей» сестрой отвратительному лживому сырному человеку из телевизионных рекламных роликов.

Протерев тарелки и поставив их на полки, Джейкоб удалился в гостиную и сел в кресло, чтобы, забыв обо всем, даже о сандвичах для ленча, с головой уйти в книгу о прорывах дамб, пока Барти и Ангел не вытащили бы его с затопленных улиц какого-то города, на горе его жителям оказавшегося на пути бурного потока.