Оно - Стивен Кинг

Они переглянулись, смущенно, чуть ли не виновато, как всегда случается с американцами, если им прямо указывают на их успешность: как будто деньги — сваренные вкрутую яйца; если съесть их слишком много, без пердежа не обойтись. Билл почувствовал, как кровь приливает к щекам и ничего не мог с этим поделать. Ему заплатили на десять тысяч больше упомянутой Майком суммы за первый вариант сценария «Комнаты на чердаке». Ему обещали заплатить по двадцать тысяч за каждую из двух доработок сценария, если они потребуются. Плюс еще роялти… и весомый задаток по только что подписанному контракту на две книги… и какую сумму он указал в налоговой декларации за 1984 год? Почти восемьсот тысяч долларов, так? Достаточную, чтобы она выглядела чудовищно большой в сравнении одиннадцатью тысячами годового дохода Майка Хэнлона.

«Значит, столько они платят тебе за то, чтобы маяк не погас, старина Майк, — подумал Билл. — Господи Иисусе, в какой-то момент тебе определенно следовало попросить прибавку!»

— Билл Денбро, — продолжал Майк, — успешный романист в обществе, где романисты наперечет, и только некоторые из них настолько удачливы, что полученных за продажу романов денег хватает на жизнь. Беверли Роган — дизайнер женской одежды. Этот бизнес притягивает многих, но чего-то добиться удается единицам. Ей удается. Если на то пошло, сейчас она — самый востребованный дизайнер в центральной трети этой страны.

— Это не моя заслуга. — Она нервно засмеялась, зажгла новую сигарету от дымящегося окурка предыдущей. — Это все Том. Только Том. Без него я бы ушивала блузки и подрубала подолы. У меня нет никакой деловой жилки, даже Том это говорит. Это только… вы понимаете, Том. И удача. — Она глубоко затянулась и тут же затушила сигарету.

— Моя думать, дама слишком уж протестовать, — лукаво заметил Ричи.

Она быстро повернулась к нему и одарила суровым взглядом. Кровь бросилась в лицо.

— И что ты хочешь этим сказать, Ричи Тозиер?

— Не бейте меня, миз Скавлет! — заверещал Ричи высоким, дрожащим Голосом Пиканинни, и в этот самый момент Билл с пугающей ясностью увидел мальчишку, которого знал; не ту оттесненную тень, что иной раз проступала сквозь взрослый образ Рича Тозиера, но человека, еще более реального, чем нынешний Ричи. — Не бейте меня! Позвольте мне пренисти вам исчо адин мятный джулеп,[204] миз Скавлет! Вы выпить его на крыльце, где чуть прохлаже! Не порите бедного малчыка!

— Ты ужасен, Ричи. — Голос Беверли звучал холодно. — Пора тебе повзрослеть.

Ричи посмотрел на нее, его улыбка медленно увяла, на лице отразилась неуверенность.

— Я думал, что повзрослел, пока не вернулся сюда.

— Рич, ты, возможно, самый успешный диджей Соединенных Штатов. — Майк продолжил тему. — Весь Лос-Анджелес кормится с твоей руки. Самые удачные у тебя две синдицированные программы, одна — Сорок лучших, вторая — что-то вроде Сорока бредовых…

— Думай, что говоришь, дурак, — заговорил Ричи Голосом мистера Ти,[205] но покраснел от удовольствия. — А не то поменяю тебе местами перед и зад. Проведу кулаком операцию на мозге. Я…

— Эдди, — Майк уже отвернулся от Ричи, — у тебя процветающая фирма по прокату лимузинов, и это в городе, где приходится расталкивать большие черные автомобили, переходя улицу. Каждую неделю в Большом Яблоке разоряются две компании по прокату лимузинов, но у тебя все прекрасно. Бен, ты, вероятно, лучший из молодых архитекторов во всем мире.

Бен открыл рот, возможно, чтобы запротестовать, и тут же резко закрыл.

Майк им всем улыбнулся, раскинул руки.

— Я никого не хочу смущать, но должен выложить все карты на стол. Есть люди, которые добиваются успеха молодыми, и есть люди, которые добиваются успеха в узких областях. Если бы таких людей не было, думаю, у всех давно бы опустились руки. Если бы такое произошло с кем-то одним из вас или двумя, мы могли бы списать это на совпадение. Но в нашем случае речь идет обо всех. Включая и Стэнли Уриса, который был самым успешным молодым бухгалтером в Атланте… то есть и на всем Юге. Мой вывод — ваш успех берет начало в том, что произошло здесь двадцать семь лет назад. Если б вы все надышались тогда асбестовой пыли и теперь у вас всех диагностировали бы рак легких, соотношение было бы не менее убедительным. Кто-нибудь хочет возразить?

Он смотрел на них. Они молчали.

— Со всеми понятно, кроме тебя, — наконец указал Билл. — Что случилось с тобой, Майки?

— Разве не очевидно? — он улыбнулся. — Я оставался здесь.

— Не давал погаснуть маяку, — добавил Бен. Билл вздрогнул, резко повернулся к нему, но Бен пристально смотрел на Майка и ничего не заметил. — И меня такой расклад не радует, Майк. Более того, при таком раскладе я чувствую себя говнюком.

— Аминь, — выдохнула Беверли.

Майк покачал головой:

— Вы не должны чувствовать за собой вину, никто. Или вы думаете, что я остался здесь по собственному выбору, точно так же, как вы, любой из вас, решил уехать? Черт, мы же были детьми. По той или иной причине ваши родители уехали из Дерри, а вас взяли с собой, как багаж. Мои родители остались. Это действительно был их выбор? Наши родители сами так решили? Не думаю. Кем принималось решение, кому уезжать, а кому оставаться? Решала удача? Судьба? Оно? Какая-то другая высшая сила? Не знаю. Но точно не мы. Поэтому нечего корить себя.

— Ты… не злишься? — застенчиво спросил Эдди.

— Я был слишком занят, чтобы злиться, — ответил Майк. — Долгое время я наблюдал и ждал… думаю, наблюдал и ждал задолго до того, как понял, что делаю, но последние пять лет или около того пребывал, можно сказать, в состоянии боевой готовности. С начала этого года я стал вести дневник. А когда человек пишет, он думает интенсивнее… а может, лучше сосредотачивается на главном. И когда я писал дневник, я среди прочего думал о природе Оно. Оно изменяется, мы это знаем. Я думаю, Оно манипулирует людьми и оставляет на людях свои отметины, только в силу того, что такая уж у Оно сущность — все равно что ты ощущаешь на себе запах скунса даже после того, как долго отмокал в ванне, если он «разрядился» где-то поблизости от тебя. Или как кузнечик метит твою ладонь, выделяя какую-то жижу, если ты его ловишь.

Майк медленно расстегнул рубашку, развел полы в сторону. На груди, между сосками, они увидели розовые загогулины шрамов на гладкой коричневой коже.

— Как когти оставляют шрамы.

— Оборотень. — Ричи едва не стонал. — Господи Иисусе, Большой Билл, оборотень! Когда мы пошли на Нейболт-стрит!

— Что? — спросил Билл. Голосом человека, вырванного из сна. — Что, Ричи?