Лазарит - Симона Вилар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пусть придет в большую галерею, — приказал де Шампер.
Большая галерея была не чем иным, как просторным широким залом, дальний конец которого скрывался в полусумраке. Здесь еще не погасили масляные лампы, установленные на кованых треножниках, и их желтоватый свет сливался с призрачным светом луны, проникавшим сквозь высокие окна. Стену напротив, украшенную сарацинами изречениями Пророка, занимали щиты орденских братьев — бело-черные, миндалевидные, с алыми крестами.
Лазарит вышел из бокового прохода и сразу же направился к маршалу, стоявшему у окна. Его голову до плеч скрывал поблескивающий металлом топхельм, серая котта с зеленым крестом падала крупными складками поверх слабо позвякивающей кольчуги, двигался рыцарь неторопливо и грациозно, как породистый скакун. Ужасающая болезнь, из-за которой он прячет свое лицо, — и такая сила и грация в каждом движении!
Уильям ощутил, как в душу закралось смутное подозрение, но когда он приветствовал рыцаря, его голос звучал спокойно:
— Слава Иисусу Христу, брат!
— Во веки веков! — отозвался тот. Голос рыцаря из-за шлема звучал несколько приглушенно.
Шлем был прекрасной работы, прорезь для глаз довольно широкой и достаточно длинной, чтобы не мешать обозревать поле боя. Глаза лазарита показались маршалу светлыми. Были ли они голубыми?
— Я слушаю вас, брат.
Лазарит глубоко вздохнул и опустился на колено.
— Мессир маршал, прошу позволить мне покинуть Акру.
Это было неожиданно. Уильям молчал, наблюдая, как лазарит поднялся и стал пояснять:
— Я вынужден признать, что мое прибытие в Святую землю было ошибкой. Дома у меня остались неоконченными крайне важные дела, требующие моего присутствия. Мне необходимо вернуться, чтобы исполнить обязанности, которые налагает на меня мой род. Поэтому прошу вас выдать мне и моей свите разрешение отплыть на одном из кораблей, следующих в Европу.
Уильям сухо заметил, что, вступая в орден лазаритов, более того — признавая свою болезнь, рыцарю уже не должно заниматься мирскими делами. Тем более странно слышать подобные речи от брата, только что сошедшего с корабля. Ведь он не ошибается и его поздний гость прибыл не далее как вчера?
Уильям знал всех лазаритов, уцелевших после взятия Акры. Этот человек был не из них. А о тех, кто прибыл вчера, ему пока ничего не было известно.
— Это так, мессир, — произнес рыцарь, — однако уже здесь мне вручили послание, вынуждающее меня вернуться вместе со всей моей свитой. Их пятеро, в том числе трое детей, один из них — грудной младенец. Ранами Иисуса, страдавшего за нас на кресте, заклинаю вас исполнить мою просьбу!
«О своих спутниках он, похоже, заботится особенно, — отметил де Шампер. — Но что за свита у прокаженного? Какие еще дети?»
Сейчас маршал думал о хитроумных попытках мусульманских пленников бежать из Акры. На какие только ухищрения не пускались засланные эмирами в город лазутчики, чтобы вернуть свободу своим друзьям и родственникам, оказавшимся в заточении у крестоносцев. И сейчас он почти не сомневался, что нечто подобное на уме у этого воина, выдающего себя за лазарита.
— На чье же имя я должен выдать разрешение? — негромко спросил он.
До него донесся легчайший вздох. Вздох облегчения. Но маршал всего лишь позволил незнакомцу потешить себя надеждой.
— Мое имя Мартин д'Анэ. Я рыцарь из Намюра.
В груди у маршала неожиданно стало горячо. Мартин д'Анэ! Тот, кто совратил его сестру? Или это и впрямь тот, кто значится под этим именем в орденских списках и действительно болен проказой? Он как будто собирался в Палестину, но магистр госпитальеров Гарнье не был ни в чем уверен… Связан ли он каким-либо образом с Джоанной? Кто он на самом деле?
Но какие бы чувства ни бушевали в груди Уильяма де Шампера, внешне он оставался спокоен. Мартин д'Анэ перечислил своих спутников: оруженосец, слуга-араб, служанка в почтенных летах, молодая женщина с новорожденным ребенком и еще двое детей. Кто для него эти люди?
Голос незнакомца вызвал в памяти смутные образы. Совратитель, описанный сестрой, напомнил ему человека, который некогда обманным путем направил войска Иерусалимского королевства к осажденной Тивериаде, и теперь маршал пытался различить в его речи знакомые интонации. Прошло немало времени, это непросто, в особенности если учесть, что лазутчик по имени Арно де Бетсан тогда большей частью отмалчивался, а затем стонал и вопил под пыткой. И в конце концов умудрился сбежать.
Мог ли он осмелиться после всего, что с ним случилось, вновь предстать перед своим палачом? Полно — он ли это? Но кто же тогда? Лазариты утверждали, что один из членов их братства, также носивший имя Мартин, погиб во время схватки с сарацинами.
— Я бы хотел взглянуть на тех, о ком вы говорите, прежде чем дать дозволение на ваше отплытие, — де Шампер произнес это спокойно и вполне миролюбиво, добавив, что ему необходимо убедиться, что его спутники — не из числа пленников-сарацин.
Лазарит не возражал. Маршал может прибыть лично или прислать одного из своих людей, чтобы удостовериться, что эти люди не имеют отношения к плененному гарнизону Акры.
Неожиданно де Шампер сказал:
— Покажите мне свое лицо.
Лазарит замолчал.
— Не унижайте меня таким приказом, мессир, — наконец произнес он, отступая.
Прокаженные не любят, когда их обезображенные лица видят здоровые люди. Даже те, кого маршал знал в Акре, открывались только перед ним. Этот же выдавал себя за вновь прибывшего и, как и многие его собратья, мог не хотеть предъявить свое уродство, свой стыд и боль.
— И все же я настаиваю.
— Нет!
Де Шампер развел руками.
— Что ж, тогда я вынужден вам отказать.
Он повернулся и сделал вид, что покидает галерею.
— Вы не сможете мне отказать, мессир! — выкрикнул ему вслед лазарит. — Ибо в противном случае…
Маршал остановился. Рыцарь медленно приблизился к нему.
— В противном случае я поведаю вашим собратьям, что сестра их маршала, Джоанна де Шампер, была моей любовницей.
Итак — это он!
Уильям де Шампер молча разглядывал собеседника. Тем временем мнимый лазарит сообщил, что если его схватят, верные ему люди не замедлят распространить весть о позоре Джоанны. Есть немало свидетелей, которые подтвердят их слова. Например, близкий сподвижник короля граф Роберт Лестер, комендант крепости в городке Олимпус Чезаре да Гузиано, его капеллан отец Паоло и многие, многие другие.
— Ваша сестра была очень мила со мною, мессир, — наконец проговорил он. — Для меня она стала последней радостью в этой жизни, ибо болезнь вскоре наложила на меня свое жестокое клеймо.