Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945 - Вера Павловна Фролова

Я постаралась перевести разговор: «Почему ты с гитарой? Думаешь, самое подходящее время?..»

– Эту гитару мне подарили англичане. Английские пленные. И я никогда не расстанусь с ней. Никогда! – с непонятным вызовом произнесла круглолицая. – Если бы вы знали, какие это замечательные люди… Они помогали нам, «остарбайтерам», всем, чем только могли… Значит… – Она снова вернулась к изначальному разговору. – Значит, вы решили обратно? Вот так – открыто? Ну, знаете, вы рискуете… Послушайте, – девчонка встрепенулась, – возьмите меня с собой. Я часто отстаю, хозяин долго не хватится меня. Возьмите…

– Нет! – сказала мама сурово. – Ты слишком заметная со своей гитарой. Вон на нас уже отовсюду смотрят… Пожалуйста, иди с Богом. Или ищи себе другую компанию. А с нас хватит, мы уже побывали в одной переделке.

Девчонка с сожалением отстала. Оглянувшись, я увидела, как она остановилась в раздумье на обочине, потом бросилась догонять свою, ушедшую далеко вперед подводу.

К вечеру людское шествие постепенно рассеялось. Навстречу нам попадались лишь отдельные повозки. А к ночи дорога и вовсе опустела, – по-видимому, поток первых – дальних беженцев иссяк, а жители ближних поселений еще не получили приказа об эвакуации.

Подкрепившись на ходу сухарями, мы шагали в полном одиночестве по мокрой от нудного дождя дороге. По обеим сторонам ее тянулся черный, молчаливый лес. Было немножко жутковато от обступившей вокруг темноты. Во всем теле чувствовалась усталость. Однако я не ощущала в своей душе раскаяния, так как сквозь черную пелену ночи ярким маяком светилась там – на Востоке – конечная наша цель.

Было уже, наверное, около десяти часов, когда позади нас послышался рокот мотора. Рядом остановился крытый брезентом грузовик. Хлопнула дверца кабины, и перед нами возникла во мраке фигура немецкого офицера (в темноте я не разобрала его звания). Он осветил нас карманным фонариком.

– Куда держите путь?

Порядком струхнув, я принялась беспорядочно излагать свою привычную версию: «Лошадь… Телега… Родственники…»

Офицер нетерпеливо прервал меня: «Одним словом, вам до Берента? Садитесь. Подвезем. – Он обернулся в сторону кузова. – Франц, помоги».

Чья-то рука в черной кожаной перчатке высунулась из-за брезентового полога, и уже через секунду-другую мы оказались в абсолютно темном – как если бы к глазам приложили листок копировальной бумаги – насквозь пропитанном сладковатым сигаретным дымом чреве кузова. В тот же миг машина дернулась, покатила по дороге, а я, совершенно ошалевшая от столь бурного развития событий, – ведь только что брели, оступаясь, по лужам, а теперь вдруг комфортно катим на колесах (правда, неизвестно куда), – не удержавшись, с маху плюхнулась на чьи-то жесткие колени.

– Осторожно… – недовольно пробурчал голос рядом. – Садитесь. Тут по борту скамейка.

Мама первая пришла в себя: «Они едут лишь до Берента?»

Я поняла ее: «Знаешь, я только сейчас тоже об этом думала… Давай спросим их. Как думаешь – спросить?»

В этот миг щелкнула напротив зажигалка, осветила склоненное молодое лицо, светлую прядь волос, голубые глаза. Лучик света скользнул по кузову – я успела заметить пять неподвижных фигур в немецкой солдатской форме, – остановился на нас.

– Как мы поняли, наши попутчицы – не немки. Кто вы – поляки, русские? Мы слышали, вам до Берента. Кто у вас там?

– Родственники. Мой дядя, брат отца… Мы – русские эмигранты. Намерены вместе эвакуироваться… Сколько еще до города?

– Километров шесть-семь. Не больше, пожалуй.

Я вдруг решилась. Сердце в груди гулко забухало. «Скажите, пожалуйста, а вы только до Берента едете или еще дальше?»

В темноте я не увидела, но почувствовала, как все шестеро переглянулись.

– Ну, положим, не только до Берента… А что из этого?

– Так… Ничего. Мы подумали… мы подумали, может быть, вы согласитесь подбросить нас подальше за город. Если, конечно, можно… Нельзя так нельзя. Пожалуйста…

Наступила тишина, в которой, мне показалось, слышен был стук наших с мамой сердец. Кто-то из глубины кузова спросил насмешливо: «А как же родственники? Брат отца?»

Но тот, кто сидел с краю, – наверное, это и был Франц, – сказал с легким раздражением и одновременно примиряюще:

– Ладно, Зигфрид. Не надо подковырок. Их ведь тоже можно понять… – Он вновь нацелился на нас лучом фонарика. – А вы, однако, отважные фрау. Как это по-русски: храбри русский баба… – И после секундной паузы добавил безразлично: – Хорошо. Мы скажем об этом нашему офицеру.

Оставшийся до города путь прошел в молчании. Меня охватило неприятное оцепенение. Сейчас они передадут нашу просьбу тому, кто сидит в кабине. Неизвестно, как он отреагирует на это. Может быть, довезет до первого полицейского участка, сдаст, как говорится, тепленькими…

Но есть, есть же Бог на свете! Все обошлось. Скоро замелькали в темноте силуэты пригородных дач. За ними плотными рядами потянулись городские строения. Возле едва освещенной витрины какого-то вечернего магазина машина остановилась. Снова хлопнула дверца кабины. «Берент, – коротко сообщил голос снаружи. – Можете выходить… Приехали».

– Рихард, им надо дальше. – Тот, кто сидел с краю, высунулся из кузова. – Как раз в том направлении, куда мы едем. – Он обернулся ко мне. – Ну, скажите же ему об этом сами, фрейляйн.

Я тоже высунулась наружу: «Пожалуйста, господин офицер… Если можно, подвезите нас за город… Хоть немного. Если, конечно, можно».

Стоявшая внизу темная фигура молча скрылась. Опять коротко стукнула дверца. Машина тронулась. С замирающим сердцем я ждала. Сейчас… Сейчас возле какого-то неизвестного здания водитель нажмет на тормоз. Выскочат полицейские, и прости-прощай наша с такими трудностями добытая свобода… Однако машина не останавливалась, и вскоре позади опять замелькали темные контуры пригородных домиков. Затем и они кончились. Снова по обеим сторонам дороги потянулся черный лес. Кажется, пронесло. Слава Богу.

Но отъехали мы от города не очень-то и много – всего несколько километров. Перед глазами возникла какая-то деревня. Миновав кирху с колокольней, машина свернула на укатанную полевую дорогу и уже вскоре въехала в ворота совершенно темной, без единого огонька в окнах, усадьбы. Господский дом оказался пустым. Пройдя вслед за немцами коридор, мы обнаружили просторную кухню, уставленную шкафами с разнообразной посудой, и с еще не остывшей до конца плитой. Солдаты обрадованно загалдели, скинули каски, шинели. Это были молодые, но, как мы поняли из их реплик, уже успевшие побывать на фронте парни. Рихард, им оказался чернявый, со слабо вьющимися волосами обер-лейтенант, сказал нам строго:

– Сейчас мы здесь переночуем, а рано утром отправимся в дальнейший путь. Вам придется искать своих родственников самим, так как ехать дальше вместе опасно и для вас, и для нас. – Он нетерпеливо поморщился. – Не надо благодарностей, а лучше сварите-ка для всех нас кофе и приготовьте какой-нибудь ужин. Франц позаботится обо