Прошедшие войны - Канта Ибрагимов

Цанка тихо сидел. На непокрытой его голове, узких плечах и согнутой спине образовались маленькие снежные бугорки. Талая вода с лысой головы стекала за ворот кителя, щекотала впалые ребра. Он уже не плакал. Плачь — это тоже жизнь, это борьба за жизнь, а Цанка плакать уже не мог, он ничего не мог, он ничего уже не хотел. Он только слышал, как ближе и ближе сопели, вынюхивали и фыркали голодные шакалы. Смертельное кольцо медленно сжималось. Даже слабоватому на слух Цанке, стала слышна мелкая поступь хищников. Ему казалось, что это громадные звери, что они велики. Он знал, что бессилен и беспомощен. Что он жалок. Наконец он почувствовал их запах болотного мха и клопов.

— "Нет, нельзя встречать врага сидя. Затопчут, затопчут. Надо встать… Вставай! Встречай врага стоя. Ведь нельзя отдать им тело внука. Нельзя". - проснулся в Цанке, в последний момент, инстинкт жизни.

Он еще жил, еще дышал, просто не мог ничего сделать. Старик чуть встрепенулся, поднял голову. Его глаза встретились с леденящими душу точками. Эти огни были холодными и безжизненными. Они были наглыми, голодными, вызывающими. Цанка собрал все свои хилые силы, чтобы встать, чтобы просто встать. Он еще раз, в последний раз приготовился к борьбе, к борьбе за жизнь. Почувствовав движение шакалы встрепенулись, насторожились и приготовились к решающему прыжку. Наступила мгновенная пауза. Пауза, после которой наступает затмение рассудка, и появляется азарт, страсть, жажда насилия, силы, борьбы. Сколько раз у Цанка в жизни были такие мгновения, и вот на решающий поединок не осталось сил… И в этот момент раздался страшный грохот: один, второй, третий, бесчисленное множество из разных орудий. Звериные огоньки потухли, тени с визгом исчезли. Цанка даже не понял в какую сторону шакалы убежали. Все произошло так неожиданно, быстро. А канонада все продолжалась.

Цанка слышал, как над головой со свистом пролетали снаряды. Они перелетали гору и взрывались за перевалом. Российские войска стали обстреливать следующее село.

— Хоть одна от вас польза, — сказал тихо старик, оглядываясь по сторонам.

От страха и переживаний во рту пересохло, руки предательски дрожали, он ими набрал снега и засунул в рот. Он снова и снова подносил ко рту и к лицу снег. Теперь он плакал, говорил какие-то молитвы и мечтал, чтобы хоть один снаряд угодил в него. Он был рад этой яростной канонаде. Однако как и начинался неожиданно этот артобстрел, так он и закончился. Стало тихо, страшно, одиноко. Снова старик остался один в этих диких безлюдных горах.

— О, люди! Люди! Помогите мне! Помогите! Есть ли здесь мусульмане или христиане? Есть-ли здесь кто-нибудь? Помогите мне! Помогите! Даже эхо ему не ответило. Голос старика был хилым, а горы, покрытые снегом, слабо отражали звук.

— Я должен похоронить внука. Я должен это сделать. Я похороню его в своей могиле. Видимо для него я ее копал, — говорил Цанка.

Эта мысль его возбудила. Теперь он думал, как донести тело Вахи до кладбища. До родника спуск и по снегу ему легко будет стащить его, а дальше к кладбищу подъем. Как же там быть? Ничего, там видно будет. Главное действовать. Ждать нельзя.

Цанка скинул с себя поношенное, длинное пальто, бросил на снег и стал переворачивать на него огромное тело внука. Затея оказалась нелегкой. Однако воодушевленный старик добился своего.

Путь к роднику оказался не таким уж и простым, как думал Цанка. Мокрый, рыхлый снег особо не скользил. Старик постоянно проваливался в маленькие сугробы, падал, долго лежал или сидел. Непокрытая голова и мокрые ноги мерзли, руки еле сжимались, но он все равно тащил тело внука, падал, отдыхал, снова шел. До родника оставалось совсем немного. Впереди был маленький поворот и затем резкий спуск.

Цанка совсем выбился из сил. Сильная одышка мучила его. Воздуха не хватало, голова кружилась. Он сел на дорогу.

Сидел он долго. Сильная боль распирала грудь, он не мог дышать, не мог двигаться. Какой-то мощный кулак сжал все внутренности, парализовал старика. Ему с трудом удалось лечь на спину, он закрыл глаза и чувствовал, как снежинки падают на его лицо. Цанка забылся, потерял сознание.

Старик не знал сколько он пролежал в беспамятстве. Привел его в сознание знакомый гул, это летели тяжелые бомбардировщики. Шум моторов все усиливался. Цанка открыл глаза. Снег не шел, вместе со снегом улетели тучи. Над горами, смущаясь, появилась полукруглая луна. Огромное множество звезд смотрели в глаза Цанка. Воздух был чистый, прозрачный, морозный. Старик удивился остроте своего зрения. Он снова видел все звезды; их было так много и все они оказывается такие разные. Одни — яркие, большие, веселые; другие — маленькие, тусклые, далекие.

Шум самолетов усилился. Цанку казалось, что они летят прямо на него, он ждал их, но ночные птицы пролетели мимо. Они перелетели за перевал и шум моторов резко исчез. Одновременно за горой вспыхнуло зарево, раздались четыре по два мощнейших взрыва, земля содрогалась. Эти мощные толчки отдались по всему телу старика. Отбомбив соседнее село самолеты развернулись и тем же маршрутом полетели обратно.

Теперь Цанка видел, как четыре чудовища, важно ползли по ночному небу в сторону Полярной звезды. Он не проклинал их, не ругал как прежде, и вдруг подумал о сокровенном.

— "Противоположный склон бомбили, может от этих взрывов родник оживет. Ведь клин клином вышибают".

После вспомнил внука, стал стоная подниматься.

— Ничего, ничего Ваха, — говорил он внуку — видишь как природа благотворит тебе. Видишь как Бог тебя встречает.

Старик сидя смотрел по сторонам. Красота была сказочная. При свете луны снег блестел загадочно. Величаво, непоколебимо возвышались горные вершины, на противоположном склоне горы трепетно гудели кроны деревьев, вдалеке, во всю ширь взгляда белела равнинная Чечня.

— Честно говоря, Ваха, ты счастливый человек. Вовремя ты покинул эту грязь. Я тебя достойно похороню и улетит твоя душа к самой красивой звезде. Ведь ты погиб защищая газават… Да благослови тебя Бог!

С этими словами Цанка дернул за пальто и тело внука, сбивая с ног и подминая под себя старика, покатилось по отвесному спуску в пересохшее русло родника. Цанка, сдавленный тяжестью безжизненного тела, никак не мог освободиться. Труп лежал прямо поперек его тела. Он хотел освободиться, но было тяжело, он был бессилен что-либо сделать. Только после нескольких тяжелейших потуг, Цанка немного освободился. Теперь тело лежало поперек бедер старика. Цанка попытался присесть, опираясь на руки. Это ему удалось, но вместе с этим снова появилась знакомая боль в груди, и старик, медленно сгибая руки в локтях, лег на снег. Снова он увидел звездное небо, снова его мысли улетели в никуда, но не было тишины. Какой-то знакомый, нежный звук ласкал его слух.

— Ведь это вода, — прошептал он, — это родник. Родной родник!

И одновременно Цанка почувствовал как теплая вода коснулась его головы, потекла по телу вдоль позвоночника.

— Родник! Родник ожил! Ваха вставай родник наш проснулся! Здесь снова будет жизнь! Жизнь!!!

Цанка с помощью рук снова присел. Повернул голову вверх в сторону истока. Сквозь белый снег пробивала дорогу желанная влага жизни. Вода все прибывала и прибывала, урчание родника становилось громче и веселее. Белый снег на глазах Цанка проваливался и темная жидкость занимала все большее и большее пространство.

Шум родника, как колыбельная песня матери, ласкала душу Цанка. Беззубое лицо старика озарила блаженная улыбка. Он неожиданно увидел на берегу свою мать — молодую, румяную, красивую. Черная пядь кучерявых волос спадала из-под косынки на голубые, большие глаза. Она улыбалась, качала головой и все громче и громче пела любимую песню.

Воды прибывало все больше и больше, неукротимый звук горного потока усилился. Цанка чувствовал, как вода быстро прибывала. Тело внука все меньше и меньше стало давить на ноги старика. Он уже понял, что вода стала потихоньку сносить их вниз. Наконец вода подняла безжизненное тело и потащила его вниз. Цанка машинально обеими руками ухватился за одежду внука, пытаясь задержать его. Однако поток с каждым мгновением усиливался, уровень воды поднимался все выше и выше, он смог встать. Слабые ноги старика скользили по днищу, он из последних сил держал тело внука. Вот новый порыв воды, новый поток и их унесло еще ниже. Ноги Цанка уперлись в какой-то валун, руки обессилили, кисти онемели. Еще одна маленькая волна снесла их еще ниже по течению. Здесь в руки Цанка попался какой-то толстый корень, и он уже одной рукой уцепился за него, а другой судорожно зажал тело Вахи. Борьба продолжалась недолго. Силы старика давно были на исходе.

— Неужели я не смогу достойно похоронить своего любимого внука, — думал он, из последних сил пытаясь прижать к берегу безжизненное тело.

Но родной родник тоже был неумолим. Его силы все прибывали и прибывали, и вот он полностью овладел всем своим руслом и вода уже не урчала, а звенела, ее голос переливался весело и громко, так, как это было всегда, веками.