А был ли мальчик (част 1-6) - Convallaria Majalis

-- Как мало нас осталось, -- пораженно огляделась Августа, опираясь на плечо Невилла. Действительно, потери были огромные. Почти все авроры погибли -- они все старались защитить порученных им студентов, из самих же студентов остались в живых хорошо если каждый третий -- они отчаянно бросались в бой, особенно пылкие гриффы. Оставшиеся в живых хлопали друг дружку по плечам, обнимались, рыдали, узнавая в лежащих на земле телах вчерашних соседов по парте. Августа поманила к себе Алису:

-- Помоги мне дойти до Большого зала. Не хочу садиться на землю.

Мы с Невиллом остались одни, и он неуверенно спросил:

-- А где Волдеморт?

-- Не знаю, -- пожала я плечами. Может, я ошибаюсь и он сбежал под шумок, решив, что своя шкура дороже мести? Усилив голос Сонорусом, я приказала:

-- Осмотрите все тела! Сносите раненых в Большой зал, что можно, залечивайте на месте. Пожирателей не добивать, глушить Петрификусом и складывать отдельно!

Нервно хохотнув, Невилл оглянулся на Беллатрикс, глядящую в небо безумными даже в смерти глазами.

-- Ну, эта-то гарантированно мертва.

-- Ну, она же не Девочка-которая-выжила, -- усмехнулась я, и тут Невилл вдруг стал заваливаться на меня, даже не пытаясь устоять на ногах. Не понимая, какого черта происходит, я выставила вперед руки и едва успела поймать его и опустить на землю. Удивленные темные глаза смотрели как-то невидяще...

-- Невербальная Авада Кедавра, -- похвастался Риддл, подходя поближе. Он походя наколдовал вокруг нас непроницаемый купол и, улыбаясь, сказал:

-- Ты и я, Гарриэт. Здесь и сейчас. Я знаю, твои силы на исходе -- ты слишком много вложила в антиаппарационный купол. Колдовство такой мощи поражает.

Голоса доносились до меня как сквозь мутную толщу воды.

"Гарри!" -- кричал кто-то в отчаянии, пытаясь пробить наколдованную сферу.

"Гарриэт!" -- вторил ему другой голос.

"Невилл!" -- слитный вопль двух женщин заставил меня ошалело потрясти головой.

Невилл умер. Невилл -- умер?!! Как такое вообще возможно? Это же Невилл, он был со мной всегда, как же я без него? Я же не умею без него!

-- Экспеллиармус! -- палочка вылетела из моего заднего кармана, и Риддл с видимым удовольствием переломил ее пополам.

-- Что за? -- он неверяще поднес палочку к глазам, чтобы удостовериться -- она цельная, без сердцевины. -- Что это за палочка? -- потрясенно спросил он. Наверное, решил, что сломал знаменитую Бузинную палочку -- в той ведь, судя по всему, сердцевины тоже не было. Но ты ошибаешься, Риддл, Бузинная палочка у Дамблдора, в его старой мертвой руке, и ты никогда ее не увидишь -- трупы незрячи. А ты сейчас будешь труп.

Безумно захохотав, я обернулась и метнулась к Риддлу смазанной черной тенью, опрокидывая, рвя, кусая...

А потом облизала окровавленную морду и завыла дико и страшно, не глядя в карие глаза, из которых ушла жизнь.

С треском лопнула сфера, вокруг меня забегали, засуетились люди, но я не видела их. Молча я ушла в лес, и никто из них не сделал попытки меня остановить.

Эпилог

Я аппарировала прямо к крыльцу, и чуть не опрокинула дурацкого садового гнома, подаренного Луной на прошлое Рождество. Нет, вообще-то гном был очень милым, в красном костюмчике, ботинках с пряжками и колпаке, и в руках у него был настоящий старинный фонарь, внутрь которого можно было помещать огонь, но сегодня меня раздражало буквально все, потому-то и ни в чем не повинный гном казался дурацким.

А все дело в дате. Двадцать шестого мая, в наиболее празднуемый день в магической Британии, мне приходилось выдерживать четыре часа банкета плюс раздача автографов и пресс-конференция. Кингсли предлагал перенести конференцию на двадцать седьмое, но я возопила: "И изговнякать себе еще один день? Благодарю покорно!" Так что раз в год я отбывала обязаловку и была свободна остальные триста шестьдесят три дня.

Нынешний праздника победы не стал исключением. Умопомрачительно дорогая мантия, высокие каблуки(и плевать с Астрономической башни, что так половина присутствующих мужчин ниже меня!), сложная прическа и два часа на макияж. Героиня должна выглядеть соответственно, тем более если это единственный день в году, когда прессе дозволено ее фотографировать. Нет, для Риты и Колина я делаю исключения, но других папарацци в обычное время ждет штраф и запрет на занятие любимым делом. И разбитая колдокамера. Должны же быть какие-то плюсы в моем звании Народной-и-любимой-спасительницы-всея-Британии!

Произнесла душещипательную речь, заклеймив всех мечтающих о мировом господстве, призвала к толерантности и терпимости(может, начать на маггловских гей-парадах подрабатывать?), напомнила, какая нехорошая штука -- война и объявила минуту молчания в честь безвременно ушедших. Когда пятнадцать лет назад подвели итог разрушениям, трупам и тэ дэ, оказалось, что жертвами Риддла стали в общем и целом триста двадцать восемь человек. Из них -- сорок девять студентов Хогвартса, сто двадцать три аврора и восемнадцать министерских работников. Остальные -- мирные жители. Эта война оказалась кровавее прежней (даже если не учитывать того, что жертв-магглов в список не включили), когда большинство жертв удалось вылечить, а бои носили в основном характер стычек ПСов с аврорами и фениксовцами.

Кто-то умный предлагал даже сделать на территории Хогвартса кладбище, но Северус с МакГоннагал уперлись руками и ногами, придя в ужас от одной только мысли, что дети будут учиться рядом с могилами. Подозреваю, что гриффиндорская деканесса упиралась из благих и высокоморальных побуждений, но вот папа -- из чисто меркантильных. Ну, посудите сами: примерно пятьсот ребят, каждый со своими тараканами в голове, свежекупленной палочкой в кармане и решимостью тут же опробовать ее в деле. И целое кладбище, ну и что, что геройское, а в библиотеке -- масса интересных книг... надо продолжать? В общем, Северус решил, что инфери из бывшего ученика не обрадует его, и предложил раздать трупы безутешным родственникам, ограничившись на территории школы только мемориальной доской.

Честно говоря, лично я ему за это очень благодарна. Потому что похороны Невилла я еще пережила, а вот коллективные похороны сорока девяти соучеников явно не пошли бы на пользу моей и так расшатанной детской психике. Это для кого-то все сорок девять погибших могут оставаться цифрами статистики, а для меня они -- вчерашние соученики, чьи имена я никогда не смогу забыть.

Хватит с меня и того, что я ежегодно прохожу по "местам боевой славы", вызывая в памяти события тех дней, когда все были еще живы и здоровы, а величайшей неприятностью считалось попасться Филчу, возвращаясь с полуночного свидания.