Завет воды - Абрахам Вергезе

предал очень хорошего человека. Но ты не успеешь потратить свои грязные деньги. Как только ты выйдешь из дома, мы будем тебя ждать». Я услышал, как он скулит. И понадеялся, что негодяй сам сдохнет от страха. А потом на подгибающихся непослушных ногах поплелся за полицейскими, держась на приличном расстоянии, чтобы они меня не засекли. Они спешили к дороге и через час, когда небо начало светлеть, добрались до нее и в изнеможении рухнули на землю. Они дали Ариккаду банан. Я подобрался поближе, насколько осмелился, и спрятался за деревом, которое росло над скалой. Стоило мне чихнуть, и меня обнаружили бы. В голове один за другим возникали планы освобождения Ариккада. Но это были самоубийственные фантазии, Мариамма. У меня не было оружия. И я был так слаб.

Вскоре после восхода приехали два джипа. Оттуда выскочил начальник тайной полиции — здоровенный тип. Он так радовался, благодарил полицейских. Подбежал к Ариккаду и с ненавистью ударил его. Ариккад не закричал, только усмехнулся. Тогда начальник обрушился на него с проклятиями и начал пинать ногами что есть мочи. Он приказал своим людям надеть ему на ноги кандалы, а на голову — мешок. Потом я услышал, как они переругиваются около джипа. Начальник грубо толкнул констебля, того самого, что сидел под моим деревом, и выхватил револьвер. Он что, собирался пристрелить своего человека? Я ничего не понимал. Но Ариккад все понял, даже с закрытой головой.

— Э́до[237], начальник? — крикнул Ариккад. — Будь мужчиной. Для начала сними мешок с моей головы. Или ты такой трус? Даже не смеешь посмотреть мне в глаза, перед тем как это сделаешь?

Начальник двинулся вверх по склону к Ариккаду. Он шел так неторопливо, Мариамма, как будто он не на поляне в джунглях, а на сцене мирового театра. Ариккад с трудом поднялся на ноги, выпрямился во весь рост, несмотря на то что руки у него были вывернуты за спину. Начальник тайной полиции сорвал с него капюшон и рявкнул несколько слов прямо в ухо Ариккаду. Тот рассмеялся.

А потом Ариккад, шаркая скованными ногами, повернулся лицом к тому месту, где я прятался! Он знал, что я там. И хотел, чтобы я стал свидетелем. «Расскажи товарищам, расскажи всему миру» — вот что он пытался мне сказать. Полицейский отошел на три шага, принял боевую стойку; правая рука вытянута вниз, револьвер направлен в землю. Я видел лицо Ариккада абсолютно ясно, и он улыбался. И эта его улыбка действовала сильнее, чем любое оружие. Полицейский расставил ноги пошире. Ариккад крикнул: «ПРИДУТ ДРУГИЕ И ПРОДОЛЖАТ БОРЬБУ!» Я видел, как поднимается ствол револьвера. «ДА ЗДРАВСТВУЕТ РЕВОЛЮЦИЯ…»

Мариамма едва дышала, глядя на лицо Ленина, озаренное призрачным светом из окна.

— Выстрел был такой громкий. Он эхом отразился от скалы за моей спиной. Я разрыдался. От отчаяния. От ярости. От гнева. Я был уверен, что они меня услышали. В ушах у меня звенело. У них, наверное, тоже. Я видел, как они поволокли тело Ариккада вниз по склону. Все констебли были мрачны. Это, как ни крути, хладнокровное убийство. Они забросили тело в джип. Но даже когда они уехали, звон у меня в ушах не прекратился.

Под камнем, рядом с которым сидел Ариккад, я нашел банан. Он оставил его для меня. И я так плакал, не мог остановиться. Каким-то образом я сумел притащить и взгромоздить два камня одинакового размера на том месте, где земля потемнела от крови Ариккада. Потом нашел длинный плоский обломок скалы и уложил его на первые два. И долго стоял перед этим «камнем для поклажи», памятником товарищу по оружию. Ответ всегда один, сказал я себе, когда в конце концов нашел в себе силы оторваться от этого места. Иди прямым путем до конца.

глава 66

Роковая черта

1971, Махабалипурам

Ленин вскоре уснул, словно, сбросив бремя ужасных воспоминаний, он обрел временную передышку. Но Мариамма не может последовать его примеру.

Она сидит и смотрит на звезды. Сколько световых лет преодолели эти булавочные головки на темном небосводе, чтобы добраться до ее сетчатки? Ленин раньше знал про такие штуки. Океан невидим, но она слышит шум прибоя, пенящегося над этой полоской Коромандельского берега. Бенгальский залив простирается отсюда на восток на сотни миль, достигая Андаманских островов, а потом и побережья Бирмы. Если бы необъятность этих стихий — неба, звезд и моря — могла поглотить чудовищность того, что рассказал Ленин. Знание тяжким бременем легло на ее плечи.

А Ленин, похоже, абсолютно спокоен. Большая Аммачи, бывало, всегда изумлялась, как этот мальчик, сущее наказание пока бодрствует, выглядит таким невинным во сне. И до сих пор так. Когда он описывал, как полицейские вывели Ариккада из дома и проходили под деревом, где прятался Ленин, Мариамму всю трясло. После гибели Рагху и провала операции, сказал Ленин, он усомнился, что можно достичь чего-либо вооруженной борьбой, если только все угнетенные крестьяне Индии не восстанут разом. Не успев толком присоединиться к наксалитам, он уже начал сомневаться. Но, став свидетелем казни Ариккада, Ленин понял, что должен сражаться, и неважно, что будет. Для успеха вооруженной борьбы нужны винтовки, военная подготовка, сказал он. Еще раньше он обмолвился, что следующей остановкой будет Визаг[238]. Мариамма догадывается, что поездка Ленина имеет целью добыть недостающее.

Силы Мариаммы иссякли. Она отворачивается от окна и вытягивается на кровати рядом с Ленином. Становится прохладно. Мариамма накрывает их обоих тонкой простыней. Тело, лежащее рядом, теплое. Ленин тихо дышит, но у нее чувство, будто она уже оплакивает его. Никогда больше Ленин не приедет в Парамбиль, никогда не придет на свадьбу, не напишет письмо. Даже эта необдуманная встреча подвергает риску их обоих. Но она рада, что он приехал. И даже если они никогда больше не встретятся, она хотя бы знает, чем он занят. Это лучше, чем не иметь вообще никаких вестей. Полиция пока его не разыскивает — по крайней мере, он так думает. Но отныне он всегда будет в бегах. И, вероятно, умрет молодым или попадет в тюрьму.

Ленин поворачивается на бок, сквозь сон обнимает ее. И этого достаточно,