Золотое дно. Книга 1 - Роман Солнцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто комсорг или староста? Давайте оба со мной, на минуту к начальнику стройки.
— А зачем? Все равно уедем, — был дерзкий ответ.
— Ну, хоть проститесь. Выскажете ему, что хотите.
Когда на попутном грузовике доехали до управления, в кабинете Васильева вновь сидел грузный и значительный Титов. Надо же! Опять здесь! Валерий глянул на часы — скоро взрыв, нужно проследить за эвакуацией. И на комсомольском собрании побывать. Он уже направился к двери, но Васильев жестом остановил его.
— Сказали, сразу дадут работу, — бубнил в свое оправдание высокий солдат. — Я — шофер, а тут в бетоне копайся…
— Машины будут через месяц, — проворчала Титов.
Второй солдат, грузин или армянин, комсорг, грустно смотрел под ноги.
— Говорили, общежития удобные… — сказал он. — Музыка, девушки встретят с букетами багульника…
— В роли девушки я никак не могу выступить, — усмехнулся Васильев. — А насчет багульника… тонны растут на скалах.
— Он красивый, — поддакнул Титов. — И от простуды хорош.
Высокий солдат угрюмо твердил:
— Документы отобрали, в список — и погнали.
Валерий не выдержал:
— Что вы мелете?! Как стоите? — воскликнул он. — Смирно! Наверное, первыми руку тянули — хотим на Южно-Саянскую ГЭС?! Вам пошли навстречу, демобилизовали раньше срока… Р-раньше ср-рока!!!
Титов хмыкнул:
— Вот напишем в часть…
— Пишите, — демонстративно вскинулся высокий солдат.
— Как ваши фамилии? — спросил Туровский. Солдаты молчали.
— Велик труд — узнаем, — подмигнул, вставая, Александр Михайлович. — Документы у вашего лейтенанта… Ишь, распустились! Нет, не та теперь армия.
— Товарищи солдаты, будет митинг, — мягко сказал Васильев. — Объявление видели? Потом, кто хочет, пусть уезжает. В ваших словах есть правда. Но не вся. Идите.
Солдаты вышли, оставшиеся в кабинете некоторое время молчали.
— Не надо их так просто отпускать, — пробурчал Титов. — Подумают, никакой у нас дисциплины.
Васильев пристально смотрел на Титова. Тот снова закашлялся, как если бы все-таки был очень болен. Машинально закашлялся и Туровский, и вдруг ему стыдно стало. Словно он через этот кашель в сговор вступил с Титовым. Валерий на секунду почувствовал себя автором какой-то жуткой двусмысленной пьесы, на которую идут, платя не копейками, а человеческими судьбами. «Что я натворил? А при чем тут я? Титов ведет себя так, как хочет вести. И не преувеличивай значение своего пребывания в штабе».
— Садитесь поближе, — кивнул Васильев Титову. — Надо решить с водолазами. А ты беги!
(Вырвана страница — Р.Х.)
…и едва успел на митинг. Васильев как раз в этот момент вызвал на трибуну высокого солдата и, сняв со своей руки часы, подарил ему, сказав в микрофон:
— На память о великом времени, которого вы лишились!
Туровский тоже выскочил на деревянный помост, сделал то же самое со своими электронными часиками — отдал какому-то рядовому. «Может, совесть замучит. Уедут, подумают — и вернутся? А то и сразу останутся».
Но после митинга остаться на ГЭС изъявили желание только двенадцать парней из двухсот. И то хорошо…
Жал крепкий морозец, стемнело, когда поезд уволок цепочку огней из Кантегира.
Валерий, торопясь, проехал на гребень плотины, на ледяной ветер, отпустил бурильщиков с верхнего бьефа (уже перед четырьмя донными отверстиями плотины обнаружился сплошной лед!..) и увидел — в стороне, метрах в сорока, плотники из бригады Валевахи водружают огромную брезентовую палатку на воткнутых в ледовые скважины шестах, электрики тянут кабель, волокут электрический калорифер… что это?!
На естественный вопрос Туровского один из парней бросил:
— Будут водолазов спускать, сейчас майну вырубим, здесь лед тонкий… метр.
Валерий не поленился, сходил посмотреть — буровики прошлись со своими сверлами по периметру, чтобы плотникам легче долбить полынью. Но как только представил Валерий, что в этот мороз в угрюмую таинственную воду на 30–40 метров будут опускать людей в скафандрах, ему страшно стало. Есть ли специалисты? Он не помнил. Конечно, Титов-то все знает.
Вернувшись в штаб, Туровский устроил надоевшего Владика Успенского в гостиницу и, не чуя ног от усталости, побрел по ночной Вире к себе домой. Ему недавно дали однокомнатную квартиру. «Может быть, Васильев уже у меня. Ничего, Анечка встретит прекрасно».
Аня — белокурая девица, с милой улыбкой, обычно в джинсовом брючном костюме, обтягивающим крепкое тело.
Валерий толкнул дверь — она как раз несла к столу электросамовар. Увидев Туровского, едва не споткнулась.
— Ой, привет! — Аня говорила нараспев, как маленькая девочка. Глазки мигают, синие, как фиалки. Волосы зачесаны гладко и собраны в косу-крендель на затылке.
— Никто не приходил? Я жду Васильева.
— Да? Странно, человек точный.
«Ах, у него же нет часов». Валерий снял куртку, стянул с шеи галстук и надел черный старый полушубок.
— Холод собачий! Волчий!
— А у тебя, кстати, тепло. Водку будете пить? — Аня ушла на кухню и принесла брусники в деревянной плошке. — Прямо как горох. Девочки послали.
Голодный Валерий взял в ладонь мерзлую, твердую ягоду, высыпал в рот. Зубы заныли, во лбу стиснуло.
— Железный человек, — невнятно бормотал Валерий, корчась от наслаждения и озноба. — Сегодня не узнаю его. Грустный ходит, нос повесил, как гусь больной.
— Может, и заболел.
— Н-ну! — Валерий не стал даже объяснять, что они с Васильевым не те люди, которые могут позволить себе заболеть в подобной обстановке.
— А как вода ваша?
Туровский не ответил. Нечего пугать комсомолку.
— Что гидрологи говорят? — спросила Аня и, поняв, что ответа не будет, засмеялась. — Я бы не хотела быть твоей женой.
— Почему? — засмеялся и Туровский. Сжав кулаки, крутанул ими по привычке перед собой, как бы защищаясь по-боксерски, — почти забытая привычка.
Но начальника стройки все не было. Валерий сел к столу и выпил рюмку водки — намерзся, и поэтому водка казалась разведенной.
— Ну, что? Что? — Он вдруг озлился. — Бурим! Понимаешь? А он ходит, как мешком ударенный… Нужны водолазы, сегодня с Головешкиным говорили на штабе. Васильев спрашивает: «У нас найдутся добровольцы?» Разве можно так сегодня?! Ты прикажи — и все полезут смотреть донные. А если так… когда так, каждый задумается: черт его знает, что там, в воде…
— А что Головешкин? — вздохнула Аня.
— Конечно, согласился, — резко ответил Валерий.
— Молодец Головешкин.
Туровский знал его еще по Красноярску. Худощавый ловкий парень, вечно в штормовке и вязаной шапке с помпончиком, скалолаз, взрывник, лет двадцати пяти, а может быть, и тридцати пяти. Валерий покосился на Аню:
— При чем тут Головешкин?.. Я и сам могу. Не может река промерзнуть в одном месте, а в другом спокойно течь. Андестенд?! А перед шестой «дыркой» лед всего метровой толщины… Не знаю, отстань! — закричал вдруг молодой начальник. — Чаю лучше подогрей.
И в эту минуту вошел Васильев. От него несло холодом, как от открытой двери или открытого окна. Он снял папаху, дубленку и, потирая малиновые ладони, прошел в комнату. Лицо, как всегда, невозмутимое, в изгибах рта даже некая ирония, словно ему только что рассказали нечто смешное, и не бог весть как смешно, но все ж таки забавно.
— Добрый вечер, — сказал он Ане. — Как это у Некрасова… не у этого, а у того. «Мороз-воевода дозором обходит владенья свои…» Гуляю.
Аня видела его близко всего второй или третий раз, заволновалась, подвинула стул.
— Садитесь, пожалуйста! Или вы стоя? Чаю? Или сначала водочки?
Туровский сердито оборвал ее, улыбаясь Васильеву, не отрывая от него глаз:
— Он не пьет! Ты что?!
— Отчего же, — нараспев отозвался Альберт Алексеевич — Ты не пей, тебе нельзя, ты руководитель, рукой водитель. А мы с Аней… вас же Аня зовут?.. мы с Анечкой трахнем по маленькой для сугрева. Так, Аня?
Валерий растерянно смотрел, как Аня наливает ему и садится рядом, близоруко уставившись на смуглого спокойного мужчину. Туровский сбросил полушубок.
— Мне бы сейчас лучше — чистого бензину! — улыбнулся Васильев. — Извините за бедный юмор. — И неожиданно — Валерию. — ЕСЛИ лед — почему? Думал?
Как же не думал? Только об этом и думает Валерий весь день. Но Васильев при Ане спрашивает об этом, не надо бы. Еще не поймет чего девушка — раззвонит. С другой стороны, не хочется выглядеть при ней не знающим чего-то, неуверенным, все-таки именно Туровский сегодня — правая рука Васильева.
— Я полагаю деревья, топляки затащило, — пробормотал Валерий, чертя ногтем на скатерти крест-накрест вставшие деревья перед отверстиями плотины. — Вот так их примкнуло, лед крошится у края плотины, трется… шуги набило… наросла пробка… Вода не успевает проходить через другие, свободные «дырки».