Торпедоносцы - Павел Цупко

— Нам, Дёма, фашисты нужны покрупнее. Это не наши цели.

Но крупных целей все не было. Группа пролетела вдоль длинного, как коса, полуострова Сырве, обогнула мыс Сырве-Сяяр, омывавшийся водами Ирбенского пролива, и повернула на север.

— Ты куда, Михаил? — обеспокоился Рачков решением командира без согласования с ним. — Давай назад в Рижский, а то первая эскадрилья обвинит нас в браконьерстве. Это их зона.

Штурман был прав. Штаб авиаполка одновременно с группой Борисова направил в море и других торпедоносцев, а чтобы они не мешали друг другу, установил разграничительные линии — зоны.

— Виноват! Увлекся! — оправдался летчик, разворачиваясь.

— А вот и Ирбен!

Ирбенский пролив, отделяющий остров Саарема от Курземского полуострова на юге и являющийся входными воротами в Рижский залив, довольно широк. От северного его берега до южного почти тридцать километров. С малой высоты полета берегов не видно даже в хорошую погоду, а сегодня — тем более. Пролив этот для немцев важен: только здесь проходил путь судов в рижский порт и обратно.

В проливе тоже ничего не было, только на севере у мыса Сырве-Сяяр на воде одиноко маячил дозорный катер. Торпедоносцы направились к южному берегу. Через несколько минут в дымке на высоком берегу показался маяк — мыс Колка, северная оконечность обширного Курземского полуострова. Летчики знали, что в районе этого мыса и дальше на запад по берегу гитлеровцы установили несколько мощных артиллерийских батарей, прикрытых зенитками. Эти батареи держали под обстрелом прилегающую акваторию на десятки километров. Экипажи усилили наблюдение.

За мысом береговая черта круто повернула на юго-восток.

Туда же повернули и самолеты. Вскоре в серой мгле слева от носа машины появилось и стало быстро расширяться темное пятно. По мере приближения самолетов оно густело и наливалось чернотой.

Насторожившийся Борисов посмотрел на карту; островов в этом районе не было. Летчик направил машину к подозрительному пятну, и почти тотчас раздалось предупреждение штурмана:

— Конвой впереди! Отверни влево, а то напоремся на зенитки!.. Миша! Вижу два транспорта и четыре корабля охраны.

Нос самолета сместился в сторону, и Борисов увидел: прижимаясь к берегу, в сторону Риги шел караван. Впереди резал воды залива остроносый тральщик. В кильватер ему следовали два тяжело груженных транспорта водоизмещением четыре и шесть тысяч тонн. С кормы и со стороны моря их охраняли сторожевики.

— Не четыре, а пять кораблей в охране вижу! Между транспортами и берегом есть БДБ! Сильно! — летчик рассмотрел быстроходную десантную баржу, следовавшую справа.

Он сближался с конвоем, радовался, что тяжелый поиск оказался ненапрасным, а цель — богатой. Особенно привлекал «шеститысячник». Из его широкой и высокой трубы до самого неба поднимался густой черный дым, а за кормой стлалась пенная дорожка, — плыл он неторопливо и как-то уж очень по-хозяйски, домовито.

«Перегрузился, гад!» — с нарастающей неприязнью думал Михаил, разглядывая опущенные почти до воды борта судна.

Торпедоносцы полетели вдоль конвоя. — Командир! Нас обстреливают зенитки! Разрывы справа, дистанция тысяча метров!

Такие разрывы для самолетов не опасны. Но враг стрелял бешено. Хмурое небо озарялось частыми вспышками. Число их с каждой минутой нарастало. Они приближались к самолетам.

— Нервный фашист пошел! — засмеялся Рачков. — А раз нервный, значит, боится своей судьбы!

— Нет! — не согласился Борисов. — Тут дело в другом. Он хочет нас запугать… С полсотни стволов бьет! Как же подобраться?

После беглого осмотра каравана стало ясно, что пробиться к транспортам со стороны моря невозможно: торпедоносцы неминуемо попадали под сосредоточенный огонь зениток трех кораблей и обоих транспортов.

«Попробовать разве с носа через тральщик? — размышлял Михаил. — На тральщиках зениток мало. Это хорошо, Но тогда атаковать придется с острого угла, а это резко уменьшит вероятность попадания торпеды в транспорт. Да к тому же он может сманеврировать, уклониться. Бить следует только под прямым углом!»

— Что будем делать, Иван Ильич?

— Как что? Топить, пока фашисты не очухались и не вызвали истребителей, — у них аэродромы под боком!

— Знаю. Но откуда бить? Вот если б от берега!

— Ты что? Там же батареи! Впрочем, если на бреющем? Может, проскочим, а? Риск, конечно! Но… чем черт не шутит!

Рачков был прав; идти в атаку со стороны берега было рискованно не только потому, что прорываться к морю пришлось бы через позиции зенитных батарей, а немцы стреляли метко, в этом Борисов убедился не раз, но и потому, что конвой шел слишком близко к суше, — времени на прицеливание и сброс торпеды оставалось крайне мало.

Иного выхода не было. Другую цель искать Борисов не мог. Он понимал; эти перегруженные, тщательно охраняемые большие транспорты следуют в Ригу с ценными военными грузами. Войска Прибалтийского фронта должны были вот-вот начать бои за освобождение Риги, и поэтому всякая помощь с моря усиливала врага и оборачивалась для наших войск увеличением жертв. Транспорт надо было топить! Даже ценой собственной жизни…

— Ваня! Ты выведешь меня на конвой со стороны берега?

Штурман хорошо понимал терзания друга, разделял их и потому ответил решительно:

— Ложись на обратный курс, Михаил!..

— Командир! — ворвался голос Демина. — С юга вижу четыре истребителя! «Фоккеры»!

«Значит, немцы вызвали прикрытие! Надо уходить. Обстановка серьезно усложнилась…»

Давно растворились в дымке контуры конвоя. Торпедоносец и топмачтовик гудели моторами над заливом, улетая на запад. Слева показался и проплыл мимо еле видимый мыс Колка.

— Пора, Миша! — предупредил Рачков и подал команду; — Лево на борт! Пошли на берег. Надо проскочить между батареями у деревень Мазирбе и Колка, посмотри на карту. Нас, конечно, наблюдатели увидят, сообщат «фоккерам». Они — сюда, а мы — туда! Хорош план, Миша?

— Утверждаю! — оживился Борисов. Ему было приятно, что его мысли совпали с предложением штурмана.

Несложный маневр — Башаев перевел машину в левый пеленг, и оба самолета со снижением устремились к высокому берегу. Вот его неровная полоска уже осталась позади: прижимаясь к земле, самолеты мчались в глубь полуострова на максимальной скорости. Перед глазами летчиков стремительно проносились извилистые нити ходов сообщений и траншей, полудужья окопов и овалы батарейных позиций, редкие хуторские домики, бросившееся врассыпную стадо черно-белых коров, снова окопы и позиции зенитных пушек с бегающими между ними солдатами в серо-зеленых шинелях. Сотрясая окрестности могучим ревом, самолеты углублялись в стан врагов, и те от неожиданности и страха шарахались по щелям.

Рачков метался по кабине между иллюминаторами, сверяя местность с картой, — ждал намеченный ориентир — изгиб дороги, от которого намеревался повернуть группу к морю, а его все не было. Дорога появилась внезапно. Она терялась за густыми посадками деревьев, но штурман узнал ее и крикнул:

— Разворот влево! Курс сорок пять! Упреждение полдлины вправо. Скорость своя — сто восемьдесят миль в час!

— Понял, Ильич!.. Дёма! Не проморгай истребителей! Следи!

— Есть, командир!

Белесая полоска воды у горизонта появилась за зеленым травяным полем незаметно. Еще раньше летчик увидел дымы и силуэты судов.

«Молодец, Рачков! Вывел что надо!»

— Демин! Где истребители?

— Пока не видно, командир! Над конвоем небо чистое!

Расчет командира группы оказался точным; немцы не ожидали появления советских торпедоносцев со стороны берега и потому походный строй-ордер не изменили, продолжали идти прежним курсом.

— Внимание! Я — Двадцать седьмой! Наша цель — «шеститысячник»! — скомандовал ведомому Борисов. — Как поняли? Атака!

— Вас понял! Выполняю! — ответил Башаев и запел:

— Волга, Волга, мать родная…

Топмачтовик, все время летевший рядом с командиром, резко увеличил скорость и сразу вышел вперед. Спустя несколько секунд нос его машины засверкал огнями; он обрушил град пуль на быстроходную десантную баржу, пробивая путь следовавшему за ним Борисову.

Ошеломленные, немцы все еще не открывали зенитного огня, и Михаил спокойно, как на полигоне, выполнял команды боковой наводки штурмана. Но летчик не мешкал, спешил: атаки торпедоносцев весьма скоротечны. Самолет за минуту пролетает больше пяти километров. Сбрасывание торпеды производится в среднем за шестьсот — четыреста метров от цели. Поэтому самолет находится на боевом курсе всего пятнадцать-двадцать секунд! За эти считанные секунды надо успеть сделать многое: прицелиться поточнее и нанести удар, то есть сбросить торпеду.

Борисов хладнокровно выдержал элементы атаки, и когда слева от его машины промелькнул вздыбившийся над водой тупой, будто обрубленный, нос БДБ, поднятый взрывом башаевских бомб, подождал несколько секунд и плавно утопил кнопку на штурвале — сбросил торпеду, двинул вперед до отказа секторы газов и тут же нажал вторую кнопку — ударил из пулеметов по баку транспорта, где шустрая артиллерийская прислуга успела развернуть пушки и открыть стрельбу в упор. Еще секунду спустя Михаил свалил машину в крен, стал отворачивать вправо, намереваясь испытанным приемом проскочить между кораблями охранения, В этот самый миг глухой удар потряс торпедоносец, с приборной доски брызнули стекла, над головой в горгроте — остекленной крышке кабины — разверзлась огромная дыра и через нее с шипением вырвался воздух.