Быстрый взлет. Королевские ВВС против люфтваффе - Джон Брехэм

– Босс, я вижу две отметки, обе на той же самой высоте и дальности. Один прямо впереди, другой – 10 градусов право.

– О'кей, давайте сначала к тому, что прямо впереди.

– Хорошо. Дистанция теперь 1350 м, 15 градусов выше, точно впереди.

Он продолжал наводить меня. По изменению тона его голоса и по тому, как он говорил, медленно или быстро, я мог предугадывать интенсивность поворота, надо ли добавить или убрать газ. Это была по-настоящему слаженная работа, абсолютно необходимая для ночного боя. За несколько месяцев, что Росс и я работали вместе, мы открыли секрет – полная координация действий и безоговорочное доверие друг к другу. Теперь мы подошли очень близко к противнику. Я убрал газ, уменьшая скорость сближения до минимума, чтобы не пролететь мимо цели. Я не видел ничего, пока мы не окажемся на дальности приблизительно в 180 м. На этой дистанции я должен был увидеть самолет, идентифицировать его – свой или вражеский, определить тип и, наконец, поймать его в прицел и сбить.

Наши скорости были синхронизированы приблизительно на 260 км/ч. Постепенно я прибавлял газу. Росс продолжал сообщать мне жизненно важную информацию:

– Он сейчас лишь в 180 м. Другой – в 30 градусах с правого борта, около 230 м. Оба слегка выше нас. Вы можете что-нибудь увидеть?

Мои глаза до боли всматривались в пространство. И вот я обнаружил обоих. Я мог рассмотреть впереди мерцающие вспышки из выхлопных патрубков двухмоторного самолета, а уголком глаза мельком заметил с правого борта выше себя темный объект, который, перемещаясь, закрывал звезды.

– Я вижу их.

Я не смел оторвать глаз от того самолета, что был передо мной. Он имел силуэт «Хейнкеля-111». Теперь я видел его достаточно четко и ясно. Я бросил взгляд вправо на другую цель, которая все еще была там, быстро вызвал оператора «GCI» и, занимая позицию для стрельбы, приподнял носовую часть и прокричал Россу, чтобы он наблюдал за огнем через фонарь своей кабины. Он ответил, что видит оба самолета, и в тот же момент я открыл огонь. Это была не очень точная очередь, и, хотя я заметил несколько попаданий, враг не был смертельно ранен. Дымя одним двигателем, он начал левый разворот на пикировании, и его верхний хвостовой бортстрелок открыл огонь. Тонкая полоска трассеров прошла над нами. Я проклинал себя, поскольку надеялся быстро покончить с ним и затем атаковать другой. Теперь это было невозможно, если я хотел добить своего первого противника. Я бросил «бью» влево и выпустил в него длинную очередь, на сей раз гораздо удачнее. Я увидел попадания, и немецкий стрелок прекратил огонь. Позади обреченного самолета появился шлейф пламени. Он круто пикировал к земле. Я выровнял свою машину и развернулся ко второму «хейнкелю», увидев огромную вспышку пламени, когда наша жертва врезалась в землю. Я сообщил о нашем успехе операторам «GCI» и попросил помочь обнаружить второго противника, но они не смогли помочь нам, так как в этом районе находились и другие ночные истребители, поэтому ситуация на экранах их радаров теперь была запутанная.

После бесплодных поисков в небе при помощи нашего бортового радара Росс и я решили, что мы можем вернуться на базу. Тридцать минут спустя мы были на земле в Уэст-Маллинге. Ночь оказалась богата событиями. Ночные истребители сбили десять бомбардировщиков и еще три или четыре – зенитная артиллерия. На следующий день я узнал у флаинг-офицера Гамильтона, нашего «шпиона», место падения моего противника. Он спросил, хотел бы я поехать и посмотреть на него. Весь экипаж был мертв.

– Нет, спасибо, – ответил я.

Я все еще помнил разбившийся «Юнкерс-88» Уиддоуса и не находил никакого смысла в подобном зрелище. Но я попросил Гамми привезти для меня и Росса какие-нибудь сувениры. На следующий день он представил Железный крест 1-го класса, который снял с мертвого пилота, и пару немецких спасательных жилетов. Я взял орден и один спасательный жилет, а другой отдал Россу. Немецкие спасательные жилеты были гораздо меньше наших, и, согласно мнению наших экспертов, не были так хороши, поскольку в дополнение к надувным резиновым мешкам не имели капока,[74] чтобы помочь летчику удержаться на плаву. Несмотря на это, я считал их более практичными, чем наши, и носил свой немецкий трофей до тех пор, пока не освободился от него перед попаданием в плен в июне 1944 г.

Крупномасштабные налеты достигли кульминации 10 мая 1941 г. Это была также наиболее успешная ночь для обороняющихся. Из приблизительно 500 немецких бомбардировщиков 20 были сбиты ночными истребителями и 4 – зенитками. Наша эскадрилья получила свою долю, и много новых экипажей добились своих первых успехов. Россу и мне не повезло. Сразу после того, как мы взлетели, наш радар вышел из строя. Мы вернулись на базу, где для нас не нашлось другого свободного самолета. Но было отрадно наблюдать, как поднимался боевой дух эскадрильи. Нам не было нужды больше слушать «пение» экипажей 219-й и 604-й эскадрилий, на тот момент самых успешных ночных истребителей. Они получили свою славу в то время, когда гунны были многочисленными, мы же застали только конец этого периода. Наши успехи пришли в скудные годы, когда немцы появлялись намного реже и использовали новую тактику против ночных истребителей.

После того как эти последние мощные налеты прекратились и стало намного спокойнее, в непосредственной близости от Уэст-Маллинга я нашел квартиру для себя и Джоан. Это была часть красивого дома, стоящего в вишневом саду. Джоан была восхищена этим садом, и мы были в высшей степени счастливы, когда в короткие часы, которые мы проводили вместе, могли забыть о войне.

Глава 12

В течение весны и лета 1941 г. эскадрилья была полностью укомплектована. Часть ветеранов получили назначения на должности инструкторов, а их места заняли новые летчики. Эти новички были гораздо лучше обучены искусству ночного боя, чем мы в свое время. Нам пришлось учиться, экспериментируя с техникой и тактикой. Эти же парни извлекали пользу из нашего опыта. Мы обнаружили, что многие не очень высокого мнения о «бьюфайтере». Они считали его опасным самолетом, полагая, что он не может летать на одном двигателе. Опыт развеял их сомнения. Теперь я получил звание флайт-лейтенанта, оставаясь в звене «В» заместителем Пата Максвелла. В то же самое время Гай Гибсон стал исполняющим обязанности сквадрэн-лидера и возглавил звено «А». Обоими звеньями теперь командовали сквадрэн-лидеры.

В течение этого периода вражеской ночной активности мы имели время, чтобы лучше узнать наших операторов «GCI». На побережье Кента было несколько радаров, которые время от времени управляли нами. Наши экипажи различали голоса операторов, а те определяли наши голоса. Нам были известны энергичные операторы, на команды которых экипажи истребителей реагировали более быстро.

Одни операторы не были летчиками или были летным персоналом времен Первой мировой войны. Другие успели полетать в эту войну, но из-за состояния здоровья были временно или насовсем отстранены от летной работы. В нашем секторе двумя наиболее успешными из них были сквадрэн-лидеры Хаммерслей и Мовуд. Они содействовали многим моим первым успехам. Хаммерслей был ветераном, который был тяжело ранен еще в Первую мировую войну. Он был слишком стар, чтобы снова начать летать, так что лучшей вещью для него была работа оператором наведения. Мовуд был офицером, принятым на краткосрочную службу в Королевских ВВС за год до меня. В ходе Битвы за Англию он сражался на «харрикейне» и потерял один глаз. Эти ребята получили немного славы за свою работу, но, конечно, разделяли с нами все наши победы, потому что без их «колдовства» мы не смогли бы ничего добиться, и намного больше немцев сбросили бы свой разрушительный груз на британские города.

К сожалению, приблизительно в это время наша домовладелица решительно потребовала, чтобы мы съехали. Моя жена ждала ребенка, а когда мы въехали в нашу первую квартиру военного времени, домовладелица сказала, что ей не нужны никакие дети. Так что мы нашли другую квартиру в большом старом доме в Уэст-Маллинге. Там было гораздо лучше, поскольку многие из офицеров эскадрильи и их жены уже жили там, и очаровательная хозяйка дома прилагала много сил, чтобы сделать нашу жизнь и жизнь других гостей приятной.

В середине июня мы с Россом вступили в бой с одним из немногих немцев, которые сунули свой нос в направлении Англии. Мы патрулировали на высоте приблизительно 4600 м к югу от устья Темзы, когда заметили к северу от нас интенсивный зенитный огонь и прожектора. Я вызвал оператора, который направил нас к врагу, но через несколько минут моя рация отказала, и я больше не мог говорить с землей. Однако моя внутренняя связь еще работала, так что я мог общаться со своим радиооператором. Мы решили лететь в направлении зенитного огня и попытаться установить случайный контакт при помощи нашего бортового радара. Мы безуспешно летали взад и вперед в этом районе. Затем Росс внезапно сообщил: