Быстрый взлет. Королевские ВВС против люфтваффе - Джон Брехэм

– Да, теперь я его вижу.

Я должен был подойти ближе, чтобы быть полностью уверенным. «Дорнье» только что пересек побережье около Скегнесса и мог направляться к одному из городов Мидланда, чтобы сбросить свой разрушительный груз. Теперь я был приблизительно в 360 м, Росс убеждал меня открыть огонь, и казалось, что момент для этого наступил. Если я продолжал бы дальше приближаться, то, вероятно, потерял бы внезапность и был бы замечен вражеским хвостовым бортстрелком. Я был готов в любую минуту увидеть трассеры, тянувшиеся в мою сторону, потому что ночь выдалась светлая. Я мягко потянул на себя штурвал, давая небольшое упреждение, и нажал на кнопку огня. Четыре пушки взревели и через секунду замолкли.

– Черт возьми, их заклинило! – прокричал я.

Я увидел вспышку на фюзеляже «дорнье», куда попал, по крайней мере, один из четырех моих снарядов, и противник начал пологий правый разворот назад, в направлении, откуда появился. Я последовал за ним. Все еще не было никакого ответного огня. Я снова нажал на спуск оружия. Ничего не произошло.

– Дьявол, Росс вы можете привести пушки в порядок?

Росс уже покинул свое место и, отсоединив от пушек тяжелые магазины на 60 снарядов, двигал назад и вперед затворы, чтобы понять, какова неисправность.

– О'кей, попробуйте еще раз, босс. Я сменил магазины.

Я снова поместил цель в свой прицел. Противник снова пересек побережье, очевидно надеясь вернуться домой. Ответного огня по-прежнему не было. Возможно, я убил или ранил хвостового бортстрелка своей первой короткой очередью. Я нажал на кнопку огня. Опять ничего не произошло.

– Проклятая штука все еще не стреляет.

– О'кей, я снова попробую механизм. Думаю, что масло в пушках замерзло.

Я решил, что не позволю этому самолету уйти. Возможно, мы могли таранить его и уцелеть. Надо только правильно рассчитать, поместить свою левую плоскость под его правый руль высоты, а затем, быстро подняв ее, оторвать его хвост, и тогда он потерял бы управление. Мы только что пересекли наше побережье, и нас, вероятно, нашли бы, если мы выпрыгнули на парашютах.

– О'кей, Росс, как там дела?

– Не очень хорошо.

– Ладно. Возвращайтесь на свое место. Я собираюсь догнать и протаранить его. Вам, вероятно, придется выпрыгнуть на парашюте.

– Подождите еще секунду. Попробуйте пушки еще раз. Они должны быть в порядке.

К этому времени напряжение давало о себе знать. Меня не радовала мысль о таране, даже при том, что я считал вполне возможным избежать неприятности в этом случае. Однако существовала вероятность, что мы погибнем, и предложение Росса дало мне несколько секунд, чтобы подумать.

Я снова немного взял на себя штурвал и сократил дистанцию приблизительно до 45 м, поскольку было очевидно, что не последует огня со стороны хвостового бортстрелка. Противник, казалось, не получил никаких тяжелых повреждений, и было достаточно странно, что он не предпринимал никаких маневров для ухода из-под удара. Возможно, поскольку я больше не стрелял после первой короткой очереди, он думал, я его потерял. Я нажал на кнопку огня, не надеясь, что пушки будут стрелять. «Бью» содрогнулся, когда они загрохотали, и прямо перед моим лицом «Дорнье-17» взорвался с ослепительной вспышкой пламени. Я ликовал, но бедный старина Росс был совершенно измучен, так как ему пришлось отсоединить трубку своей кислородной маски, чтобы добраться до пушек. Как и я, он был счастлив, что нам не пришлось идти на таран. Когда мы разворачивались в обратном направлении, то видели, как пылающие обломки упали в море.

Операторы «GCI» радовались нашему успеху так же, как и мы. Новость достигла аэродрома впереди нас, и, когда мы выбирались из самолета, он был окружен летчиками и наземным персоналом. Мой механик подготовил трафарет свастики и начал наносить две такие эмблемы еще прежде, чем мы оправились в барак на стоянке. После того как мы представили наше боевое донесение «шпиону», я взял в оборот оружейника и спросил о проблемах с пушками. Он ответил мне, что неисправности часто возникают из-за масла, замерзающего в механизмах при холодной погоде, подтвердив мнение Росса. Изменения на этот счет проводились. Позднее пушки «бью» стали более надежными, обогревались и вместо барабанов имели ленточную подачу боеприпасов.

В этот период интенсивной деятельности Чарльз Уиддоус и его радиооператор флаинг-офицер Вильсон лишь по счастливой случайности избежали смерти. При этом Вильсон был обязан своей жизнью смелости пилота. После сообщения о приближающемся противнике Чарльз взлетел по тревоге, и вскоре у него возникли проблемы. Двигатели его самолета вышли из строя, и машина не могла удерживать высоту. Ее было недостаточно, чтобы развернуться и с прямой сесть на аэродроме. Когда стало ясно, что сделать ничего нельзя, он приказал Вильсону выпрыгнуть на парашюте. Вилли подтвердил приказ по внутренней связи и покинул свое место, чтобы открыть аварийный люк в нижней части фюзеляжа. При этом он, должно быть, разъединил разъем провода переговорного устройства.

Уиддоус, подозревая, что Вильсон отсоединил внутреннюю связь, дал ему, как он думал, достаточное время, чтобы покинуть самолет, а затем оставил свою кабину, чтобы последовать за ним. К счастью, он оглянулся и в темноте фюзеляжа смутно разглядел Вильсона, все еще сражавшегося с аварийным люком. Самолет теперь был на высоте лишь 300 м, и, выпрыгнув, Уиддоус мог легко обеспечить собственное спасение. Но он без колебаний вскарабкался обратно в кабину и приготовился к аварийной посадке в черной как смоль сельской местности Линкольншира. Удача была на его стороне, поскольку под ним простиралась плоская и малонаселенная земля. Вильсон не знал, что происходило, и, должно быть, предположил, что к этому моменту Уиддоус покинул самолет. Можно представить, что он пережил, когда он отчаянно пытался открыть хвостовой люк. Вильсон знал, что земля быстро приближалась. Но Уиддоус направлял свой самолет вниз, к твердой черноте под собой, настолько плавно, насколько это было возможно. Поскольку его альтиметр показывал, что самолет вот-вот коснется земли, он включил посадочные огни, до отказа взял штурвал на себя и совершил посадку с убранными шасси в поле, пройдя рядом с мачтой, несущей высоковольтные кабели.

За секунду или около того до аварийной посадки Вильсон наконец открыл аварийный люк. Он понятия не имел, на какой высоте над землей находится «бью», но решил покинуть его, так как не могло быть никакой надежды на спасение в терпящем аварию «беспилотном» самолете. Вильсон уже высунул одну ногу из люка, когда самолет коснулся пашни, и получил серьезную травму. Чарльз Уиддоус не пострадал, и эскадрилья радостно приветствовала его возвращение. Вильсон провел некоторое время в госпитале и с полностью негнущейся лодыжкой и, я уверен, с благодарностью в сердце к храброму человеку, который спас его жизнь, воссоединился с нами. Эскадрилья испытала глубокое разочарование, когда хладнокровная смелость Уиддоуса осталась неотмеченной. По нашему мнению, его действия можно было оценить как исключительно храбрые.

Глава 10

Большинство экипажей нашей эскадрильи проводило свои свободные дни в Линкольне, но через некоторое время этот город нам немного надоел, и те из нас, кто имел автомобиль, стали для собственного удовольствия колесить по округе. В один из таких свободных дней мы с Доном Паркером, бывшим пилотом бомбардировщика, а теперь ночным истребителем отправились на моем старом, но надежном «уолси хорнете» в крупный город Лестер. Тем вечером в баре «Саймон» в «Гранд-отеле» я заметил красивую девушку в компании с пожилой женщиной. К раздражению подружки, сидевшей около меня, я не мог оторвать глаз от новой прелестницы. Через некоторое время я позвал официанта и послал его, чтобы он спросил, не согласятся ли леди выпить со мной. Он вернулся и сказал, что они согласны, так что я довольно грубо попрощался со своей прежней подружкой и остальной компанией и присоединился к новым знакомым.

Оказалось, что это мать и дочь и что Джоан, дочь, была медсестрой, находившейся в отпуске. Я узнал, что в расположенном поблизости зале можно потанцевать, и предложил пойти туда, надеясь, что мать откажется, что она и сделала. Так что мы пошли на танцы, по пути проводив мать Джоан до трамвая, на котором та отправилась домой.

Когда мы танцевали, я понял, что хочу видеть Джоан снова и очень часто, так что по пути домой спросил ее, могу ли я позвонить ей в следующий свободный день и пригласить к своим родителям в Даксфорд. Она задумалась, но наконец сказала:

– Мы должны спросить родителей.

Я проводил ее до двери дома, и мы договорились, что встретимся три дня спустя за ланчем в баре «Саймон». Оттуда мы планировали пойти к ней домой и получить добро ее родителей на поездку в Даксфорд.

В гостинице Дон жаловался, что я оставил его одного с двумя женщинами. Признаюсь, я не очень сочувствовал ему. Следующим утром мы на моем старом автомобиле вернулись в Веллингор, но стрела любви догнала меня. Все, о чем я мог думать, это был новый свободный день, и молил Бога, чтобы ничто не разрушило мои планы.