Камуфлет - Антон Чижъ

– Простите, господин ротмистр, о каком преступлении вы говорите?

– А вы о каком, господин чиновник сыскной полиции?

– О пропаже сундука князя Одоленского. В связи с чем и был допрофен Растягаев. А награжден мною соверфенно официально, по просьбе пристава Выборгского участка Фелкинга, как оказавфий помофь следствию. И при чем тут моя супруга?

Блеф с толку сбил, но ненадолго. Модль решительнее принялся за свое. И тут оказалось, что подозревается Софья Петровна всего-навсего… в перевозке запрещенной литературы. Ротмистр понятия не имел о «чурке», но знал, что госпожа Ванзарова возила на извозчике сундук. «Охранка» не знала о трупе, следовательно, ее агенты не были в Выборгском участке, но каким-то образом нашли Растягаева. Однако о Пряникове, томившемся в темнице Казанского участка, не знали. Мало назвать эти обстоятельства «странными».

– Позвольте взглянуть книжечку, – благолепно попросил Ванзаров.

На край стола швырком полетел томик в бумажном переплете. Точно такой лежал в кармане коллежского советника. Выходит, тираж удачно подбросили на дачу. Чтобы у ротмистра не возникло подозрения, пришлось полистать роман с озабоченным видом.

– Это опасная литература? – осведомился Родион Георгиевич.

– Самого подстрекательского толка.

– Как я понял, беллетристика, фантазии, художественный вымысел?

– Тем хуже! – припечатал жандарм.

– Ладно, ротмистр, все это мило, а теперь выкладывайте, зачем я вам сдался? – без всякой подготовки Родион Георгиевич пошел первым.

И сорвал банк.

Модль куснул губу, указал Ванзарову на стул и проговорил многозначительным тоном:

– Я уполномочен сделать предложение от лица вам известного.

И правда, Ванзаров неплохо знал могущественного начальника «охранки».

– Полк…То есть он предлагает оказать небольшую услугу, в уплату за которую мы закроем глаза на неблаговидное поведение вашей супруги.

Что делать, пришлось согласно кивнуть.

– Необходимо, не привлекая лишнего внимания, выяснить все возможное о неком тайном обществе, члены которого называют себя содалами. Вернее, не столько об этом обществе, сколько об участии в нем и роли князя Одоленского. Раз уж вы разыскиваете его сундуки, не надо объяснять, почему мы не можем заняться этим делом?

Безусловно, коллежский советник оценил деликатность момента: «охранка» и впрямь даже помыслить не смела коснуться лица, которому оказано высшее покровительство. И тем не менее он спросил:

– Могу ли знать, какие именно сведения требуются?

– Мы знаем, что содалы намерены провести на днях некую акцию, направленную против устоев государства. – Ротмистр стал многозначительным и серьезным. – Где и когда – неизвестно. Единственная ниточка – князь. Займитесь им так: устройте провокацию с молоденьким студентиком, пусть его найдут жестоко изнасилованным, а он и свидетели покажут на князя, возьмите Одоленского как подозреваемого, тряхните хорошенько в «сибирке». В уплату за свободу и молчание пусть расскажет о содалах. Он хоть и спорт-мэн, но духом слаб, расколется быстро. А с вас и спросу никакого.

Как всегда, план «охранки» был простой, надежный и неподражаемый. Одно плохо: запоздалый. В чем и пришлось честно признаться.

– Что это значит? – насторожился Модль.

– Князь Одоленский найден сегодня мертвым в своей постели. Убит ночью неизвестным, с которым проводил время. Я приехал прямо из его особняка.

Игра в «гляделки» входит в набор важных навыков в сыскной полиции. Ванзарову в ней не было равных. Не всякая кобра стерпела бы такой взгляд! Но и выдержка ротмистра заслужила всяческую похвалу. Так что дуэль окончилась вничью. Модль кинулся к телефонному ящику и попросил обождать в приемной. А когда Родиона Георгиевича позвали, снова буравил немигающими глазами:

– Условие в силе. Занимаетесь расследованием убийства и одновременно ищете содалов. Живыми или мертвыми. Уж как получится.

– Позвольте узнать название обфества.

– Что-то вроде «Братья крови» или «Кровавый союз», белиберда какая-то, игрушки интеллигентские. Для вас это значения не имеет… Находите содала, берете его, вынимаете признание, что он содал, и немедленно вызываете меня. До всех протоколов и допросов.

– Я дам согласие после свидания с женой.

На лице Модля мелькнула тень, означающая улыбку:

– Езжайте домой и устраивайте свидания сколько душе угодно.

Родион Георгиевич заторопился к выходу.

– Учтите, это арест, хоть и домашний! – крикнул Модль вдогонку. – В случае попытки бежать дворнику дан приказ поднять тревогу, а филерам – стрелять на поражение.

Что тут говорить! Ванзаров и сам надел бы пудовые кандалы на тапочки супруги.

Августа 7 дня, лета 1905, полдень, +25° С.

Дом на Малой Конюшенной улице

Пальто и шляпы, зонты, трости, тулуп Глафиры и даже детские курточки покрывали пол. А ковровая дорожка, перевернутая наизнанку, торчала забором. Хозяин квартиры осторожно переступил тряпичные кучи в коридоре и вошел в комнаты.

Под каблуками захрустели осколки, его приветствовал образцовый разгром. Все, что могло быть сорвано со стен, выброшено из ящиков и выпотрошено из подушек, громоздилось пейзажем после битвы. Чтобы иллюзия боя стала окончательной, все это следовало поджечь.

Хозяйственные потери тронули мало, чего-то подобного следовало ожидать после общения с «охранкой». Иное внушало серьезные опасения: супруга прибывала посреди хаоса с отрешенным лицом, уставившись в одну точку. Сидя на полу, она не реагировала на мужа.

Действовать следовало немедленно. Ванзаров влетел в изувеченную кухню, подобрал попавшуюся кастрюлю, наполнил доверху и очутился рядом с женой. Ледяной поток в лицо, оглушил, но заставил очнуться. Софья Петровна придушенно застонала, шевельнулась и нашла мутным взглядом мужа:

– Ушли?…

Родион Георгиевич подхватил мокрое тельце, перенес на диван, изрезанный, но еще крепкий, и принялся мять ушные раковины, затылок, растер шейную ямку, плечи и легонько похлопал по щекам. Софья Петровна посмотрела осмысленно и произнесла лишь:

– Родион…

Целительная истерика трясла мать семейства. Но кризис миновал счастливо. Через четверть часа Софья окончательно пришла в себя, выплакалась и обрывками фраз описала, как одинаковые господа совершали обыск в доме и все время грозили ей тюрьмой, а дочки остались под присмотром Глафиры, а она держалась до последнего, но не помнит, как осталась одна и как…

Не будем упиваться страданием женщины. Наконец стакан с привычными каплями испит до дна, а Родион Георгиевич устроился прямо на ковре, у изголовья.

– Вы пережили суровые испытания, но могу ли знать, как на исповеди: что делали вчера утром с фести до полудня? – ласково спросил он.

Госпожа Ванзарова всхлипнула:

– И ты мне не веришь? Ну, почему? Я же объяснила: встала около полудня, прогулялась в саду, потом пошла на веранду, потом Глафира пришла с девочками…

– Вы были утром одна?

– Да, была…

– И вас никто не видел?

– У меня все теперь перепуталось в голове…

Дело объяснялось бы провокацией «охранки» и удачным забросом аркана на его шею, если бы в сундуке не было «чурки». И если бы не нашли Одоленского с разодранным горлом. И если бы не содал «С.П.В.». Как это ни абсурдно, но верить в невиновность жены надо даже вопреки очевидным уликам.

– Что со мной будет? – Софья постаралась заглянуть мужу в глаза.

– Не волнуйтесь, вам ничего не угрожает. Я сделаю все.

– Даже после того… Ну, того, что я тебе сказала?

– Вы мать моих детей.

Софья Петровна спустила ноги с дивана, села прямо, как могла, и попыталась вздернуть подбородок подобающе гордо:

– Родион, я должна сознаться…

– Хватит ли для этого сил?

– Да, хочу это сделать прямо сейчас…

– Извольте.

– Я солгала.

Родион Георгиевич исключительно спокойно спросил:

– И в чем же?

– Я наговорила гадостей, незаслуженных оскорблений. Ты хороший и честный человек, я была не права.

– Благодарю вас…

– Но я увлечена другим.

– Это уже не имеет значения… – с некоторым облегчением проговорил обманутый муж. – Все равно буду зафифать вас.

– Пойми, это больше, чем дачный флирт. Огромное чувство захватило меня всю.

– Не хочу огорчать, но роман окончен. Князь Одоленский сегодня утром… скончался. – Родион Георгиевич милосердно опустил подробности.

– Причем здесь какой-то Одоленский? Не знаю никакого Одоленского!

Повадки и ужимки лучшей половины были изучены до мелочей. И потому следовало признаться: не юлит. Видимо, она действительно не знакома с князем. Тогда с кем?

И тут Родион Георгиевич не нашел ничего лучшего, как брякнуть:

– Кто же твой любовник?

Софья Петровна вскочила, хоть и покачнулась, поправила мокрые волосы.

– Не смейте говорить мне подобные гадости! – бросила она с достоинством королевы, идущей на плаху, и, спотыкаясь, гордо удалилась.