Спрячь Ищи Найди Продай - Иван Максименко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, это я… а вы, простите, кто будете? — недоверчивым тоном спросил Золик.
— Я следователь Теодор Муус из центрального управления полиции. На днях была совершена кража одной картины, которая, предположительно, является подлинной работой художника Леонарда Эуса. Ее некоторое время назад исследовал Борис Ховац из НАМСИ. Он заявляет, что вы посещали его кабинет и видели картину. Вы это подтверждаете?
— Да, я иногда заказываю экспертизы в музее и поэтому бывал в его кабинете много раз. Я, действительно, видел одну картину, которая, по его словам, могла быть написана Эусом. Но это все, что я знаю о ней.
— Вы спрашивали Ховаца о ней и когда были у него за пару дней до кражи.
— Я просто так спрашивал. Все-таки, не каждый день на глаза попадаются неизвестные работы Эуса.
— А Ховац сам достал картину из пакета или вы его попросили вынуть ее и показать вам?
— Что? — удивленным тоном спросил Золик и на секунду замолк, видимо, соображая, что ответить, — картина лежала на столе Ховаца, я не помню, чтобы там был и пакет.
— Ну, хорошо, господин Золик… — хмыкнул следователь, — вы не могли бы завтра до обеда зайти в центральное управление, чтобы мы подробнее поговорили о картине?
— В смысле, на допрос?
— Нет, пока не на допрос, просто на разговор. Я провожу беседы со всеми, кто имел доступ к картине. Так вы придете завтра? — с интонацией, которая подразумевала, что у Фердинанда нет другого выбора, кроме как согласиться, спросил Муус.
— Да, конечно. А во сколько часов мне к вам зайти?
— Ну, не позже одиннадцати.
— Ладно, опаздывать не буду…
— Мой кабинет на третьем этаже, последняя дверь справа…
«Пакет с адресом, говоришь, не видел? Молодец, Золик, быстро сообразил, как надо отвечать. Ничего, я к тебе все равно найду подход… — подумал про себя полицейский, закончив разговор».
«Ховац, выходит, запомнил, что я интересовался картиной, а следователь догадался об адресе на пакете. Неплохо работаешь, гад. Пока у тебя на меня, однако, ничего нет… ну, и не будет. Так, он меня, наверное, завтра попробует расколоть на этом пакете. Надо сейчас хорошенько над всем подумать… — размышлял Золик, отложив телефон в сторону».
Между тем, неизвестный эскиз обнаженной девицы становился все более известным, и молва о нем уже успела вырваться за пределы музея НАМСИ и кабинета Теодора Мууса, распространяясь среди имагинерских торговцев искусством, постоянно нагнетая вокруг него ажиотаж. Подтверждалась мысль, что если тайна сегодня известна одному человеку, то завтра о ней будет шептать весь город.
Очевидным было, что в конечном итоге эта запутанная история станет достоянием прессы и — что еще очевиднее — она состряпает из нее очень громкую сенсацию. А как иначе, если творение самого знаменитого в стране художника, которого знают далеко за пределами Имагинеры, сваливается, в буквальном смысле, как снег на голову.
Пока Теодор Муус — ему совсем скоро тоже предстояло столкнуться с навязчивым любопытством СМИ — опрашивал поочередно всех, кто имел хоть малейшее отношение к картине, журналисты, как только до них докатились слухи о загадочном эскизе (с появлением фотографии эскиза в разделе с пропавшими предметами на сайте МВД все сомнения в правдивости этой истории тут же отпали), затеяли собственное расследование, пытаясь понять, кто первым заговорил о нем.
Определить личность этого человека не составило большого труда для вездесущих газетчиков. Все указывало на то, что это был называющий себя экспертом по безопасности музеев Денис Тальман, более известный общественности как бывший дилер контрабандных артефактов и поддельных картин.
За него, не теряя времени даром, и взялись журналисты.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ВСЕ ИЩУТ БЕСЦЕННУЮ НАХОДКУ
12
Около одиннадцати часов утраВ тот момент, когда Фердинанд Золик должен был прибыть в центральное управление полиции для разговора со следователем, на столе в гостиной Дениса Тальмана (после второго развода он переехал в съемную квартиру, которую использовал и как офис) зазвонил телефон. Тальман угрюмо посмотрел на экран аппарата, на котором высветился незнакомый номер.
— Алло? — серьезным тоном спросил эксперт по безопасности музеев.
— Здравствуйте, можно мне поговорить с Денисом Тальманом? — спросил молодой мужской голос.
— А кто хочет с ним поговорить?
— Это Алекс Карман из журнала «Арт Перспектива», вы мне давали интервью не так давно. Помните меня?
— Карман? Да, припоминаю, — тон Тальмана немного смягчился, — а по какому поводу вы мне звоните?
— Я хотел спросить вас насчет неизвестной работы Леонарда Эуса, которую на днях похитили, и сейчас разыскивает полиция. Говорят, что вы ее лично видели и знаете, кто ее владелец.
— Ну, да, я видел одну картину, которая может быть подлинником Эуса, хотя это точно не установлено. Ее, действительно, на днях похитили.
— То есть, подлинник ли это или нет, вы точно сказать не можете?
— Точно не могу, но вероятность большая.
— Денис, а вы не расскажите, при каких обстоятельствах вы ее увидели? Вы знакомы с ее владельцем, вам предлагали ее купить?
— Я о ней узнал случайно. Ее владелец не коллекционер и не связан с искусством. Он не собирался ее продавать.
— Ясно… — буркнул Карман, пытаясь понять смысл уклончивых объяснений Тальмана, — а вы мне не подскажите имя владельца картины?
— Знаете, до вас мне, наверное, еще сто журналистов успели позвонить, прямо задолбили меня ваши «многоуважаемые» коллеги. Вы полицейским звоните, и спрашивайте подробности, я больше ни на какие вопросы не желаю отвечать, пока не закончится следствие.
— Хорошо, а полицейские вам задавали вопросы?
— Задавали. Я им рассказал все, что знал. Спасибо, господин Карман, я должен сейчас идти. До свидания… — не дожидаясь очередного вопроса, Тальман поспешил прервать диалог.
Поразмышляв над словами несговорчивого собеседника, Карман решил позвонить лично Теодору Муусу и попробовать у него узнать какие-нибудь подробности.
— Слушаю, — в трубке затрещал голос следователя.
— Господин Муус, здравствуйте, это Александр Карман из журнала «Арт Перспектива». Я хотел спросить вас насчет картины Леонарда Эуса, которую на днях похитили. Фотография картины выложена на сайте МВД.
— Да, мы разыскиваем такую картину, но пока нельзя точно сказать подлинник ли это на самом деле и кто законный владелец. Мы знаем слишком мало о ней. Предпринимаются соответствующие меры.
— А когда она была украдена?
— Три дня назад.
— А вы можете сказать, откуда ее украли — из музея, галереи, частной коллекции?
— Ее украли у частного лица, но я не могу дать вам больше подробностей.
— А Денис Тальман имеет отношение к этому делу? Он в числе подозреваемых?
— Нет, он пока не входит в круг подозреваемых. Мы пытаемся установить личности всех, кто имел или имеет какое-либо отношение к картине. Тальман входит в их число.
— Вы сказали, что не знаете, кто ее владелец, но что ее украли у частного лица. Можете растолковать подробнее этот факт?
— У картины нет соответствующего провенанса, поэтому нам предстоит разобраться и с ним. Пока это все, что я могу вам рассказать.
— То есть, это частное лицо владело картиной, нарушая закон?
— Я не могу ответить на этот вопрос однозначно. Я вам уже сказал, что происхождение картины не установлено. После того, как мы уточним этот вопрос, можно будет сказать, был ли нарушен закон или нет. Другие подробности я пока раскрыть не могу, к сожалению…
Карман положил трубку, оперся локтями о свой рабочий стол в редакции журнала «Арт Перспектива» и посмотрел задумчиво на белый потолок.
«Писал ли эту картину Эус не ясно, кто хозяин не ясно, откуда взялась картина тоже непонятно. Просто шикарно. Если ее владелец не коллекционер и у него нет провенанса, тогда тут может и криминалом запахнуть. Ну, ничего, Алекс Карман ради ценной информации готов даже на остров с геями-людоедами поехать. Вот какой он отчаянный, — рассуждал про себя журналист, растирая лоб».
Закончив с рассуждениями, Карман взял мобильный телефон и позвонил знакомому полицейскому, чей кабинет находился прямо напротив кабинета Теодора Мууса.
— Алло, Тони, привет. Можно тебя на минутку?
— Привет, Алекс. Что у тебя там?
— Ты о неизвестной картине Леонарда Эуса, которую украли три дня назад, слышал?
— Да, даже в новостях об этом говорят. И что?
— Не поможешь по старой дружбе? Не подскажешь, откуда ее украли?
— Ой, сколько у меня таких старых друзей, ты бы знал… и всех такая нужда мучает, что плакать хочется, — с легким сарказмом в голосе ответил полицейский, — ну, ладно, проверю ориентировки и позвоню, только быстро не получится — у меня тут срочные дела есть.