Черная вдова - Павел Мариковский

Трудно забыть лицо девочки: красное, чуть синюшное, с широко раскрытыми глазами, налитыми кровью, с обезумевшим взглядом оно выражало неописуемый страх и величайшее страдание. Она совсем не может стоять на ногах. Несмотря на энергичные движения, дыхание не учащенное, а редкое, тяжелое, с хрипом. Пульс редкий. Брюшные мышцы напряжены и тверды, как доска. Неосведомленный хирург сразу бы поставил диагноз так называемого «острого живота» — явления воспаления брюшины при прободении язвы желудка или кишечника, острого аппендицита, требующих немедленной операции. Настолько обманчив этот симптом! Таких ошибочных диагнозов было немало описано в литературе.

Тело девочки покрыто потом, из глаз льются слезы, изо рта тянутся нити густой слюны. Она ни на минуту не находится в покое, мечется, принимает самые различные позы, пытаясь облегчить страдания, громко кричит и хрипло стонет. На вопросы отвечает с трудом, почти невменяема. Жалуется на сильные боли в животе, во всем теле, онемение ног. Кроме тяжелых физических болей, заметно глубокое психическое страдание. Отравление типичное, точно такое, как его описали врачи-клиницисты в нескольких хорошо мне знакомых журнальных статьях.

Нестерпимо долго, как мне казалось, нагревалась и кипела вода с шприцом. Наконец противокаракуртовая сыворотка введена внутримышечно. Кое-как заставили девочку принять снотворные порошки.

Фельдшерица Анастасия Васильевна нервничала. Ее мучили сомнения: поможет ли эта ампула с сывороткой, не ошибается ли молодой доктор, совсем не похожий на врача, целыми днями пропадающий в поле со своим помощником, не отослать ли пострадавшую девчонку в районную больницу.

Прошел час, девочка успокоилась, забылась тяжелым сном. Забрезжил рассвет. Совсем стало светло. Дыхание больной стало глубже. Успокоилась мать. Повеселел отец. К полудню девочка проснулась, попросила есть. Сражение за ее жизнь было выиграно! Да еще какое сражение! Двойной укус ядовитым пауком маленького человечка, весившего едва ли двадцать килограммов. Замечательной силой обладала сыворотка, изготовленная Узбекским институтом эпидемиологии и микробиологии.

К полудню больная совсем оправилась, повеселела и попросилась домой.

На следующую ночь на нашем фельдшерском пункте — снова переполох. Привезли заведующего магазином. Грузный мужчина метался на бричке и громко вопил о помощи. Немедленно в ход пошла вторая ампула, и я, обеспокоенный тем, что больше у меня противокаракуртовой сыворотки не было, решил завтра ехать в Ташкент за новыми ампулами.

Вместе с пострадавшим заявилась и вся его многочисленная обеспокоенная родня. Используя свое красноречие, я объяснил, что такое противокаракуртовая сыворотка. Мне как будто поверили. Но через полчаса после введения сыворотки больной вместе с сопровождавшими его людьми бесследно исчез. Нашел я его только утром в Пскентской районной больнице под опекой главного врача. Состояние больного не внушало никаких опасений: он крепко спал, на его щеках красовался завидный румянец, а на лице играла счастливая улыбка.

Больше в нашем кишлаке, к счастью, не было пострадавших от каракурта.

Вместе с Маркелом мы бродим по лёссовым холмам, собираем в пробирки каракуртов для очередного опыта. Пауков много, пробирки давно заполнены, и пора домой. Солнце, безжалостное южное солнце, обжигает наши тела. Хочется пить, мучает жажда. Вблизи нас на вершине холма — небольшой огород, хижина-чайля. Около нее белобородый старик копает кетменем землю, пускает на свой участок воду из арыка. Я предлагаю Маркелу купить у старика дыню. Ею мы наедимся и напьемся, до дома еще далеко. Узбекская сладкая дыня очень заманчива в такую жару.

Пока Маркел ушел на переговоры, я просматриваю наш улов, перебираю пробирки, тщательно укладываю их в полевую сумку. С ними нужна осторожность. Вдруг одна из пробирок разобьется, выползет каракурт из полевой сумки, заберется на одежду, а на нас легкие рубашки да брюки. Такое уже было с Маркелом, хорошо, что я вовремя заметил. Вот и Маркел появился с большой дыней.

— Сейчас попируем! Скорее, Маркел, доставай нож.

Маркел перекладывает дыню в левую руку, правой роется в кармане. Неловкое движение, дыня падает, катится в овраг, отскакивает от какого-то бугорка и, ударившись о землю, разлетается на мелкие кусочки. Какая досада! Молча мы собираем свои вещи, готовимся в путь и вдруг слышим — «На тебе еще дыню. Кушай, пожалуйста!»

Старик, оказывается, все видел и пожалел нас. Я люблю таких, как этот, седобородых стариков. Жизненный опыт делает их мудрыми и рассудительными. Старик не берет денег. Это подарок, и от него отказываться не полагается. Тогда я, желая выразить ему нашу признательность, вынимаю пробирки, показываю каракуртов, рассказываю о них.

Я много раз убеждался в том, что местное население, превосходно осведомленное о существовании каракуртов, очень плохо знает, что именно они собою представляют. Этому способствует скрытый образ жизни паука: днем он всегда прячется в своем логовище.

Старик поражен. С величайшим интересом, сперва боязливо, потом смелее, он осматривает наш улов, долго молчит, потом, будто решившись, рассказывает. В молодости, только что поженившись, он пригласил жену вечером посидеть на горке над кишлаком. И вдруг она вскрикнула, кто-то ее укусил. Оказалось, каракурт. Когда он схватил паука, тот успел и его укусить. Жена умерла, а он долго болел. Я не решился расспрашивать подробности несчастья, чувствовалось, что старику тяжело было вспоминать.

Мы показали ему, как легко по тенетам найти каракурта, как вытащить его из логова. Старик очень удивился. Он никак не предполагал, что каракуртов много и возле его чайли. Теперь он задаст им, отомстит за свою трагедию.

Много лет спустя я узнал почти аналогичную историю, происшедшую в городе Алма-Ате в домике, располагавшемся там, где ныне построен Дом правительства. Каракурт заполз в комнату, забрался на постель и, случайно придавленный, укусил сперва жену, а потом мужа. Оба, попав в больницу, благополучно выздоровели, но жена, получившая первую дозу яда, болела тяжелее…

Дома нас поджидал таджик. Он приехал с ближних гор. Услышал, что у меня много каракуртов в банках. Попросил пять каракуртов и пиалу с водой. Ловко ногтями вырвал у одного каракурта хелицеры и, к ужасу всех присутствующих, проглотил его, запив глотком воды. Такая же участь постигла и остальных каракуртов. В те времена было довольно широко распространено заболевание бруцеллезом. Таджик уверял, что от него самое первое средство — съесть пять каракуртов.