Проводник в бездну: Повесть - Василь Григорьевич Большак

И словно только сейчас поняла, в какой опасный путь посылает сына.

— Найдешь дорогу?

— И-и-и… Да я с закрытыми глазами! Может, и Митьку позвать?

Мать вопросительно посмотрела на раненого.

— Не стоит, Гриша, лишних людей, — сказал лейтенант.

— Дядя, а Митька не тово… не лишний…

— Понимаю, понимаю. Друг и прочее… Но лучше один. По дороге объясню почему.

— Вот и хорошо, — вздохнула Марина.

Хорошо? А кто знает, как оно будет. Впервые отправляет сына на такое дело. Хорошо, если хорошо. А вдруг невзначай встретят, пороются в соломе? Ой, даже жуть взяла… Может, не идти к молотилке и самой отвезти Михаила?.. Ага, не пойдешь, могут заподозрить. Нет, все-таки, наверное, безопаснее, если мальчик поедет за дровами.

Марина взяла раненого под мышки, повела.

— Давайте, Михайло, потихоньку…

Кусая губы, Швыдак попрыгал на одной ноге в сени. У самого сенного порога стояла подвода. Мать проворно умостила Михайла, прикрыла сверху соломой.

— Выздоравливайте скорее… И счастливо, — прошептала.

— Спасибо, Марина, — тоже тихо проговорил из-под соломы лейтенант.

Гриша взялся за вожжи, солидно нокнул. А мать вслед, чтобы слышали на Поликарповом подворье:

— Не мешкай, сынок! Топор не забыл?.. Да смотри труху не вези.

Гриша махнул кнутом, Буланый побежал быстрее, подвода заскакала на ухабах.

— Гриша, Гриша, тише, — застонал Михайло.

Парень побелел. Он как раз поравнялся с Поликарповой хатой. На пороге стоял старый Налыгач, сверлил малого прищуренным глазом.

— Куда это ты, банда, в такую рань?

— За дровами. — Сухой, шершавый язык еле повернулся во рту.

— Так-так-так… Еще глаз не продрал — и за дровами? Хозяйственный ты стал!

Ни жив ни мертв ехал Гриша в лес. И лишь когда телега свернула в орешник, немного отошел. Разгреб солому, открыл раненому лицо.

— Пронесло? — хотел было подняться лейтенант.

— Лежите, лежите, а то, чего доброго, кто встретит, — запротестовал Гриша. — Болтнут Налыгачу, что ехали вдвоем…

— Лежу, — покорился лейтенант. А погодя спросил: — Испугался?

— Еще бы…

В лесу было так мирно, тихо и даже празднично, что Грише показалось — нет треклятых фашистов, нет страшной войны. Медленно, будто невесомые, падали желто-горячие кленовые листья с темноватыми прожилками. Дрожала осина и стряхивала с себя пятаки-листочки. А березки, словно девчонки, надели пестрые платочки и ходили в плавном хороводе.

Таранивку невозможно себе представить без леса. Ягоды на столе откуда? Из леса. А чем поят Гришу и Петьку от простуды? Вареньем из лесных ягод. Откуда тепло в хате полещука? Из лесу.

Словом, лес для полещука, жителя Полесья, — если не весь мир, то полмира. Гриша больше всего любит в лесу березки. В березняке всегда весело, светло, солнечно. А как хорошо говорит про лес бабушка! «В еловом лесу грустить, в сосновом молиться, в березовом — веселиться». И правда, в еловом темно и печально, потому что солнце туда не заглядывает и птица там не поет. В сосновом всегда торжественно, величаво, сосны устремляются ввысь и гудят, как мачты. А в березовой роще красиво и радостно; верно говорит бабушка: только веселиться!

Где-то далеко в голубеющем небе загудел самолет, напомнив обо всем настоящем…

— То вы вчера… в лесу?.. — повернулся Гриша к Швыдаку.

Михайло вздохнул, нахмурился и промолчал.

— Драпали фрицы?

— Кто попроворнее…

— А кто нет?

— Ну, тот землю нашу ест…

Еще помолчав, четко, как на диктанте, проговорил:

— Мы их в гости не звали… Вот и «угощаем» этих незваных…

И он, Гриша, «угощает»? Ну, не пулями, но вот сейчас, например, выполняет боевое задание!.. А вот Митька не знает об этом. И нельзя будет рассказать дружку — военная тайна.

От этих мыслей Гришу отвлекли знакомые липы-сестры. Шесть их выросло из одного корня, да так и живут, знаменитые во всей округе. Шесть красавиц.

Вскоре между бронзовыми стволами сосен заблестел холодный плес Чистого озера. Гриша насторожился. Остановил Буланого, внимательно осмотрелся. Вроде бы тихо. Но недруги могли прятаться и в этих кудрявых кустах, и вот в том густом орешнике… Даже Буланый повернул туда голову, раздувает ноздри, прядает ушами… Ветки орешника вдруг раздвинулись. Гриша судорожно дернул Швыдака за рукав.

— Свой, — успокоил тот. — Видишь, красная лента на шапке.

— Дядя Антон? — и верил и не верил Гриша, когда бородатый подошел ближе.

— А кому ж еще встречать тебя в лесу? — как равному ответил Яремченко.

Антон Степанович молча взял Буланого под уздцы и повел в лесную чащу. Уже когда спрятались в буйном орешнике, сказал парню, хмуря брови:

— А где ж мама? Почему не она привезла?

— На работу погнали… К молотилке.

— Вон как… Уже хозяйничать начали?

— Начали…

— Ну, Гриша, спасибо… Без приключений обошлось?

— Без…

— Как самочувствие? — участливо наклонился к Швыдаку.

— Могло быть и хуже, — попытался улыбнуться Швыдак. Взял Гришину ладонь да так крепко пожал, что пальцы слиплись. — Ну, спасибо, дружище. Теперь, брат, и ты боец.

У Гриши даже щеки запылали. Жалко, что никто из таранивцев не слышал, а сам расскажет — не поверят… «Погоди, погоди, хлопче, — мысленно одернул себя. — А кому это ты собираешься рассказывать? Смотри, дойдет до Налыгача, тот из района немчуры наведет. Надо крепко держать язык за зубами. Разве что Митьке…»

Когда незнакомый человек в пилотке со звездой, но в штатских брюках и фуфайке взял в руки вожжи и повез Швыдака дальше, Гриша собрался было пойти за Буланым, но Яремченко остановил:

— Постой. Никуда твой Буланый не денется…

Вон как у них. Правда, чего это ради постороннему человеку глазеть? А он, дурак, бросился вслед…

— А ну расскажи, как вы там с дедом Зубатым? Надежно спрятали?

— И-и-и. Какая из сена надежность? Подожгет придурковатый Миколай стог и…

— Перепрячем… Немцы по селу не шныряли?

— А их больше