Дочь кардинала - Филиппа Грегори

– Ну что ты, Иззи, – пытаюсь с деланной веселостью сказать я, как вдруг раздается такой душераздирающий вой ветра, что от ужаса я сама лишаюсь способности дышать. Этот звук похож на визг баньши[7], на свист, что льется с черных небес прямо на корабль – тот внезапно кренится, а море, выгибаясь, подбрасывает его к облакам, которые в тот же самый момент надвое рассекает желтая молния.

– Закрой дверь! Запри! Не пускай ее! – кричит Иззи, когда из-за качки двойные двери в каюту распахиваются настежь. Я тянусь к ним, но, вместо того чтобы закрыть их, замираю от изумления. Двери нашей каюты выходят на нос корабля, и перед ним я должна была видеть волны. Но на моих глазах нос корабля пляшет то вниз, то вверх в полной пустоте, словно корабль поднялся на дыбы и стоит на корме строго вертикально, задрав нос прямо в небеса. А потом я понимаю, что именно я вижу. Прямо перед кораблем высится огромная отвесная волна, словно стена нашей крепости, а маленький кораблик пытается взобраться по ее отвесному краю. Еще мгновение, и искристо-белый на фоне свинцового неба гребень волны обрушится на нас вместе с ледяной дробью града, который в мгновение ока превращает палубу в заснеженное поле, жалит мое лицо и открытые руки и колет мои ноги, как битое стекло.

– Закрой дверь! – снова кричит Изабелла, и я бросаюсь на двери всем своим весом в тот самый момент, как волна обрушивается на палубу с ударом, от которого содрогается весь корабль. Над нами поднимается очередная волна – двери в каюту распахиваются, впуская поток воды, который захлестывает меня до пояса. Хлопанье дверей, крики Изабеллы, дрожь и скрип корабля, проседающего под тяжестью обрушившейся на него воды, голоса моряков, которые сражаются с парусами, цепляются за рангоуты и висят над этим немыслимым водоворотом на одних руках, думая лишь о том, как бы пережить очередной безумный скачок корабля; срывающийся крик капитана, раздающего команды, чтобы удержать судно носом к идущей на него волне, – все это смешалось в безумном танце шквального ветра и огромных волн, похожих на горы из темного стекла, подходивших к нам одна за другой.

Корабль снова встает на дыбы, и двери распахиваются, чтобы вместе с каскадом воды впустить отца, в мокрой накидке и плечами белыми от града. Он захлопывает за собой двери и хватается за косяк, чтобы удержаться на ногах.

– Все в порядке? – коротко спрашивает он, глядя на Изабеллу, которая обеими руками держится за живот.

– Мне больно! Мне больно! – кричит она. – Отец! Отвези нас в порт!

Он смотрит на меня, и я в ответ пожимаю плечами.

– Ей все время больно, – так же коротко отвечаю ему я. – Как корабль?

– До берега Франции доберемся, – говорит он. – Там, на берегу, мы найдем укрытие. Помоги ей, держи ее в тепле. Огонь везде погашен, но, как только мы сможем зажечь его снова, я пришлю вам горячего эля.

Корабль снова подбрасывает, и мы с отцом летим в противоположный угол каюты.

– Отец! – кричит Изабелла.

Мы с трудом встаем на ноги, цепляясь за стены, и подтягиваемся к краю кровати. Приблизившись к ней, я усиленно моргаю, потому что в неверном свете вспышек за окном простыни Иззи кажутся мне черными. Я тру глаза влажными руками, ощущая морскую соль на пальцах и на щеках, и потом понимаю, что ее простыни на самом деле не черные. Они красные. У Изабеллы отошли воды.

– Ребенок! – всхлипывает она.

– Я пришлю сюда мать, – торопливо говорит отец и опрометью выбегает из двери, захлопывая ее за собой. Он исчезает за стеной града. В свете то и дело вспыхивающих молний действительно кажется, что на нас стремительно несется сплошная белая стена, а когда молнии стихают, все опять становится черным. И эта всепоглощающая чернота пугает больше всего. Я хватаю Изабеллу за руки.

– Мне больно! – жалобно говорит она. – Энни, мне больно. Мне правда больно. – Ее лицо внезапно искажает гримаса, и она со стоном вцепляется мне в руку. – Я не придумываю. Энни, я не пытаюсь привлечь к себе внимание. Мне больно, мне ужасно больно! Энни, мне очень больно.

– Кажется, ты рожаешь, – говорю я.

– Нет! Нет! Еще рано! Еще рано! Он не может родиться тут! Только не на корабле!

Я с отчаянием оглядываюсь на дверь. Где же мать? Не может быть, чтобы Маргарита подвела нас! Где же придворные? Не может быть, чтобы мы оставались тут с Изабеллой одни, без всякой помощи, цепляясь друг за друга при свете одних только молний, пока она рожает.

– У меня есть поясок! – вдруг спохватывается она. – Освященный поясок, который поможет при родах.

Наши сундуки и личные вещи были погружены в трюм. В каюте для Изабеллы был приготовлен только маленький сундучок со сменой белья.

– Еще икона и знаки пилигримов, – продолжает она. – Это все в моей резной шкатулке. Мне они нужны, Энни! Принеси их мне, они меня защитят…

Ее пронзает очередной приступ боли, она кричит и снова хватает мою руку. В этот момент дверь распахивается и к нам вместе с волной воды и града входит мать.

– Леди мать! Леди мать!

– Вижу, – холодно отвечает она на призывы, затем поворачивается ко мне: – Отправляйся на камбуз и скажи им, что они должны зажечь огонь. Нам нужна горячая вода и потом подогретый эль. Скажи, что это мое распоряжение. И попроси, чтобы они дали что-нибудь, что она могла бы зажать в зубах, деревянную ложку, если они не найдут ничего другого. И передай моим служанкам, чтобы несли все белье, что у нас есть.

Огромная волна подбрасывает корабль, и мы снова перелетаем из одного угла каюты в другой. Мать хватается за край кровати.

– Иди, – говорит она мне. – И пусть кто-нибудь из мужчин держит тебя, пока ходишь по кораблю. Не позволь волне смыть себя за борт.

После такого предостережения я понимаю, что у меня не хватает духа открыть дверь и выйти навстречу шторму.

– Иди! – сурово приказывает мне мать.

Я беспомощно киваю и выхожу из каюты. Вода, заливающая палубу по колено, выплескивается из бортов судна, в сливы, но, как только она стекает, приходит новая волна. Нос судна вздымается и падает, и весь корабль содрогается, когда он сталкивается с водной массой. Нет, никакое судно долго не вынесет подобного испытания. Мимо меня с трудом ковыляет какая-то вымокшая фигура. Я хватаю его за руку.

– Отведите меня в каюту придворных дам! – кричу я, пытаясь пересилить завывания ветра.

– Господи, спаси! Господи, спаси души наши грешные! – Он отдергивает от меня руку.

– Ведите меня в каюту к придворным дамам, а потом на камбуз! – кричу я. – Я приказываю вам! Моя мать приказывает!

– Это ведьмин ветер, – с ужасом произносит он. – Он поднялся сразу же, как на борт вступили женщины. Женщины на борту, да, одна из них умирает, это они принесли ведьмин ветер! – Он вырывается из моих рук, и следующий рывок судна бросает меня к поручням, и я вцепляюсь в них изо всех сил, пока огромная волна замирает на мгновение отвесно над кормой, потом обрушивается на нее всей своей массой. Меня сбивает с ног, и только пальцы, уцепившиеся за канаты, да мое платье, застрявшее под поперечной планкой, спасают мне жизнь. Но встретившегося мне моряка она не щадит. Я вижу его бледное лицо за завесой зеленой воды, перекидывающей его за борт, и он летит вниз, несколько раз перекувырнувшись через голову: руки и ноги раскинуты в разные стороны, рот открывается и закрывается, как у выловленной рыбины. Он быстро исчезает из вида, а корабль в очередной раз вздрагивает под яростными ударами волн.

– Человек за бортом! – кричу я, но мой голос звучит не громче комариного писка по сравнению с ревом шторма. Я оглядываюсь по сторонам и понимаю, что весь экипаж привязан к своим местам и тонущему бедолаге никто не поможет. Вода стекает с палубы мимо моих ног. Я крепче берусь за поручни, чтобы выглянуть за борт, но он уже исчез в черноте моря. Вода проглотила его без всякого следа. Корабль продолжает покачиваться после недавнего удара, но над ним уже нависает следующая огромная волна. Неожиданный разряд молнии показывает мне, в каком направлении находится камбуз, и я отрываю край платья, спасшего мне жизнь, и бросаюсь к нужным мне дверям.

В камбузе все огни потушены, сама комната наполнена паром и дымом, сковороды и кастрюли грохочут на своих крюках, раскачиваясь в разные стороны. Кок сидит, втиснувшись за свой стол.

– Вы должны зажечь огонь, – задыхаясь, говорю я. – И приготовить подогретый эль и горячую воду.

Кок смеется прямо мне в лицо.

– Мы тонем! – заявляет он не без черного юмора. – Мы тонем, а вы приходите сюда за горячим элем?

– Моя сестра рожает! Нам нужна горячая вода!

– Зачем? – требовательно вопрошает он, будто сейчас было время для вопросов и ответов. – Чтобы спасти ее, чтобы она родила корм для рыб? Потому что ее ребенок точно утонет, вместе с ней и со всеми нами.

– Я приказываю вам помочь мне! – цежу я сквозь стиснутые зубы. – Я, Анна Невилл, дочь создателя королей, приказываю вам!