Родовые сны - К Столяров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Места для охоты были выбраны заранее. Нам сообщили, что северная утка уже "пошла". И действительно, когда мы подъехали к заросшему камышом озеру, увидели - дичь есть.
Заняли мы позицию на берегу, чтобы битая птица падала на открытую воду, на плес, иначе в камышах без собаки ее не найти.
Вечерняя зорька прошла хорошо. Отец удачно стрелял из стендового ружья. Взяли несколько уток и, когда стало темнеть, решили собирать на воде добычу. На берегу лежал "куласик" - маленькая плоскодонная лодочка с одним веслом "пропешкой". На этой лодочке быстро собрали с воды убитых уток. Но на всякий случай взяли с собой ружья - вдруг еще налетит стая. Вернулись быстро: лодка рассохлась и подтекала.
Причалили. Стоял тихий осенний вечер. Хотя Одесса и на юге, но было уже довольно прохладно. К тому же пошел ленивый ноябрьский снежок. Собираемся. Вдруг хватились: где же ружье? Мое, 20-го калибра, было у меня на плече, а стендового, одолженного ружья не было. Обыскали все на берегу. Нет. И вдруг вспомнили, что, когда подбирали уток, "куласик" наклонился и чуть зачерпнул воды - наверное, тогда ружье и ушло за борт. Это была катастрофа!
Надвигалась темнота. Отец решительно разделся и пошел в воду. Я последовал за ним. Дно было вязкое, илистое, ноги проваливались, вода сразу же стала мутной. Так мы и искали, пока не поняли, что занятие это бесполезное.
Разожгли на берегу костер и по очереди заходили в холодною воду. Ныряли, обшаривали дно, коряги и камни, до крови разбили руки и ноги.
Зажглась первая звезда. Мы почти не разговаривали друг с другом - так были подавлены случившимся. Ружье нужно было найти во что бы то ни стало, и именно сейчас, по свежей памяти. Прошлое радостное чувство удачной охоты давно уступило место глубокой подавленности и страшной вины. Мы даже не замечали ран и холода. Время летело преступно быстро. Приближалась ночь. Светло было только у костра. Пора уезжать.
Лодка по-прежнему стояла у берега и, пока мы ныряли, наполнилась водой. Я машинально вытащил ее на берег и, когда перевернул, чтобы вылить воду, услышал какой-то непонятный стук. Поднял пустую плоскодонку - на траве, поблескивая в отсветах костра, лежало ружье. Оно показалось мне самым прекрасным из всего, виденного мною раньше.
Наша радость была так велика, а душевный подъем так высок, что надвигающиеся уже было болезни отступили от нас.
Ружье вернули в тот же вечер с благодарностью и тайным облегчением.
ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНОСТЬ
Доброжелательность - прекрасная черта характера, которая почему-то в последние годы исчезает из нашего общения. Какое это замечательное качество - искренне, от души "добра желать" ближнему своему. Ни зависть, ни злость, ни самомнение, а именно пожелание добра - поистине чудесное свойство души человека.
У Сергея Столярова это душевное качество отражается в глазах, в лице, в манере общения; этим свойством наделены все его герои. За это, наверное, его до сих пор помнят и любят зрители.
Желание помочь человеку в его трудностях, участвовать вместе с ним в разрешении его проблем - для отца такая постановка вопроса была естественной и обязательной. Он никогда не мог понять ныне модного термина "это ваши проблемы". Если проблемы - значит наши, общие. Он не был религиозным человеком, да и откуда: детдом - это не церковно-приходская школа, но слова апостола Павла "как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними" были восприняты его душой на генетическом уровне от той крестьянской цивилизации, сыном которой он был. Поэтому в искренность, честность и мужество его героев зрители верили, ибо он не играл, а был таковым от природы.
Валентин Гафт в своих воспоминаниях часто говорит о встрече с Сергеем Столяровым, которая в значительной степени решила его актерскую судьбу. В 53-м году отец несколько раз рассказывал мне об одном незнакомом мальчишке, который "очень хочет стать актером". Он его случайно встретил на Покровке, когда гулял с собакой Эри. Этот мальчишка поразил его своей одержимостью, своим неуемным желанием стать артистом. Прямо на улице он стал читать отцу басню Крылова "Любопытный", которую готовил для поступления в театральный вуз. Отец приводил мне в пример этого мальчишку, его неуемное стремление добиться своей мечты. Только после смерти отца я узнал от Валентина, что этим одержимым школьником был он, Валя Гафт.
Отец был заметным, неординарным человеком: высокий, красивый, с особой, только ему присущей осанкой. Он был популярен. Когда мы в 60-х годах всей семьей - отец, мать, Нина и я - работали на гастролях, и, естественно, приходилось обедать в ресторане гостиницы, сразу же возникали проблемы: незнакомые люди посылали на наш стол шампанское или коньяк. Отец не пил, только иногда на охоте, да по большим праздникам дома, поэтому подарки отправляли назад с благодарностью и извинениями. Иногда этот обязательный ритуал становился тягостным, особенно в портовых городах и в столицах союзных республик. В 57-м году вышел фильм "Повесть о первой любви", где мы впервые в отечественном кино играли отца и сына. Картина прошла с большим успехом, получила первую премию на фестивале молодежи в Москве, и наше появление вдвоем стало вызывать некоторый ажиотаж. В начале 60-х годов мы выступали на стадионе в Челябинске, до этого времени город был закрытым: там произошла ужасная катастрофа - взорвался подземный атомный завод. Мы, конечно, ничего об этом не знали, и, хотя в городе была повышенная радиация, от людей это скрывали. Но вопреки всему было решено провести большой "праздник искусств". Огромный промышленный центр несколько лет жил закрытой жизнью, и приезд многих популярных артистов был встречен с огромным энтузиазмом. Нас даже охраняла милиция от внимания любителей кино, и это было необходимым. Однажды возвращаемся после выступления в гостиницу, а толпа, ожидавшая нас в надежде получить автограф, с такой силой набросилась на машину, что продавила крыло у нашего очень крепкого интуристовского ЗИМа. Тогда же в фойе, где мы подписывали с отцом фотографии, через кордон охраны прорвалась толпа поклонниц. Напор был так велик, что меня просто сбили с ног и, наверное, искалечили бы острыми каблучками-шпильками, если бы не благородная помощь милиции.
Я говорю это к тому, что ни всеобщая любовь зрителей, ни огромная популярность не повлияли на нравственные качества отца. Несмотря на свою бескомпромиссность в вопросах искусства, резкость в оценках некоторых конъюнктурных или халтурных работ, он всегда оставался скромным и доброжелательным человеком.
За год до смерти отец был в Гренобле на зимних Олимпийских играх. Замечательный праздник спорта, встреча с Францией, которую он знал и любил,- все это произвело на него глубокое впечатление. После возвращения в Доме кино состоялся вечер олимпийцев, и отца попросили поделиться своими впечатлениями о зимней Олимпиаде. Надо сказать, что публика нашего дома, по всеобщему признанию, была тяжелая. Я это хорошо знаю, потому что в течение почти двадцати лет был членом правления Дома кино. Шли, в основном, смотреть новый заграничный фильмец, а выступления принимались как некая неприятная повинность, обременительная, но ритуально необходимая. Публика в основном состояла из кинематографических снобов второго разряда. Проходили в этой аудитории, как шутили устроители, "только цыгане и лилипуты".
Вечер шел, как обычно,- большинство ожидали обещанного фильма, снисходительно выслушивая участников игр и гостей олимпиады. Отец выступал одним из последних. Говорил он, как всегда, хорошо, искренне, от души: о великом французском горнолыжнике олимпийском чемпионе Кили, о наших хоккеистах, о встречах с русскими эмигрантами, что, кстати, тогда не приветствовалось. В конце выступления, несколько смущаясь, сказал, что загрустил по дому, по России. Это вызвало некоторое оживление в зале, послышался шумок, а затем аплодисменты. Отец воспринял это как добрый знак - его любовь к Отечеству разделяют и поддерживают. Он стал очень откровенно говорить о неожиданной тоске, которая посетила его в "прекрасной Франции", о свойствах характера русского человека и о невозможности для него жить где-либо, кроме России.
Все это вызвало громкие издевательские аплодисменты. Я, сидя в зале, готов был провалиться сквозь землю! Большинство слушателей решительно не понимали: как это загрустить во Франции, скучать за границей, в том прекрасном мире вспоминать нашу грязную унылую Родину. Послышались шутки, ядовитые реплики... А отец этого не замечал. И после выступления радостно сообщил мне:
- Смотри, даже аплодировали! Вот уж не ожидал...
И когда я стал убеждать его, что над ним смеялись, издевались над его искренней любовью к своей стране, он был поражен и долго не мог в это поверить.
ПОХВАЛА ФАМИЛИИ
Корневое слово нашей фамилии Столяров - слово "стол". Вероятно, наши предки, как считал отец, принадлежали к уважаемой в крестьянском мире профессии столяра. Наверное, отсюда родовая тяга к лесу, к дереву, ведь по словарю Даля "столяр - работник по дереву, ремесленник, делающий столешницу - доску для стола. Столяр - работник по чистой отделке деревянных вещей, по внутренней отделке комнат и деревянной утвари".