Стычки локального значения. - Дмитрий Бондарь

У самого входа красовалась доска с Правилами клуба. Рядом стояла еще одна — с «Временными правилами клуба 1940 г.» В числе временных правил было и такое:

«При артобстреле или бомбежке во время игры игроки могут укрыться, и штрафной за прекращение игры не назначается. Положения известных бомб замедленного действия обозначаются красными флажками на разумном, но не гарантированном, безопасном расстоянии от них… Мяч, смещенный действиями врага, может быть заменен, в случае его потери или „разрушения“, на лужайку выносится новый мяч и устанавливается без штрафного удара на то же расстояние от лунки. Если на удар игрока повлиял одновременный взрыв бомбы, игрок может бить по другому мячу с того же положения. Один штрафной удар».

С ума сойти — насколько нужно быть чокнутым, чтобы играть на заминированном поле? Не понять мне англичан никогда.

Два часа я потратил на усвоение азов игры — вроде «не давай никому советов, кроме партнера, не принимай советов ни от кого, кроме партнера и кедди, патт не делается вудом, а для песка лучше веджи ничего не придумано». В общем-то ничего сложного, пока не начнешь бить клюшкой по мячу — сложности начинаются здесь: проклятый мяч летит куда угодно, но только не в том направлении, куда ты рассчитываешь его послать. Из газона выдираются целые куски, руки трясутся, а прицел сбивается в самый последний момент, но и это полбеды. Потом выясняется, что трава довольно скользкая, в ней иногда встречается собачье дерьмо, а номера айронов не бесконечны.

Юрий Юрьевич отверг штатного клубного тренера, взялся за меня сам.

— Определенный прогресс заметен, — заключил Карнаух после полутора часов измывательства над моим организмом. — Динамика положительная. Как говорил Фехтнер, теперь ты не попадаешь по мячу на гораздо меньших расстояниях, чем в начале.

Мы показали тренеру мои невеликие достижения и тот, изобразив самую унылую гримасу, на которую способны только истинные уроженцы Острова, разрешил выйти на ти.

— Насколько я понял, вам еще не приходилось работать на рынке драгметаллов? — начал Карнаух беседу. — Следовательно, о золоте, серебре и платине знаете не очень много?

— На уровне обывателя, плюс небольшой опыт работы на биржевых рынках. Принципы движения спроса-предложения мне понятны. Непонятно, почему это отдельный рынок.

— Знаете, Зак, — еще в нашу первую встречу я попросил его обращаться ко мне так, а не торжественно — «мистер Майнце», — я согласился на ваше предложение не только потому, что соскучился по настоящей работе. Сегодня в Москве Горбачев докладывает Рейгану о свершенном саботаже в отношении своей страны. Я не очень хорошо отношусь к коммунизму, особенно к тому, во что он выродился при нашем ставропольском комбайнере, но я патриот России и то, что сейчас делает Горбачев… Этому просто нет названия. В России в ближайшие годы никакой работы не будет, а будут одни только палки в колесах. Мне показалось, что вы желаете бросить вызов той системе международных денежных отношений, что вызрела после Бреттон-Вудса и Ямайки. Не бойтесь эту собаку, она видела вашу тренировку и знает, что самое безопасное место возле лунки. Стреляйте! М-дя-а-а… — мой мяч угодил точнехонько в куст, расположившийся на границе двух лунок. — Вам еще учиться и учиться. И практиковаться. Практика есть критерий истинности, как говорят убежденные марксисты вроде меня. Теперь моя очередь!

Его мяч упал ярдах в тридцати от лунки.

— Пойдемте, Зак. Я тоже немного авантюрист, хоть и не первой молодости. Может быть, я заблуждаюсь, но, мнится мне, что ключ к победе лежит в контроле над золотом и мировыми деньгами. Вернее даже — просто над золотом. Будет золото — будет возможность рисовать деньги. Все эти новомодные теории про обеспечение валюты товарами, услугами, номинирование различных ресурсов из категории самых нужных вроде нефти, металлов в долларах — это все словоблудие и попытка сделать хорошую мину при плохой игре. — Он кому-то помахал рукой и я с удивлением отметил, как люди, которым предназначалось его приветствие, быстро собрали снаряжение, и едва ли не бегом понеслись в сторону автостоянки, а ведь были уже где-то в районе десятой лунки!

— Смотри-ка, помнят еще меня. Заклятый мой дружище Томми, — прокомментировал их ретираду Юрий Юрьевич. — Поборник свободного рынка. Для англичан свободного, разумеется. Вечно придумывал всякие гадости, лишь бы ограничить мою торговлишку в Швейцарии. Разнесет сейчас новости по всему Лондону. Держу пари на сотню фунтов, что завтра золото подорожает на пару процентов. Ладно, вернемся к нашим баранам. Нет золота — очень быстро наступит коллапс системы. Можно какое-то время поддерживать ее стабильность плясками перед микрофонами на конференциях и самыми «передовыми» теориями, но итог будет один — рано или поздно валюта, не имеющая реального золотого наполнения, окажется обреченной. Эту простую истину любой древнеримский император объяснил бы на пальцах. Кто-то из них, не помню уж имени, как бы не тот самый Диоклетиан, что выращивал капусту? Или не он выращивал капусту? Неважно. В общем, устав бороться с постоянно обесценивающимися деньгами, этот умник решил обесценить золото. Мудрено?

— Непонятно. Как можно обесценить золото, если не вывалить на рынок его запредельное количество, как в свое время испанцы?

— Верно, Зак. Не было у нашего Диоклетиана «золотых галеонов». Но зато была убежденность, что он самый умный на этом свете. И делает он вот что: выпускает новую монету — естественно, золотую. Вроде бы ничего необычного — едва ли не каждый новый император стремился выпустить новые деньги, чтобы избавиться от вечного бича римской экономики — инфляции, но в этот раз это был особенный случай. Номинал монеты был ниже стоимости ее золотого содержания! Понимаешь всю хитромудрость древнего деятеля?

— Это тупость какая-то, — у меня, что называется, наступил ступор, я не мог понять смысла подобной реформы. — Если физически деньги дороже номинала, то они очень быстро исчезнут из обращения, став обычными слитками. Только и всего. Никто не станет ими расплачиваться. Это получается как с нынешними коллекционными монетами, что выпускаются к юбилейным датам. Номинал — один фунт, а рыночная стоимость, благодаря содержанию драгметаллов и нумизматической ценности, в десять раз выше. И зачем ими расплачиваться в магазинах? Дурь какая-то.

— Все верно. Так и произошло в самом начале четвертого века, и эта реформа вызвала очередной коллапс и без того на ладан дышащей римской денежной системы, дальнейшее ее увядание и единственную прижизненную отставку римского императора, ушедшего в затворники. Ваш удар. Возьмите айрон четверочку. Далековато стрелять.

Послушный кедди протянул мне клюшку и я, сгорая от стыда за свою неумелость, нанес удар.

— Неплохо, неплохо, — Карнаух проследил за полетом мяча, отправившегося не к лунке, а почти поперек поля — в противоположный куст, — видна рука будущего мастера.

— Издеваетесь?

— Ничуть, Зак. Если бы у тебя получился сильный прямой удар прямо в точку, ты бы совершил ошибку всех начинающих. Решил бы, что научился бить по мячу. А это далеко не так. Пошли.

И мы пошли к следующему кусту.

— Бреттон-Вудс стал возможен только по одной причине. В США ко второй половине Второй Мировой Войны оказалось собрано две трети мировых запасов золота. Конечно, без учета того, что находилось во владении физических лиц, но все равно это очень много — двадцать пять тысяч тонн металла. И все вокруг были им должны еще примерно столько же. Перед самой войной в чью-то «умную» голову пришла бесценная идея — обезопасить золотой запас своей страны от орд Гитлера. И европейские банки повезли свое золото в США. Прямиком в хранилища JP Morgan Chase. Там они и лежат до сих пор — золотые запасы большинства европейских и южноамериканских стран. И этот момент тоже был использован отцами Бреттон-Вудса. Тогда финансистам разных стран это показалось богатой идеей — расплачиваться со Штатами не золотом, а бумажками. И сами американцы считали, что обманули весь мир. Потому что очень рассчитывали на доход от сеньоража от выпуска фиатных денег, который, как известно во много раз выше, чем сеньораж от товарных денег, изготовленных непосредственно из серебра или золота и имеющих самостоятельную ценность. Но в системе были заложены несколько неприятных вещей, неочевидных с первого взгляда. Здесь возьми номер побольше. Семь-восемь, где-то так.

Кедди протянул «восьмерку» и отказываться я не стал. И наконец-то мяч полетел в нужном мне направлении, шлепнувшись в десятке ярдов от того места, где должен был лежать мяч Карнауха.

— Первый из подводных камней — парадокс Триффина, — невозмутимо продолжал оппонент. — Когда для поддержания статуса мировых денег Америка обязана сохранять отрицательный внешнеторговый баланс. Понимаешь?