Восход тьмы - Милен Сарто
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прости, – Амалия облизнула губы, на которые попали капельки соли. – А что это за туман?
– Мы находимся в море, называемым Екиттовым. И есть небольшая сказка о Екиттах. Существах, в честь которых и названо это море. Их еще называют Отблесками.
– Интересно было бы послушать о них… – искусанные губы девушки тронула улыбка.
– Когда-то давно Солнце и Луна влюбились друг в друга. Солнце был ярким, веснушчатым и лучезарным, его золотые локоны, заплетенные во множество косичек, разлетались во все стороны. Один его вид вызывал у всех счастье и радость. А Луна была тихой, грустной и бледно-бледной, словно сама богиня Смерть… Ее никто не любил в королевстве, ведь она всегда казалась несчастной и молчаливой. Но, встретившись с ней, Солнце влюбился в нее с первого взгляда. И чтобы сделать Луну счастливой, он дарил ей самые разные подарки – сияющие звезды, которыми Луна украшала свои темные одежды.
Солнце покрывал тело Луны множеством поцелуев, которые вскоре превратились в созвездия Дракона, Цветка, Большого и Малого Единорога, Лучника и многие другие. Солнце помог скрасить одиночество Луны галактиками, которые переливались всеми цветами радуги. Он подарил ей свои горячие и страстные чувства, сделав Луну самой счастливой девушкой из всех.
Их любовь была настолько велика, что все в королевстве завидовали им. Это прекрасное чувство вызвало ненависть в сердце Короля, ведь он понимал, что никогда и никто не будет его любить так же сильно. И тогда Король решил рассорить влюбленных.
Но у него это никак не получалось: снова и снова Луна и Солнце мирились. И однажды Король разгневался, решив раз и навсегда разлучить их. Он запер каждого в своем времени суток.
Солнце и Луна так сильно тосковали друг по другу, что богиня Море сжалилась над ними. Она подарила им возможность встречаться с помощью Отблесков, но лишь на несколько минут. Екитты – это водные призраки, созданные из слез богини Море: они крепко держат небо несколько минут каждый лье, чтобы Солнце и Луна смогли ненадолго встретиться.
– Почему их зовут Отблесками? – встрепенулась Амалия, стараясь разглядеть екиттов, плещущихся вдалеке.
– Они сияют на солнце всеми цветами радуги благодаря перламутровым чешуйкам, которыми покрыто их тело. Можешь как раз это заметить сейчас, если приглядишься, только аккуратно. – Обсидиан показал рукой в сторону ближайшего екитта.
Морское создание переливалось так сильно, словно это было не живое существо, а драгоценный камень.
Длинное тело с закрученным на конце хвостом мелькало среди волн. Екитты, играя друг с другом, разбрызгивали воду во все стороны и издавали при этом рокочущие звуки.
Амалия сама не заметила, как оперлась на Обсидиана, греясь в его руках. Ей не хотелось, чтобы этот момент заканчивался. Ей хотелось, чтобы он длился как можно дольше.
Но на палубе стремительно холодало, и Амалию начала бить мелкая дрожь.
– Пойдем, цветок, ты замерзла.
– Обсидиан, давай останемся здесь, – Амалия, стараясь держать глаза открытыми, но она уже плохо понимала, что происходит вокруг, так как хотела спать. – Мне так хорошо с тобой. Так тепло, – девушка поудобнее устроилась в его объятиях, закрывая глаза.
– Конечно, цветок. – Обсидиан крепче прижал девушку к себе, прежде чем взял на руки и отнес ее в кровать. Амалия продолжала бормотать во сне то, что днем никогда в жизни не вспомнит. Обсидиан грустно улыбнулся, понимая свою правоту.
ПРОШЛОЕ.
Архипелаг Фроузвил.
Скалы близ кладбища китов.
Цикл 9674 от Прихода Первых, лье 38.
Амалия посмотрела на кромку хвойного леса. Кровавое солнце садилось и уже едва выглядывало из-за горизонта, прощаясь с девочкой. Несмотря на время года, когда все вокруг должно начинать цвести, в Фроузвиле крупными хлопьями шел снег.
Амалия с трудом удерживала в руке лук, сделанный Пиритом. Она старалась держать руку прямо, но сил не хватало. Поэтому каждый раз, когда Амалия целилась, кисти предательски начинали болеть, отчего она роняла орудие снова и снова. Мешало ей и то, что Амалия была укутана в несколько слоев теплого меха. Ей было трудно в этой плотной одежде не только двигаться, но и дышать. От холода девочка уже не чувствовала своих рук.
– Не отвлекайся, – сурово сказал Пирит, отчего Амалия испуганно вздрогнула. Но потом он окинул взглядом стремительно темнеющее небо и продолжил. – У меня есть еще несколько минут, чтобы хоть чему-то тебя научить.
– Ты снова уходишь? – с деланным безразличием спросила Амалия.
Прошло уже больше полуцикла, но она все еще не могла забыть обиду на Пирита. Ему же, как ей казалось, было все равно. Ведь ее отец теперь был другим человеком. От него несло кровью и пеплом на несколько метров вокруг.
– Держи локоть прямее… – Пирит проигнорировал вопрос Амалии. Он подошел к дочери, поправляя ее стойку. У Амалии закружилась голова от омерзительного кровяного запаха, которым несло от него, но она постаралась взять себя в руки, чтобы не отстраниться.
«Я не должна его ненавидеть. Все, что он делал и делает, только для моей безопасности… Даже если при этом он необратимо теряет самого себя… Все это ради меня…» — мысленно проговорила себе Амалия, пытаясь сконцентрироваться на хорошем.
– А теперь возьми стрелу и целься,
Пирит показал на небольшую, деревянную стойку, на которой были нарисованы круги разного размера. Из-за хлопьев снега и приближающихся сумерек Амалия плохо видела, куда показывал отец, но сказать об этом вслух постеснялась.
Девочка неловко переминалась с ноги на ногу, чувствуя, как по телу, несмотря на погоду, струился пот. Меховые накидки, которые ей сделал Пирит, слишком сильно грели и сковывали движения. Но еще неприятнее было то, что от налипшего снега одежда стала в несколько раз тяжелее.
Хлопья снега попадали в глаза. Морозный ветер нещадно бил по красным щекам. Амалия слышала скрип снега под ногами и чувствовала, как биение сердца гулом отдавалось в ушах.
Крепко взяв в руки стрелу у основания, Амалия натянула тетиву из пеньки. Ей не нравилась эта нить. Когда Амалия с отцом и с дядей Дьярви выезжали к деревням, то она видела, что именно на ней болтались висельники. От неприятных воспоминаний по коже девочки пробежали мурашки.
Все, что сделала Амалия сейчас, чтобы натянуть тетиву, далось с большим трудом. Ей мешали окоченевшие от холода пальцы. Но Пирит запретил девочке надевать перчатки, чтобы она
