Восход тьмы - Милен Сарто
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не мой отец, – твердо сказал Обсидиан, отпустив женщину. – И я никому ничего не сделал плохого, чтобы меня ненавидеть.
– Ты его сын. Этого уже более, чем достаточно, – Мерлин вновь выпустила зеленоватый дым, скрыв в нем собеседника. – И сопровождение будет, ясно? Это не приказ для наблюдения, а желание защитить тебя!
Май хотел дослушать разговор полностью, но не смог. Реальность перед ним стала мерцать и меняться. Он облегченно выдохнул, прикрыв глаза.
Глава 8. Лир Альтем
Сирияне, они же Драконьи дети и они же потомки Первых Богов, являются одними из самых жестоких и неуравновешенных правителей за всю историю Цереры. Ходили слухи о том, что в королевском поколении этого народа передаются болезни разума. Они очень рано сходят с ума, продолжая править королевством в бреду и безумстве. Среди церрерийцев даже есть поговорка: «Говоришь, умом тронулся? Значит, тебе пора на престол!».
Правда, вслух ее редко кто говорил… Из оставшихся в живых.
Харват Долгоногий, «Исторические хроники Первых»
БЕЗВРЕМЕНЬЕ.
Где-то между прошлым и настоящим.
Цикл 9111 от Прихода Первых, лье 143.
Безвременье изменилось.
Май уже был готов к тому, что окажется в пространстве из тысячи или миллионов нитей. Но Безвременье снова удивило его.
– Я думал, что уже никогда не окажусь здесь, – с мягкостью и благодарностью произнес он, глядя по сторонам. Мир вокруг начал мерцать, словно отвечая на его слова.
«Я с тобой с самого начала. Буду и до самого конца, Драконий сын…» — услышал Май. Голос Безвременья звучал везде и нигде одновременно. Он был мощный, сильный и всеобъемлющий. Этому месту не нужно было делать что-то ужасное, что-то пугающее, чтобы показать свою силу. Ему достаточно просто быть.
– Спасибо, – прошептал Май, коснувшись каменной колонны, полностью заросшей мхом.
В этот раз он находился в заброшенном святилище. Пахло пылью и влажным мхом. Солнечный свет пробивался сквозь надтреснутый потолок, освещая огромный зал. Май не знал, что это за храм, где он находится и существует ли на самом деле. Но чувствовалось, что здесь случилось что-то ужасное много циклов назад. Величественные фигуры Первых Богов, которые когда-то доходили до самого потолка, были разрушены.
– Что ты хочешь мне показать? – прошептал Май, пройдя немного вперед. Звук шагов утопал в зелени, покрывающей каменный пол, словно ковер. Он оглянулся по сторонам и ужаснулся. Каменные статуи богов, поваленные на землю, смотрели прямо на него пустыми глазницами.
Но Безвременье молчало.
Май понимал, что тишина означает одно: ответ перед ним. Стоит только протянуть руку, присмотреться и найти его. Но он боялся сдвинуться с места. Боялся того, что произойдет дальше. Боялся, что от этого ответа жизнь бесповоротно изменится. А Май этого не хотел.
И тут он заметил мотылька. Красивого, яркого и сияющего, словно полуденное солнце. Мотылек летел вперед, зовя за собой.
– Хочешь, чтобы я пошел за тобой? Хорошо… – прошептал Май, последовав за мерцающим мотыльком.
Они обходили поваленные статуи и их осколки. Все в этом месте поросло зеленью, и казалось, что здесь никто и никогда не был. Местами, где пробивался солнечный свет, виднелись дикие цветы. С потолка тут и там свисали лианы, которые окутывали святилище, как паутина.
Мотылек замер. Он взмахнул несколько раз крыльями, прежде чем сгорел.
– Нет! – прокричал Май, но было слишком поздно. И тогда он заметил ее.
В этой части святилища на потолке шла большая трещина. Солнечный свет опускался на статую девушки. Она была единственная во всем этом месте, не тронутая ни временем, ни природой.
«Она не похожа на другие статуи… Хотя бы тем, что размером не в пять метров. Кто же это такая?»
Май подошел ближе к девушке, отметив про себя, как она красива. Складки ее воздушного платья казались очень реалистичными. В скульптуре девушки можно было рассмотреть каждую деталь: вьющиеся волосы, длинные ресницы, широко открытые миндалевидные глаза. Мысль о том, что это не просто скульптура, не давала ему покоя, но он ее старательно отгонял.
Девушка смотрела вверх и тянулась рукой к солнечному свету. Она словно хотела выбраться из этого темного, забытого Первыми места.
Скульптура была безупречна, отчего огневику захотелось прикоснуться к ней.
– Она… Словно живая… – прошептал Май, проведя кончиками пальцев по ее щеке. Холодный камень обжег руку, и огневик быстро отдернул ее. Но когда он снова взглянул на девушку, то испугался и выдохнул.
Статуя плакала, точно живая. По каменным неподвижным щекам текли кровавые слезы.
«Найди ее, Драконий сын…»
Безвременье вновь замерцало, возвращая Мая в реальность.
НАСТОЯЩЕЕ.
Континент Фаервил. Львирет
Цикл 9777 от Прихода Первых, лье 143.
– А зачем нужно разукрашивать лица? – спросила Амалия, стараясь не прикасаться к краске. В доме Мерлин оказалась только тушь из сажи. С помощью кисти она нарисовала у себя на лице магические руны и фроузвильские письмена. Она вспомнила Пирита и Дьярви, и сердце кольнуло от боли, так и не вспомнив, что случилось с ними. Где они сейчас? Почему не с ней? Что же такое произошло?
«Ничего… Обсидиан сказал, что воспоминания возвращаются постепенно, так что скоро я вспомню все… Даже то, почему он это сделал со мной…» — девушка подкрасила серые глаза углем, отчего они стали смотреться еще ярче.
– Чтобы обмануть Сирьяна и других существ, которые могут прийти с ним. – Обсидиан по совету Мерлин надел маску, скрывавшую верхнюю часть его лица. Золотой череп красиво отливал от уличных фонарей. Руки он также покрыл черной краской по локоть. – По той же легенде… Существует граница между нашим и их миром. В такую ночь, как эта, граница междумирья истончается. Чтобы Сирьян не понял, где его дом, люди должны переодеться в созданья, которые находятся по ту сторону.
– А другие существа? – Амалия бросила взгляд в сторону. Мимо пробегали дети, одетые в животных. – Почему нужно обмануть и их?
– Чтобы не убили, – ответил ей Май.
Благодаря непохожести на Виссариона, огневику не нужно было много грима. Амалия помогла ему создать несколько линий, пересекающихся между собой. И так же добавила магические руны, как и себе.
– Никто кроме нас не владеет магией… Человек вообще самое слабое существо. И если те, кто придут из того мира, это поймут… – он замолчал,
