Тайный грех императрицы - Елена Арсеньева

– Ты слышал о Сафо? – спросила Катрин как бы между прочим, улучив минутку и застав брата одного. – Правда, мадам Головина на нее чем-то похожа?

Вопрос бы задан в самый что ни на есть удачный момент: Варвара Васильевна как раз хлопотала над косыночкой, прикрывавшей белые плечики Елизаветы от ярких солнечных лучей, и руки ее так и порхали над плечами и грудью жены Александра, так и порхали...

Если Александр спокойно относился к утверждению, что дружба между мужчинами может перейти даже в любовь, как доказывают многочисленные античные примеры, то при виде сияющих глаз жены, томно взирающих на Головину, он ощутил ужасное отвращение, в котором без следа утонула вся та нежность, которую он некогда испытывал к Елизавете.

К тому же ему в руки попали письма, очень странные письма...

«Вы беспрестанно вертитесь у меня в голове. Вы произвели там такой беспорядок, что я не в силах ничего делать. Ах! Я более не вижу перед собой чудного образа, представшего передо мной утром. Это очень, очень жестоко!..»

«Я люблю Вас и буду любить, даже если против меня восстанет целый свет... Я теряю голову, у меня мутится разум. Ах! Если это будет продолжаться, то я сойду с ума! Вы занимаете весь мой день до той минуты, когда я засыпаю. Если я просыпаюсь ночью, то сразу начинаю думать о Вас... Я буду любить Вас, что бы ни случилось. Никто не может запретить мне этого».

«Вы понимаете, я надеюсь, насколько дорог для меня тот день, когда я вся отдалась Вам...»

Александру не приходило в голову, а Катрин не собиралась ему подсказывать: у чувствительных девиц (а Елизавета, даже выйдя замуж, осталась ею, потому что муж, холодноватый и осторожный, так и не разбудил в ней чувственности и любил ее совсем не той любовью, которой она жаждала) бывают такие восторженные отношения с подругами. Это ровно ничего не значит… Катрин была знакома со множеством таких девиц, которые пишут друг дружке слезливо-обожающие признания, беспрестанно целуются при встрече, жмут одна другой пальчики... Да взять хоть ее сестриц, они совершенно таковы – ну и что, они все развратницы? Но она и не подумала открыть глаза Александру на чувствительную женскую природу и радостно наблюдала, как графиня Головина была немедленно удалена от двора. А Александр продолжил издевательски, методично сводить Елизавету с Адамом Чарторыйским.

Катрин довольно улыбалась. Дело сделано. Елизавета уже на полпути к изгнанию. Теперь следует поработать над родителями. Сообщить им, что их невестка – распутница.

И тут произошло два события.

Умерла императрица! На престол взошел отец, который теперь именовался его величество Павел I. Катрин чувствовала себя так, будто она бежала-бежала – и с разгону врезалась в стену. Значит, у Александра нет никаких шансов оказаться на престоле, а у нее – сесть там рядом с ним. Разве что умрет отец... Или, к примеру, его убьют какие-нибудь злодеи-заговорщики.

А почему бы и нет?! В истории сколько угодно примеров, когда тиранов убивали. А то, что отец был тираном, знали все. Следовательно, стоит подождать, пока трон снова освободится.

Для Александра и Катрин!

Второе событие сначала занимало ее ничуть не меньше.

Елизавета заболела. «Может, умрет?» – с надеждой думала Катрин.

Ничуть не бывало. Оказалось, великая княгиня беременна!

От кого?! Катрин чуть голову не сломала. От кого, от мужа или от любовника?! Как поведет себя брат? В этом был ответ.

Александр вел себя так, словно готовился стать счастливейшим из отцов, ожидающих законного прибавления семейства.

Родилась девчонка. Ну, разумеется! Кого еще может произвести на свет эта белая баденская мышь? Вот если бы Катрин... она рожала бы только сыновей!

С малявкой все носились как с писаной торбой. Пушки стреляли, проводились парады, устраивались балы. Точно такая же суматоха воцарялась, знала Катрин, когда рожала маменька. Но ведь ее сыновья и дочери были императорскими детьми, появление на свет которых стоит отмечать пышно. А эта... тщедушная, чернявенькая какая-то...

Чернявенькая?! Но ведь и Александр, и Елизавета белокуры и голубоглазы! В кого же их дочь такая?

Понятно в кого! Значит, Александр просто-напросто проявлял дурацкое благородство! Это не его ребенок!

У Катрин сразу отлегло от сердца. И она чуть ли не вприпрыжку помчалась к маменьке, чтобы с самым невинным видом удивиться, отчего это младенчик родился с черными глазками и черными волосиками. Или, может быть, волосы посветлеют, а глазки изменят цвет?

У маменьки у самой глазки изменили цвет от ужаса, и Катрин поняла, что императрица, как всегда, впрочем, ничего не видела дальше своего носа. Она не удостоила дочь ответом, подхватила юбки и понеслась к мужу.

Подробности этой беседы, обвинения отца и неловкое заступничество занудной Шарлотты фон Ливен сделались мигом известны всему двору. Катрин с замиранием сердца ждала, когда же, наконец, Елизавету с позором погонят из дворца.

Но нет, она осталась в России. Правда, маменька-императрица смотрела на невестку с вызывающим отвращением, вся ее почта перлюстрировалась, император делал вид, что Елизавету вовсе не замечает, а муж все время проводил с Марьей Нарышкиной. Но эту баденскую крысу не выслали!

Катрин от злости пообгрызла все ногти, за что получила ужасный нагоняй от унылой старухи фон Ливен и принялась размышлять над тем, как все же подобраться к трону. И вдруг случилось истинное чудо!

В Петербург был привезен из Вюртемберга принц Евгений, племянник Марьи Федоровны, которому исполнилось тринадцать лет. Приглашая его в Россию, Павел сначала хотел всего лишь оказать любезность жене. Однако постепенно намерения его переменились.

Самому Евгению родство с русским императором, помешанным на старопрусской военной системе Фридриха II, приносило пока только одни неприятности. С туго заплетенной по моде того времени косой, круто завитыми локонами, запрятанными под неудобную шляпу, закованный в зеленый кафтан, узкий желтый жилет, такие же панталоны и зеленые сапоги с золотыми шпорами, он чувствовал себя несчастным из-за того, что лишен всех развлечений мальчишек своего возраста, и недолюбливал венценосного родственника. В Петербурге самым впечатляющим оказался для Евгения подъем по слишком крутой лестнице Михайловского замка – ботфорты были непомерно высоки и мешали сгибать ноги.

И вот он предстал пред лицом императора! Воспитатель принца Дибич дал ему строгое наставление преклонить одно колено пред русским царем, однако из-за жестких и высоких голенищ ботфорт это никак не удавалось сделать. Внезапно, пытаясь согнуть голенище, принц потерял равновесие и рухнул на оба колена. Император был, видимо, тронут стараниями неуклюжего толстого мальчика. Павел поднял Евгения с колен обеими руками, опустил на стул и приветливо разговорился с ним. Евгений скоро освоился и болтал безудержно!