Дело в руках - Николай Струздюмов

— Да ведь мало ли что люди говорят.

— Так-то оно так. Но ведь и зря говорить тоже не станут.

Сомнения Полины несколько омрачили бодрый настрой тети Лизы, но вскоре же и забылись. Заботило лишь, что от нее требовался напарник для Петьки, своего у него не было. Я вызвался быть напарником. Она приняла мое предложение с удовлетворением.

— А за труды-то я уж тебе положу, что надо.

— Да уж ладно, не надо ничего.

— Да уж положу.

— Да уж не надо.

Петька Сычев оказался тридцатилетним мужичком росту ниже среднего. На не очень внушительное тело с несоразмерно длинными руками была посажена большая голова. Бросались в глаза эти вот длинные руки да еще большой, я бы сказал, зубастый рот.

Пришедши, он осмотрел крышу, тети Лизин материал, сказал, что всего хватит, и стали договариваться о цене. Договорились как-то неопределенно. На вопрос, сколько он просит за работу, Петька ответил:

— Не обидите, я думаю.

— Да не обижу, конечно, — заверила тетя Лиза. — Ну, а все же?

— Паутинка нам нужна.

— Сделаю я вам паутинку.

— А знаете, какая нам нужна? — он искоса изучающе посмотрел на собеседницу.

— Да уж знаю, мы с твоей Ириной все обговорили. Свяжу такую, что ей понравится — добротну, хорошу паутинку, всю жизнь носить будете да спасибо говорить.

Помолчали. Потом тетя Лиза вернулась к своему:

— Ну, паутинка-то — это уж дальше туда, чтобы без спешки. А за саму крышу-то сколько возьмешь? Деньгами-то.

— А деньги, они наших печалей не стоят, тетя Лиза, — произнес он философски. — Было бы дело сделано.

Так и не добилась она точного уговору насчет денег.

К делу приступил он в пятницу. Когда я пришел с работы, у него уж все шло полным ходом. Все три пары стропил он подогнал по размеру, отпилил и начал оттесывать их с концов и сбивать.

Работал он не просто чисто и споро, а даже как-то весело. И я подумал о неодобрительном отзыве, который высказала о нем соседка Полина: не иначе, как врут люди — не могла такая спорая, веселая работа заканчиваться скандалами.

Он перебрал доски, отобрал те, что поровней. Пересмотрел шиферные плиты и гвозди, которыми эти плиты прибиваются, — специальные, с большими серебристыми шляпками. Таким образом, все было к завтрашнему дню подготовлено. Оставалось орудовать только наверху.

Но назавтра случилось то, чего никто не предусмотрел. Тот день начался с заполошного крика тети Лизы: «Батюшки, бишкунак нагрянул!».

При первом же взгляде в окно стало ясно, что да, нагрянул: повсюду лежал снег, шедшие по улице люди подняли воротники плащей, а те, кто поосмотрительней и постарше, были одеты в пальто и кутали шеи теплыми шарфами, хотя еще вчера все ходили в пиджаках, а то и в рубашках.

«Бишкунак», а точнее — «биш кунак» — значит «пять гостей». Но в здешних местах, во всяком случае, у русской части населения, под этими словами никто никаких гостей не подразумевает. А подразумевает то время апреля, примерно середину, когда погода выкидывает зловредный фокус: в считанные часы на уже просохшую и оглаженную теплым ветерком землю вдруг обрушивается снег, температура резко падает, поднимается холодный ветер, а то и настоящая метель. Такой вот метелью, если верить легенде, и были когда-то в этих местах застигнуты врасплох пятеро легко одетых кунаков, то есть гостей, возвращавшихся домой. Все они якобы померзли, поплатившись таким образом жизнью за собственное ротозейство и неосмотрительность.

— Пойду скажу Петьке, чтобы подождал с крышей, — заторопилась тетя Лиза. — Вот бишкунак кончится, тогда.

А кончиться он должен был через неделю или меньше — не такой уж большой срок, в самом деле можно подождать. Не понятно было только, чего она-то беспокоится, будто Петька сам не видит, что холодно и надо повременить. Лишь позднее я уразумел, что тут сработало какое-то сверхтонкое, неведомое мне чутье, свойственное только женщинам, причем довольно пожившим.

Вернулась она вскоре же, но не одна, а именно с Петькой, который был в длинной, не по росту фуфайке. Оказывается, он решил-таки ставить крышу, невзирая на бишкунак. И как тетя Лиза ни уверяла, что это ни к чему, что надо подождать, когда станет тепло, он настоял на своем. И мы взялись за работу.

Чтобы свалить отжившую свой век, ослабевшую крышу, больших трудов не потребовалось. Мы справились с ней почти что в течение часа. Потом установили новые стропила, и Петька поприбивал их нижние концы огромными гвоздями к венцам — верхним бревнам, венчавшим стены сеней. Затем он прибил к стропилам несколько досок, положенных вдоль, так что стало легко влезать, и работа пошла совсем весело. Она значительно облегчалась тем, что фронтона не надо было делать, так как крыша сеней примыкала с одной стороны к крыше избы, а с другой — к крыше сарая, из которых обе были вполне добротными.

Петька хорошо орудовал молотком, цепко лазал по доскам, и смотреть на него было приятно, как на большую, вроде бы неуклюжую обезьяну, у которой, однако, все выходит очень ловко, когда она попадает в родную стихию.

Мне тоже хотелось приобщиться к плотницкой работе. Но он меня почему-то упрямо старался не допускать. Так что я, в конце концов, вынужден был смириться с участью второстепенного работника.

Через ровные промежутки времени мы спускались вниз покурить. Причем в каждый перекур он показывал полы и рукава своей длинной фуфайки и говорил:

— Смотри, как отделал. Придется выбросить ее к черту.

И еще он всякий раз жаловался, какой сегодня резкий ветер, какой собачий холод — даже руки сводит.

Я не находил, что фуфайку его придется выбросить — высохнет и будет фуфайка как фуфайка. И не находил, что такой уж сильный холод — к обеду весеннее солнце взяло свое, бишкунак сильно сдал, стало даже припекать. Тем не менее я всячески выказывал понимание и выражал сочувствие, как будто сам я работал под другим солнцем и при другой погоде.

Крыша была готова к концу следующего дня.

Тетя Лиза была довольна и очень хвалила крышу. Петька ее похвалы развивал до преувеличений, но как-то не от души, а слишком нарочито, с какой-то придуманностью и мелочностью, за которыми я впервые заподозрил потаенный, невнятный для меня умысел.

Мы умылись в сенях, привели себя в порядок и прошли в избу. В ней вкусно пахло борщом и картошкой, тушенной с мясом. Стол был накрыт чистой скатертью. На ней поблескивала белоголовая, вокруг которой аккуратно расположились рюмки, тарелки, ложки и вилки. В общем, все тетя Лиза устроила, как полагается в таких случаях.

Разлили по рюмкам, подняли, и Петька сказал почему-то без улыбки:

— Значит, за то, чтобы крыша не рассохлась.

В продолжение последующего часа больше все ели. Ну и пили, пока не докончили бутылку. Я да он, конечно, пили, а тетя Лиза только чуть притронулась. Разговор шел так — о том, о сем, а больше ни о чем. Он, кажется, принадлежал к числу людей, которых не слишком-то разговоришь. Даже за бутылкой.

Через час нас с ним разморило. Потом он начал поговаривать, что пора и уходить.

— А расчет-то какой будет? — спросила тетя Лиза. — За работу-то сколько тебе?

— А расчет у нас будет простой, — он улыбнулся большим зубастым ртом, и в этой малопривлекательной улыбке мне тоже почудилось что-то потаенное. — Простой будет расчет.

— Ну, а все же?

— Баш на баш, тетя Лиза, — пояснил он. — Я тебе крышу, ты нам — паутинку.

«Ого!» — изумился я, еще не зная, чему именно. Я понял: что-то совсем не то он говорит. Не то, что при первоначальном разговоре об оплате.

Я взглянул на тетю Лизу и увидел, что она куда больше моего поняла и поначалу даже растерялась. Но вскоре же овладела собой и повела разговор в духе рассудительной дипломатии:

— Дак ведь этот баш на тот баш не выходит, Тут крыша-то — всего два ската, ты их два с половиной дня делал, даже того меньше. А мне на такую добротну паутинку, какую твоя Ирина заказала, только пух перебирать да обрабатывать на неделю-полторы хватит. Да еще прясть с особой равниной, да вязать богатым узором. Да потом мыть и вытягивать. Это больше, чем на месяц всей работы. Месяц с лишним — не два с половиной дня. Какой уж тут баш.

— Ну, не знаю, мы же с вами так договорились.

— Да уговор-то какой был?

— Такой и был. Я сказал: паутинка нам нужна. А вы сказали: сделаю паутинку. Вот и весь уговор.

Слова он произносил вроде с обидой, а глазами вилял — глядел то по углам, то в пол.

«А ведь не такой был уговор», — подумалось мне.

— Да ведь не такой был уговор, — изумилась тетя Лиза. — Я же сказала, что потом паутинку свяжу. Пусть возьму с вас меньше, чем на базаре, но потом. А сейчас за крышу ты получишь деньгами. Я тебя потому и спрашивала, сколько деньгами возьмешь. Ведь спрашивала?