Охотники за каучуком - Луи Буссенар

Но Шоколад, который до сих пор не произнес ни слова, мигом остудил общий пыл.

— А если этих неизвестных больше, чем нас, и это им придет мысль сделать нас рабами? И будем мы вкалывать, как каторжные, а кто же мы еще? А они нам за работу будут платить колотушками, что вы тогда скажете?

— Ты, Шоколад, говоришь нечасто, но всякий раз, как раскроешь рот, я будто адвоката слышу, — сказал Луш. — Но ты прав, и нам надо сматываться. Кстати, я заметил на отмели две отличные пироги. Надо не мешкая нагрузить одну из них припасами, взять весла, мачете, которых нам на всех не хватает, и в путь!

— Идет! — воскликнули в один голос Геркулес, Красный и Кривой.

Менее чем за четверть часа туземная лодка была нагружена припасами и готова к отплытию. Шоколад, поневоле разделявший плоды этого грабежа, занял место рядом с арабом и негром, которых вовсе не занимали подобные вопросы. И вся орава быстро скрылась из виду, но не прежде, чем предусмотрительный Луш проткнул дно оставшейся пироги ударом весла.

Целый день они плыли вверх по реке, пока не добрались до леса, выходящего к очень болотистому берегу. Это вызвало залп проклятий у Геркулеса, забывшего прихватить гамак. Но гамак заменили толстые подстилки из листьев, на которых беглецы заснули сном праведников.

Пробуждение их было крайне неприятно. Яростные крики и проклятия на незнакомом языке вылетали из уст восьми человек. У двоих были ружья, у остальных только мачете, и они яростно атаковали лагерь беглецов.

В нападавших можно было узнать португальцев по блестящим черным глазам под густыми бровями, по матово-желтой коже, по гладким черным волосам. Типаж этот был знаком беглецам, часто встречавшим португальцев в Гвиане.

Каторжники сразу поняли, что перед ними люди, ограбленные накануне, и приготовились защищаться. В это время двое португальцев взяли бандитов на прицел, а их предводитель обратился к ним с яростной речью. Он обвинял бандитов в краже продуктов и лодки, в порче другой лодки и приказывал им следовать за собой. Каторжники переглянулись. Восемь против семерых, силы почти равны, но прицел двух ружей нарушал паритет.

— Ну, — тихо сказал Шоколад Лушу, — не был ли я прав, когда говорил, что эти рабы сами захотят стать нашими хозяевами?

— Поглядим.

— Да и так видно, надо попробовать с ними договориться.

— Но как?

— У тебя есть деньги… Возмести ему убытки, не то берегись.

— Вот еще! Это чертовски не вяжется с моими привычками.

Но, однако, страх пересилил жадность, и Луш решил последовать совету.

Он, сделав знак португальцу подождать, достал золотую монету из пояса некогда убитого им араба, повертел ею, лукаво подмигнул и сказал:

— Ну, дружок, не кипятись, мы заплатим. Хорошенькая монетка в двадцать франков за продукты и вашу лодку, хватит с вас?

Португалец резко покачал головой и, посоветовавшись с товарищами, потребовал в уплату за убытки весь пояс с деньгами. Но Геркулес, услышав это, начал сыпать проклятиями и размахивать тяжелым веслом.

— Хватит комедию ломать, берите желтячок и мотайте отсюда, пока целы.

В подтверждение своих слов он одним ударом начисто сломал росшую рядом небольшую пальму.

Португальцы восприняли это как сигнал к атаке.

— Огонь! — приказал их предводитель.

Клац — и оба курка дали осечку, вызвав насмешки каторжников. Геркулес снова принялся махать веслом, остальные стали подражать ему по мере сил. Португальцы, увидев, что у них остались только мачете против таких решительных и сильных людей, стали отступать. Каторжники, со своей стороны, довольные, что так легко отделались, вскочили в пирогу и быстро удалились под бессильно-злобные крики ограбленных.

— Ну вот, — наставительно сказал Луш, — я всегда знал, что все это как-нибудь уладится. Хитрецам всегда везет: и еда при нас, и денежки все целы.

— Болтай, болтай, — проворчал Шоколад. — Кабы ты понимал, что они говорили, небось запел бы по-другому.

— Тьфу! Я слышал, как они орали что-то на своем обезьяньем наречии… Да мне-то что?

— Говори, говори!

— А ты, что ли, португальский знаешь?

— Я два года провел на верфи в Спархуине рядом с португальцами-марронами капитана Бастиена.

— Ну, и о чем же они болтали, скажи-ка на милость?

— О том, что они поехали за подмогой, вернутся и нас разыщут.

— А потом что?

— А потом свяжут нас по рукам и ногам, как телят, и отвезут в Кайенну, чтобы получить награду за нашу поимку.

ГЛАВА 7

Шесть лет спокойствия. — Начало тяжелых дней. — Раненый. — Приготовления. — Экспедиция. — Индейские сарбаканы и стрелы, отравленные ядом кураре[63].— В путь. — Следующая жертва. — Бони не погиб. — Перевозка в гамаке. — Ужасные раны. — След. — Как индеец по запаху отличает огонь, разведенный белыми. — На поляне. — Оргия. — Планы бандитов. — Страшная опасность грозит колонии. — Пленники. — Как хочет отомстить Луш. — Раскаленное добела мачете. — Недоумение.

В первый раз на протяжении шести лет охотники за каучуком на Арагуари стали жертвой покушения на их жизнь и имущество.

Бывало, правда, особенно в первые годы после основания колонии, несколько случаев грабежа. Но вскоре беглые, живущие в этой местности, и случайные прохожие уразумели, что в их интересах оберегать эту колонию, где они всегда могли обменять каучук на деньги или продукты по своему выбору.

Все хорошо поняли, что если бы «серингаля» дона Карлоса, как они называли молодого Робена, не было здесь, им пришлось бы ходить гораздо дальше со своим товаром и иметь дело либо с мамелюками (потомки индейцев и белых), или с кафузами (помесь негров и индейцев), гораздо менее честными, чем французский колонист.

Итак, частью из выгоды, частью из симпатии к серингейро и его доброй семье весь разношерстный сброд, населявший округу: беглые рабы, дезертиры, бродячие и оседлые индейцы — все жили мирно с многочисленными обитателями колонии.

Окрестные жители были уверены, что в колонии их встретят радушно, снабдят всем необходимым, не откажутся дать авансом деньги или продукты, и поэтому соблюдали моральные устои даже в этой дикой стране, где не было ни властей, ни закона, ни вооруженных сил.

Можно поэтому вообразить, какой переполох вызвало внезапное появление раненого негра и его сообщение о поджоге серингаля и убийстве одного из рабочих белыми людьми. Шарлю не потребовалось успокаивать свою жену, сильную и смелую, как и подобает жене пионера. Он хотел подробнее расспросить пострадавшего, но тот, ослабевший от потери крови и долгого бега, потерял сознание. Привычный ко всем превратностям жизни, молодой человек оказал ему первую помощь: он с ловкостью хирурга осмотрел плечо, убедился, что ни один важный орган не задет, и сшил края раны, предварительно остановив кровь и продезинфицировав ее.