Памяти Александра Зиновьева - Константин Крылов

Как известно, вид приматов, именующий себя Homo Sapiens, занимает вершину пищевой пирамиды. Это значит, что люди едят всех, кого хотят, а их не ест никто. Это компенсируется тем, что человек как вид является хищником по отношению к самому себе: люди едят друг друга. Не обязательно в буквальном смысле — хотя гениальный Борис Поршнев (творивший в рамках той же самой традиции) считал, что именно с этого всё и началось. Речь идёт об уникальной человеческой способности рассматривать других людей — существ своего вида — в качестве жертв. «Человек человеку волк» и есть идеальное определение того, что такое человек. Это задано биологически. Люди хотят охотиться на других людей потому, что в крови чешется, а не из каких-то там рациональных соображений.

Однако рационализация этого желания сделало возможным величайшее достижение вида Homo — эксплуатацию человека человеком. По сути, эксплуатация есть разновидность каннибализма: человек в буквальном смысле заедает жизнь других людей, кормится ими — пусть не их телом, но их трудом и страданием. Впоследствии то же отношение — эксплуатацию — человек впоследствии перенёс на животных, потом на неодушевлённую природу и на мир в целом.

Итак, казалось бы, у человека как индивида есть две врождённые стратегии поведения — исполнение роли хищника-угнетателя и жертвы-угнетаемого.

Почему хорошо быть хищником, и так понятно. Почему это опасно, тоже. Но надо сказать, что в человеческом случае роль жертвы — поскольку она в большинстве случаев бескровная — тоже имеет свои преимущества. Жертв всегда больше, чем хищников, их и должно быть больше, иначе хищникам некем будет питаться. Жертвы вполне могут плодиться и размножаться — а иногда жить дольше хищника. Хорошая, умная жертва всегда умеет подставить вместо себя другую жертву — выпихнуть льву на съедение слабейшего или просто зазевавшегося, а самому спрятаться за чужую спину[19]. Это умение, усиленное разумом и сублимироанное, называется умением жить, а совокупность соответствующих практик составляет основу коммунальности как таковой.

Но у жертвы есть ещё две возможности. Первая — каким-то образом присоединиться к настоящим хищникам, занять близкое к ним место в пищевой пирамиде, хотя бы питаться их объедками в обмен на полезную службу, в основном сводящуюся к заманиванию и обману жертв (эту тему мы здесь развивать не будем, несмотря на всю её важность для понимания реалий современности). И вторая — каким-то образом научиться давать отпор хищникам, не становясь хищником: отказаться быть жертвой.

Это делит людей на четыре подвида. Первый — хищники, «львы»: их стратегия — насилие, их стратегия — сила и жестокость. Второй — спутники хищников, «стервятники», их стратегия — служение хищникам и расчётливое выманивание объедков, их стратегия — врождённая и отточенная в поколениях хитрость. Третий — собственно жертвы, «тельцы», их стратегия — массовость и умение прятаться друг за друга, их путь — низость.

И, наконец, иногда рождаются люди, которые являются людьми в собственном смысле слова — не являющиеся хищниками, но отвергающие играть роль жертв. Уже упомянутый Поршнев называл их «неоантропами».

Их мало и собственной разработанной стратегии поведения у них нет — во всяком случае, пока. Хотя есть некоторые основания полагать, что «развитие идей добра и справедливости» (в том числе и социальной справедливости) есть растянутый процесс постепенного становления стратегии нео — «жить в обществе и быть свободным от общества», то есть построить такое общество, от которого можно быть свободным. Sapienti sat.

Здесь мы снова возвращаемся к Зиновьеву. Его творчество чётко делится на две части: его социология, то есть описание мира с точки зрения нео, и особого рода сочинения — то же «Евангелие для Ивана», к примеру — которые можно рассматривать как попытку описания видовых стратегий. Соединить эти две части Зиновьев не мог и не хотел, а напрасно — это сняло бы целый ряд вопросов.

Впрочем, есть подозрение, что дело было не в наивности, но и в определённом расчёте на аудиторию, которую Зиновьев старался не напрягать без особой надобности. Но, например, в одном из своих поздних интервью он вдруг резанул: «Я вижу единственную надежду для человечества в том, что появится новый человек. Я надеюсь на чудо рождения этого нового человека. Ведь все эти годы шла непримиримая борьба людей практичных, деловых, расчетливых, жестоких, эгоистичных против всего доброго и гуманного, что есть в нас с вами. Я очень хочу, чтобы новый человек выжил, это моя самая заветная мечта». Если не брать во внимание сказанное выше, трудно понять, о чём это он.

И последнее. Зиновьев был убеждён, что защищает проигранное дело. Запад объединился и построил систему управления миром. После этого человечеству, какое оно есть и каким стало, уже нет и не будет альтернативы. Новый человек не сможет родиться — поскольку народ, который мог бы дать ему жизнь, обречён.

Когда ему пеняли за такой пессимизм, он не реагировал, а на просьбы «указать какой-нибудь выход» — говорил одно и то же: «используйте оставшиеся у вас интеллектуальные и творческие силы и возможности так, как вы можете их использовать».

Последний раз он это сказал 3 апреля 2006 года.

10 мая 2006 года Александр Зиновьев скончался от рака мозга.

Приложение

Александр Зиновьев скрылся в своих зияющих высотах. Уже навсегда

Вечером 10 мая на 84-м году жизни после тяжелой болезни (рак мозга) скончался русский философ и социолог Александр Александрович Зиновьев. Похоронен он будет в понедельник 15 мая. Проститься с телом покойного можно будет в здании Московского государственного университета.

Александр Зиновьев родился 29 сентября 1922 г. в крестьянской семье в дереане Чухлома Костромской области. После школы поступил в Московский институт истории философии и литературы, из которого он был исключен без права поступления в другие вузы страны за выступления против культа Сталина. Вскоре он был арестован, бежал, скрывался от органов госбезопасности. От дальнейших неприятностей его спасла служба в армии, куда он ушел в 1940 году и прослужил до 1946 года. Великую Отечественную войну начал в танковом полку, а завершил в штурмовой авиации, за боевые заслуги награжден орденами и медалями. После войны окончил философский факультет МГУ, одновременно учась на мехмате. В 1960 г. Зиновьев защитил докторскую диссертацию, вскоре после этого он получил звание профессора и стал заведовать кафедрой логики в Московском университете. В 1950-60-е гг. Александр Зиновьев по праву считался одним из символов философского пробуждения в СССР.

В 1976 г. после публикации в швейцарском издательстве "Age d'homme" романа "Зияющие высоты" Зиновьев был уволен с должности старшего научного сотрудника и лишен званий доктора философских наук и профессора с формулировкой "За несоответствие должности и званиям" (восстановлен в званиях в начале 1990-х гг.). В 1978 г. Зиновьев был поставлен перед выбором: или 12 лет тюрьмы за антисоветскую деятельность, или отъезд из СССР в пятидневный срок. Философ провел в эмиграции более двадцати лет, но не стал ярым антисоветчиком или врагом СССР и России.

В 1990 г. Зиновьеву было возвращено советское гражданство, несмотря на то, что горбачевскую "перестройку" он встретил в штыки. В августе 1999 г. философ вернулся из Германии в Москву. В последние годы он читал курс лекций на философском факультете МГУ.

В одном из своих последних интервью Александр Зиновьев заявил, что сожалеет о том, что в своих работах "целился в СССР, а вместо этого попал в Россию". "Но я подписываюсь под каждой строчкой моих книг, потому что все, что я писал, было искренне", - добавил философ.

Зиновьев автор более 50 книг, среди которых "Зияющие высоты", "Гомо советикус", "Запад", "Катастройка", "Русская судьба - исповедь отщепенца", "Гибель русского коммунизма" и др.

Разговоры о преуспеянии Александра Зиновьева в эмиграции - это, конечно, миф. Впервые после эмиграции он приехал в Россию около 10 лет назад исхлопотать себе бумаги к пенсии в качестве ветерана войны. Это было существенным добавлением к его более, чем скромному бюджету.

Сам он связывал свои материальные и прочие проблемы с тем, что, в отличие от большинства диссидентов, перебравшихся на Запад, не стал огульно поливать Советский Союз и, постепенно ознакомившись с жизнью "свободного общества", стал потихоньку критиковать и тамошние порядки. Давить на него не стали, но и помогать прекратили - живи сам, как хочешь, ты ж теперь свободен. Ясно, что немолодому философу устроиться в новой жизни было непросто.