Лидия и другие - Нина Горланова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Зачем ты сказала Любови Климентьевне, что только что из моей постели? - слезливо выговаривал Грач, надевая носки. - Ты же меня подставила!
Надька вспомнила: после всего она любила лежать на большом голом теле Грача и воображать, что все опасности навсегда закончились. Сначала он огорчался, что для нее главное - не "миг последних содроганий", а вот это замершее лежание. А потом привык и иногда использовал для примирения после редких ссор: "Ну, ладно, иди сюда, полежи, замри на мне..."
Она с минуту поплакала и пошла жить.
Надька шла быстро и даже ни разу не покурила. Два квартала расплывающихся зданий пронеслись мимо. Такое впечатление, что она стояла на месте, слегка перебирая ногами, и только притормозила, чтобы Витькин дом оказался напротив. За это время только два раза поверх бесчувствия прошло по ней тихое удивление: какая-то знакомая фигура в коричневом мелькнула по другую сторону улицы. Да нет, Лидия сейчас должна принимать ванну, она же насквозь пыльная после поезда. Не будет же она юрко прятаться за киоск "Союзпечати" - это для ее большого искреннего тела просто смешно!
Надьке открыла Витькина мать Евдокия Павловна: черты лица ее еще больше отвердели, но, впрочем, она сказала:
- Витька сейчас кончит причепуриваться к свиданке, чаю с ним попьете. Где каникулы провела, Надежда?
За столом маленькие глазки Витьки вообще спрятались внутрь черепа, бульба носа залоснилась, рука дрогнула, и Евдокия Павловна закричала:
- Куда песок-то сыплешь мимо! Я ведь не на Каме его собираю, показывая тоном: убиралась бы ты, Надежда, побыстрее добрым путем.
Как плоскогубцы чувствовали себя в руках у Витьки, так и он сам чувствовал сейчас себя в руках у Надьки - простым инструментом.
- Вить, пойдем, я тебе должна что-то сказать. Не здесь, - тщательно произнося звуки и наполняя их силой, сказала Надька.
Они прошли оставшееся до Камы небольшое городское пространство. Надька шла по мглистому, отдающему серым светом, холодцу земли. Пасмурная тяжесть легла на дома, и они начали превращаться в желатин, расползаясь по поверхности.
Лидия увесисто скользила за ними, укрываясь между прохожими и деревьями, которых хватало на улице газеты "Звезда". Ее название пермяки, впрочем, уже сжали до просто Звезды, и получалось что-то романтически-волшебное. Серьезный идейный смысл развеялся в сияющем воздухе. Пасмурность была, но в то же время сквозь облака по всему небу светило солнце. Надькина фигура чуть ли не пропадала в висящем над городом жемчужном сиянии. Так, то подпрятываясь за ствол дерева, то глядя в сторону, чтобы не тревожить Надьку и Витьку своим горячим взглядом, Лидия подобралась достаточно близко, но все равно ничего не слышала. Но она чувствовала дрожь Витьки и какое-то его чуть ли не предсмертное томление: прежняя жизнь кончается, вот сейчас решится все.
- Если ты на мне не женишься сейчас же, я брошусь в Каму и утоплюсь. Но не бойся, никаких мучений не будет...
Он отчаянно старался лицо сохранить свое, чтобы что-то было от его собственной воли, а не от инструмента. Он сейчас думал о себе, как о мужчине.
- Я женюсь. Я всегда тебя продолжал любить... я о тебе много думал в это лето. Я понимаю, что, наверно, у тебя с Грачом все... Но ты не думай, что я тут запасной вариант, я до него любил тебя...
В этот миг Надька и Витька отчетливо разглядели Лидию, даже очень ярко - в коричневом муслиновом платье, еще слегка запыленном с дороги, лихорадочно грызущую полусухую жухлую ветку с тополя. Но они распределили свои силы так, что на Лидию внимания не хватало. И забыли про Лидию, прошли мимо нее.
- Надо резко менять свою судьбу, - Надька говорила с чувством тягучей собственной значимости. Это чувство втекло в нее сейчас и осталось с нею на всю жизнь.
Теперь она могла проявить роскошь милосердия:
- Конечно, во мне уйма недостатков. Я виновата, я металась. Ну и что я выиграла? А ты устойчив, как якорь, в этой жизни... Егор уже пропил свой хер, Фая жалуется! А Бояршинов - для него все лишь средство для каких-то стихов...
Лидия видела, что Надька что-то говорила с нежно-растерянным лицом, а такие лица, как известно, бывают у людей очень цепких. Лидия успокоилась, что конфликт перевалил через гору, а теперь идет мирный и долгий спуск - в какую там уж долину, спокойную и цветущую или опустошенную, выжженную, это уже сейчас не понять. Надо в самом деле идти домой, отмокать в ванне, пыли и грязи столько нацеплялось.
6
Уходя с набережной, Лидия услышала, что ее кто-то окликает.
- Лидия! - это был Бояршинов. - Привет! Сегодня покупал камбалу у твоей Гальки. Стоит за прилавком вся цветущая. Вадим-то пришел из армии, наверно, ее дерет. Не смотрит на весы, что там взвешивает, я говорю: "А покрупнее нельзя?" Она и выворотила мне за хвост такого дракончика. Принес домой - ни в одну сковородку не лезет.
И он замолк с понурым видом, но вдруг просиял от возникшего вывода:
- И к чему эта Галькина доброта привела?! Я чуть не остался голодным. Что это я все о себе? Когда приехала? Что так часто в Москву ездишь? - И взглядом добавил: "Может, тебя там кто-то дерет?"
Они вырулили на Компрос, и, увлекаемый упругой волной разговора, Женя, расслабившись, катился рядом еще несколько кварталов.
- ...а еще я три раза за этот месяц встречалась с Анастасией Цветаевой. Она мне столько про лагерь и про ссылку рассказала...
- И ты им всем веришь? - вскрикнул Бояршинов, затряс кудрями. - Где доказательства, что они в лагерях вели себя достойно? Она про себя сказала?
- Да ты что, Женя? Презумпция невиновности, она в самом деле существует, - Лидия вся кипела, но говорила отрезвляюще, чтобы помочь ему выйти из непонятного опьянения.
- Ты меня не поразила, - дразнил он ее...
- Меня вообще не влечет общение с позиции супермена: сегодня я тебя поражу, а завтра ты меня обязан поразить, - сказала Лидия.
7
Такие сентябри словно специально выделывают для свадеб, и хорошо, что не надо ждать три месяца - родители Лидии замкнули где-то где надо контакты с бывшими учениками, и свежие штампы солидно утвердились в паспортах Надьки и Витьки. Витькина мать смиренно шуршала вдоль стола вместе с какими-то родственниками, но про себя все время тоскливо повторяла одну и ту же фразу: "Ой, не надо было разогревать старую похлебку, нет, не надо было! Инна-то получше, ой, получше".
Лидия думала: этот промежуток времени нужно пережить и для этого сидеть тихо, чтобы своими действиями его не увеличить. А вдруг эта свадьба все-таки положит начало новому счастью.
Все чувствовали, что здесь что-то не то. И никто даже не спрашивал, почему Лидия не извергает тосты, стихи и поздравления. А Лидия раздумывала всего один миг, и уже в следующий миг готовность вмешаться и помочь засверкала сквозь волокнистые испарения раздумий. Она устремила к Надьке взгляд, полный сочувствия.
- Выйди со мной, - попросила невеста.
Никто не удивился, что невеста попросила ближайшую подругу выйти с нею подышать. Надька и Лидия спустились по деревянной лестнице, постанывающей под их ногами. Надька пошла к дровянику, возле которого была сложена поленица дров, не вошедших в сарай. Невеста подумала: все здесь может запылать от одной искры.
Она отвернулась от кричащих и пылающих окон свадьбы, словно заслоняясь от нескромных взглядов, закурила. Становилось легче, когда она едким палевым дымком окуривала окружающий студенистый мир. После этой процедуры мир можно было принимать, правда, дробными дозами, стараясь не вспоминать про Грача. Мир, пришибленный мочевым пузырем небосвода.
Вот хорошо, со вкусом мечтала Лидия, пошел бы дождь, тогда бы все заорали за окнами: к счастью, к счастью... А комары - молодцы: летают такими компаниями дружными, приятно перегруппировывая свои клубы из квадратов в овалы, как в театре. А белое платье Надьки, как фонарь, освещает чуть ли не весь квартал. Этого не может быть, водка какая-то крепкая.
Надька выкурила половину сигареты и бросила ее. А окурок еще долго в сырой траве стрелял и шипел, из всех небольших своих творческих сил хотел поставить свою запятую в общем тексте.
Надька и Лидия ушли, а две их картины мира недоуменно всматривались в друг друга и не могли до конца решить, какая из них настоящая.
- Надюша, - сказал Витька, - хорошо, что ты быстро вернулась, а то папин шурин хочет поднять тост.
А про себя он думал: зачем такое цепляние за родство, позвали тридцать человек со стороны отца, почти столько же со стороны матери. Это все-таки всё пережитки... Я, конечно, люблю родителей, но и любых других бы полюбил... если б столько за мной ходили! И Надьку тоже полюблю! Да, полюблю, несмотря на все! На то и человек, чтобы преодолевать препятствия... Он мотнул головой, чтобы изгнать мягкий водочный шум. Вихри в голове (возникшие после поцелуя в ответ на крики "горько") начали выветриваться из висков и лба. Перед ним взбычилось пространство стола с нецеломудренными улыбками селедочниц. Гости разнообразно располагали мышцы лица и свои челюсти, чтобы показать, что все очень вкусно. Голосов было так много, что они иногда спрессовывались в тишину. Потом один гость не мог втиснуть свои слова в головоломку голосов, и они выкатились перед носом Витьки: