Враг моего врага - Сергей Соболев

– Это вопрос не ко мне, Роза. Мы с тобой в адрес вместе приехали!

– И еще, – вновь заговорил Лазарев. – Вы тут называли числа, даты. Упоминали период с седьмого по двенадцатое, кажется, августа?… – Он помолчал, взвешивая возможные последствия того, что собирался сказать. Потом все же продолжил, потому что молчание или путаница в датах и событиях были в его ситуации более важным фактором, чем открытие какой-либо информации. – У моего… моего сынишки… у него день рождения как раз… одиннадцатого августа!

– И что?

– Ему восемь исполнилось…

– Ну и что из того? – хмуро сказал Шаман. – Думаешь, мы бросимся поздравлять твоего отпрыска с этой некруглой датой? Спустя три с лишним месяца?! И в нашем, так сказать, интересном «положении»? Слушай, майор… Ты, как я вижу, так ни хрена и не понял…

– Постой, Шаман, секунду! – перебила его женщина. – Так… Не пойму я что-то, куда вы клоните, Лазарев? Почему сказанное только что вами про день рождения вашего сына должно нас впечатлить? Или, тем более, разжалобить?!

– Значит так. Если вкратце… – после паузы сказал Лазарев. – Я подменялся с коллегой на сутки. Чтобы он, значит, вышел в «сутки» за меня, ну а я, следовательно, отдал бы ему при первой возможности «должок»! Подменился я специально с тем расчетом, чтобы… чтобы отметить с остальными день рождения сына. Мы не часто собираемся, но здесь намечалось… и заранее обговаривалось… семейное такое… мероприятие. Теща с тестем приезжали… Еще брат жены присутствовал со своей супругой… Детей было несколько… ну и другие гости. Свояк снимал на видео… у нас есть где-то эта кассета! Мы иногда просматриваем в семейном кругу… Там еще есть несколько записей: наши семейные видеоматериалы… Я это к чему говорю. Там, на записи, показания тайминга…

– Шаман, вы нашли там какие-нибудь видеокассеты? – спросила Роза у коллеги. – Надеюсь, изъяли?

– Обижаешь, мать. В сумке они. Мы туда все самое интересное загрузили! В том числе и все записи на любых носителях, какие только нашли. Если не врет, то и эта кассета должна быть у нас, в одной из сумок.

Роза на несколько секунд закрыла глаза, потом, тряхнув головой, сказала:

– М-да, появились-проявились нестыковочки… Шаман, давай сделаем перерыв! Пойдем наверх, еще раз внимательно посмотрим на все изъятые у него в адресе документы!

– Да брешет он! Не верю я ему! Они, Роза, еще не такие фокусы-покусы проворачивают! Это ж спецы! Эти красавцы, млин, не только стрелять и резать обучены, но еще и на «разводки» мастера!

– И пленочку ту посмотрим! – В голосе женщины неожиданно прорезались металлические нотки. – Лазарев, ау! Вы еще здесь?

– Шутить изволите, – донесся из-под мешка глуховатый голос. – Сняли бы наручники… Больно же! И руки затекли!

– Ничего, потерпите… Так. Есть два варианта дальнейшего развития событий, Сергей Николаевич, – сказала Роза, делая знак напарнику, чтобы и он следовал за ней. – Если произошла накладка… Если вы не тот, кто нам нужен…

– Мы оторвем тогда кое-кому яйца, – пробормотал Шаман. – За то, что слил недостоверную инфу!

– …то вопрос по вам мы решим очень быстро, – продолжила Роза. – Мы не садисты и без надобности людей не мучаем, не пытаем. Мы работаем на результат! Но если вы, как подозревает уважаемый мною за профессионализм и прочие интересные качества Шаман, пытаетесь тянуть время… Или, того паче, надеетесь нас развести… В таком случае ваша участь и судьба ваших близких, Лазарев, будет ужасной.

Глава 7

Селим, двое его помощников и привезенная ими три дня назад из соседней республики женщина провели ночь в частном домовладении на северной окраине Владикавказа. Дом, расположенный в 15-м микрорайоне на границе с дачным поселком Спутник, порядком обветшал и явно нуждался в ремонте. «Автомат» на электрощите в помещении кухни вышибало каждые тридцать-сорок минут; из дверных и оконных щелей сквозило, прохудившаяся крыша в двух местах протекла – дождь моросил уже третий день подряд. Печь тоже совершенно развалилась, а когда все же попытались ее затопить, то весь дом на какое-то время, пока его не удалось проветрить, превратился в подобие «газенвагена».

Но эти неудобства Селима и его людей не сильно-то смущали. Во-первых, они не собирались задерживаться здесь на сколь-нибудь долгий срок. А во-вторых, у них за плечами – опыт жизни в полевых условиях. В сравнении с землянкой, вырытой где-нибудь в «зеленке», в окрестностях балки Мюрат или в галашкинском лесу, на стыке границ Ингушетии, Северной Осетии и Чечни, это строение с подключенным газом, уборной с унитазом и электричеством выглядит просто-таки фешенебельным особняком.

Проснулись рано, в седьмом часу. Мужчины умылись, расстелили коврик, совершили утренний намаз. Лейла – так зовут женщину – накрыла завтрак: брынза, вареная курица, кукурузные блины. Селим, старший в их компании (ему под сорок), стал поторапливать парней. Этим двоим предстояло первыми покинуть дом и отправиться в центр, на улицу Куйбышева. А именно, в уже известное и осмотренное ими место, в район, расположенный неподалеку от «Глобуса»,[20] где во дворе жилого дома, в припаркованном среди легковушек микроавтобусе, всю ночь отдежурил на своем наблюдательном посту пятый и последний член их группы, Леча.

Когда эти двое, торопливо позавтракав, уехали в город на стареньком «жигуле», Лейла прибрала со стола. Не зная, чем занять себя, она уселась на табурет и, по-старушечьи сгорбившись, погрузилась в дремотное состояние. Лейла, если говорить о возрасте, была еще не старой женщиной; ей лишь недавно исполнилось сорок пять. Тихая, покорная, она почти всю жизнь прожила при старшей сестре, у которой была большая семья и которой пригодились, пока росли дети, еще одни женские руки… У Лейлы имелся изъян – врожденное косоглазие. Замуж ее никто не взял, кому нужна «косая»… Муж сестры помогал братьям-вайнахам в первую чеченскую кампанию; он делился своими доходами от перепродажи поступающего из Грузии спирта, который разливали на «фабрике» по бутылкам и далее гнали фурами в Краснодар и Ростов, на реализацию. В девяносто пятом Лейлу отправили к дальней родне в Галашки, а уже оттуда она попала в отряд полевого командира Абдул-Малика Межидова. Все лето и осень, когда шли жестокие бои с федералами, она провела в полевом лагере в галашкинских лесах: стирала, готовила, ухаживала за ранеными моджахедами, которых потом переправляли по мере возможности в Ингушетию или в другие северокавказские республики на лечение. Если кому-то требовалась женская ласка, она таким тоже не отказывала.

Там, в Галашках, у нее завелся «ухажер» из числа легкораненых. Звали его Якуб, он был аккинцем из дагестанского Хасав-Юрта (если говорил правду, конечно). Моложе ее лет на пять, но в тех условиях это не играло особой роли. Якуб был единственным, кто не просто пользовался ее телом, забывая о ней уже через несколько минут после удовлетворения своих мужских потребностей. Он говорил ей какие-то хорошие слова, иногда угощал конфетами или сладостями, однажды подарил красивую шаль и золотой перстенек… Его убили в ноябре, но где именно это случилось и при каких обстоятельствах, Лейле так и не удалось узнать. У нее случился выкидыш; фельдшер-чеченец, опасаясь, что она умрет из-за внутреннего кровотечения, отвез ее на машине в лагерь беженцев «Барт», откуда уже местный врач отправил ее в больницу…

Она едва не умерла тогда, но судьбе было угодно для чего-то оставить ее в живых. Какое-то время она жила у все той же старшей сестры, работала от рассвета до заката, как батрачка. Бизнес у мужа старшей сестры развалился, дела пошли неважно; а тут еще и трое повзрослевших племянников связались с ваххабитами…

В какой-то момент показалось, что жизнь их семьи выправилась: племянник Иса устроился в милицию, одну из двух дочерей старшей сестры выдали замуж, а старший и младший племянники, нюхнув пороха и проведя один летний сезон в «зеленке», уехали в Россию, в Москву. Откуда они или же их знакомые уже вскоре стали периодически, не реже раза в месяц, пригонять новые и почти новые иномарки…

Но потом случилось несчастье. Двух братьев арестовали в каком-то подмосковном городе, названия которого она не расслышала. Причем старшего во время захвата вроде бы даже подранили. Теперь они сидят в СИЗО, ждут приговора. На то, чтобы откупить их, чтобы развалить заведенное на них дело, требуется – Лейла однажды случайно подслушала разговор своих близких – не менее двухсот тысяч долларов…

Однажды к ним в дом пришел этот сорокалетний мужчина – Селим.

Он долго – несколько часов – о чем-то говорил с хозяином.

На утро Лейле приказали – а с ней всегда говорили в наставительных или назидательных тонах – собираться и ехать вместе с Селимом. Отныне именно этот человек будет о ней заботиться, она должна слушаться его.

Слушаться всегда и во всем, как словно бы он был ее мужем или родным отцом.