Навсегда - Сюзан Таннер

Джеб смотрел, как она грациозно опускалась на землю у костра, аккуратно расправляя юбку. Скромность ее была естественной, как естественна она была во всем.

– Когда же это случилось?

– В том же году, когда он выдал меня замуж за Кэйлеба.

При этих словах Джеб внезапно почувствовал к ней жалость. И дело было не в выражении ее лица – чуть более задумчивом, чем всегда, не в печальном тоне, которым она произнесла эти слова. Именно смысл этих слов заставил Джеба вздрогнуть. Большинство женщин с чувством гордости говорят о том дне, когда они вышли замуж за своих мужей. У Ханны в голосе не звучала гордость. Возможно, она и не хотела этого замужества. Джеб знал, что о многих замужествах просто заранее договариваются.

Фасоль начинала закипать, и Джеб машинально отодвинул котелок в сторону от сильного огня. Сколько же лет он живет такой походной жизнью, подумалось Ханне. Ее не удивляло, почему он выбрал такой образ жизни. Возможно, она бы тоже сделала такой выбор, но, правда, для женщины выбора вообще нет.

– О чем вы думаете? – спросил Джеб. Сомнения не было, она действительно думала. Он видел, как много раз менялось выражение ее лица.

Она покраснела от одной только мысли, что сна расскажет мужчине, незнакомому мужчине, что сейчас она размышляла о таком сугубо личном вопросе, как его жизнь.

– Вы, видимо, любите поговорить и привыкли слушать только себя, не так ли? – спросила она, пытаясь не показать своего смущения. Но затем она покраснела еще больше, когда поняла, что сказала грубость.

На какое-то мгновение Джеб разозлился, но, увидев, как усовестилась Ханна, он несколько успокоился. Она явно жалела о том, что сказала.

– Все в порядке, Ханна. Когда женщина горюет, она становится нервной и резкой.

Ханна посмотрела на огонь, затем опять взглянула на него. Она не могла лгать.

– А я не горюю, – честно призналась она.

Ну и хорошо, что она так сказала, думала Ханна позже, по крайней мере, он прекратил задавать вопросы.

Ханна любовалась великолепием сверкавших на небосводе звезд. Это божье творенье едва могло бы сравниться даже с необыкновенными земными явлениями. Она слышала о красоте бриллиантов, которые так же прекрасны, как и звезды над ее головой. Но все равно она с трудом верила в превосходство того, что находилось под землей. Глядя в небо, она вдруг заметила падавшую звезду. На ее глазах выступили слезы. Кэйлеб любил смотреть на падающие звезды, как будто Бог сотворял особое чудо только для него.

Если когда-нибудь она позволила бы себе задуматься о возможности существования без него, то ей бы и в голову не пришло, что она будет скучать по нему. Но она скучала. Она все же прожила с ним четыре года, и хотя он не был добр к ней, то всего лишь потому, что он просто был жестким человеком. Она много пролила слез из-за его сурового нрава, особенно в первые дни замужества, пока не запретила себе плакать. Но над своим потерянным ребенком она все равно плакала, а сейчас эти безмолвные слезы, соскользнувшие по ее щекам, предназначались Кэйлебу.

И ей самой. Она не переставала удивляться сама себе: как она смогла оказаться здесь, да еще с незнакомым мужчиной? Что заставило ее бросить свой единственный дом?

«На что же ты еще способна?» Это смеялся над ней ее внутренний голос. Но она не смогла ответить себе.

Но, как это ни странно, она чувствовала себя в безопасности рядом с Джебом Уэллзом. Он был грубым, но Ханна не сомневалась, что он благополучно доставит ее… но куда? Как только она достигнет своей цели – доберется до убийц Кэйлеба и опознает их, она, конечно, не сможет остаться там, среди военных. Уедет ли Джеб, бросив ее на произвол судьбы сразу же, как выполнит то, что обещал?

Нет, она не могла представить, что он сможет так поступить. Она надеялась, что он не бросит ее одну. Ей надо привыкать к Джебу. Мысль о том, что она может оказаться одна среди солдат и индейцев, просто пугала ее.

Глядя на звезды и засыпая, она думала о том, что ей надо примириться с ним и с его вопросами.

ГЛАВА 8

В небольшой палатке стояло зловоние от человеческого пота и давно немытых тел. Айк Нельсон сосредоточенно уставился на узкий кусок полотнища, закрывавший вход в палатку. Когда полотнище приоткрывалось, он старался вдохнуть свежий воздух, проникавший через отверстие.

Вдруг сверкнула молния, и пошел дождь. Обычно Айк не обращал внимания на грозу, ему даже нравилась ее неистовая сила и энергия, которую он ощущал так сильно, что хотелось протянуть руку и словно коснуться ее.

Шоу и Уилкинс – как они надоели ему. Иногда эти двое бывали нужны, но в основном они его раздражали, как раздражали сейчас. Айк скривил от отвращения верхнюю губу, услышав омерзительные звуки, доносившиеся из-под парусинового одеяла, которым накрылся Уилкинс.

– Ну, что, Леон, забавляешься? Как получается? – прозвучал скрипучий голос Тодда Шоу, который старался перекричать не только яростный гул стихии, бушевавшей снаружи палатки, но и хриплые вздохи, издаваемые Уилкинсом.

– Заткнись, черт тебя побери! – простонал Уилкинс. – Эта сука погубила меня!

Уилкинс опять был в панике – уже в который раз ему вспоминались слова, сказанные женой проповедника: «Бог накажет вас так, что ваше мужское достоинство отсохнет…»

Он делал настойчивые движения рукой, вверх, вниз, стараясь доказать себе, что никакие слова не в состоянии повлиять на его мужское достоинство. Этого не могло быть, никак не могло! Его рука пришла в изнеможение. Никакого эффекта не было! Он застонал и почувствовал холодный выступивший пот на лбу. До недавнего времени проклятие, выкрикнутое этой бабой, женой проповедника, как-то не волновало Уилкинса, пока несколько дней назад, утром, он не проснулся после возбуждающего сна и обнаружил, что его член совершенно мягкий. Обычно от подобных снов он получал особое удовольствие, тем более если он сразу же помогал себе освободиться. Но в то утро как он ни старался, ничего подобного не произошло. Все было так же, как и сейчас – у него ничего не получалось.

Уилкинс закрыл глаза, представив себе, как проститутка проделывает с ним сейчас то, что ему приносило всегда особое удовлетворение. Но полет его фантазии обернулся лишь тем, что перед ним возник образ хохочущей размалеванной шлюхи, указывавшей пальцем с ярко-красным ногтем на его сникший член. Затем эта проститутка вдруг превратилась в жену проповедника, которая также смеялась.

– Ей Богу, я убью ее, эту стерву, за это, – прошептал он. В его хриплом голосе слышался страх. Что сделала с ним эта набожная маленькая сучка, и все из-за того, что она не знала, чем занимаются с настоящими мужчинами.