Опера доктора Дулиттла - Хью Лофтинг

— Кажется, доктор нашел его больное место, — сказал О’Скалли.

Собаки посмотрели на бульдога, но тот притворно-равнодушно разглядывал стаю дроздов и делал вид, что все происходящее его не касается.

— Что ты наговорил доктору, Гриф? — спросил его Скок.

Но бульдог не захотел открыть тайну.

— Ничего я ему не наговорил, — ответил он. — А если и наговорил, то это касается только меня и доктора.

Как ни расспрашивали остальные собаки бульдога, тот упорно молчал. Гриф умел держать язык за зубами.

А что же в это время происходило в фургоне?

Войдя внутрь, Джон Дулиттл предложил господину Гаррису стул.

— Давайте присядем и поговорим, — сказал он.

— Нет, — с кислой физиономией отказался Гаррис, — мне некогда рассиживаться. Скажите, что вам известно о Джереми Дженнингсе.

Доктор неспешно достал трубку и табакерку, закурил и наконец заговорил:

— Я не люблю копаться в прошлом людей, да и вообще, не в моих привычках совать нос в чужие дела. Но вы угрожали мне тюрьмой за то, чего я не делал. Я не воровал дроздов, я их всего лишь выпустил из клеток, потому что они свободные птицы и вы не должны были покупать их. У вас ужасный магазин. У птиц и животных там не жизнь, а сплошное мучение. Несмотря на все это, суд может приговорить меня к тюремному заключению, хотя я вовсе не грабитель. Вы не захотели договориться со мной по-хорошему, поэтому мне придется защищаться. А чтобы у вас не оставалось сомнений в том, что защищаться я умею, скажу вам: я точно знаю, что вы скупаете и перепродаете краденое.

Лицо господина Гарриса исказилось от страха и ярости. Он подпрыгнул и стукнул кулаком по столу.

— Это ложь!

— Знакомы ли вы с неким Джереми Дженнингсом из Уайтчеппела? — как ни в чем не бывало продолжал доктор. — Он частенько заглядывает к вам в магазин. А ведь он хорошо известен полиции, его не раз упекали за решетку за воровство. Если вы подадите на меня в суд, меня приговорят к нескольким неделям тюрьмы. Вам так легко не отделаться. За краденое серебро вам дадут в лучшем случае полгода.

— Я не знал, что серебро краденое, — прошептал бледный господин Гаррис.

— Полноте, — с улыбкой сказал доктор. — Зачем же вам тогда понадобилось прятать его в подвале? Кроме того, я знаю кое-что об Эдварде…

— Об Эдди? — в ужасе воскликнул Гаррис.

— Да-да, о нем самом. У него хотя и не хватает двух пальцев на правой руке, но это не мешает ему очень ловко вскрывать сейфы. А есть еще старый Джек Боттомли…

— Достаточно, — простонал Гаррис. — Откуда вы все это знаете? Неужели Дженнингс проболтался?

— Нет, он не настолько глуп, чтобы болтать о своих делишках. Смею вас заверить, мне о вас известно все. Я даже могу показать тайник, где спрятаны золотые подсвечники из дворца лорда Уиткебри.

Хозяин зоомагазина глядел на доктора глазами, полными страха и ненависти.

— Вы дьявол во плоти, — выдавил он наконец. — Что вы собираетесь делать?

Доктор раскурил погасшую трубку и медленно произнес:

— Ничего. Если вы согласитесь на мои условия.

— А если я не соглашусь? — спросил осмелевший от отчаяния Гаррис.

— Видит Бог, я не хочу впутывать в это дело полицию, — сказал Джон Дулиттл. — Но вы сами толкаете меня на это. Что же, пусть вами занимается полиция и закон. А я умываю руки.

Припертый к стене Гаррис поднял голову:

— Каковы ваши условия?

— Во-первых, — произнес доктор, — вы должны пообещать мне, что не подадите на меня в суд. Во-вторых, вы поклянетесь всем святым, что у вас есть, что больше никогда не будете скупать краденое. В-третьих, вы отдадите мне Джерри и Грифа, разумеется, я вам за них заплачу. А в-четвертых, я запрещаю вам торговать животными.

Гаррис в отчаянии воздел руки к небу и простонал:

— Вы хотите меня разорить! Как же я буду зарабатывать на жизнь?

Но доктор был неумолим.

— Уж во всяком случае, — строго сказал он, — не продажей несчастных птиц, которых для вас ловят в силки. И конечно же не торговлей крадеными вещами. Вы очень ловко переплавляли ворованное золото и серебро. Так станьте литейщиком и честно зарабатывайте свой хлеб.

Лицо Гарриса скривилось от презрения. Стать рабочим? Сама мысль об этом претила ему.

— Знаю, — продолжал Джон Дулиттл, — намного проще и прибыльнее сидеть в магазине и торговать несчастными птицами. Но выбора у вас нет.

— Господин… простите, не знаю вашего имени… — умоляюще заговорил Гаррис. — У вас такое доброе лицо… Зачем же вам доводить до нищеты и без того небогатого человека. У меня семья, дети, я должен кормить их.

— Нет! — воскликнул доктор и ударил кулаком по столу так, что чашки и блюдца задребезжали, а О’Скалли, сидевший под дверью, навострил уши. — У несчастных птиц тоже есть дети, и они любят их не меньше, чем вы своих. Даю вам неделю сроку, за это время вы должны распродать весь товар и закрыть магазин. Если вы этого не сделаете, то окажетесь за решеткой.

Господин Гаррис взял со стола свою шляпу. Делать ему было нечего — сжатые губы и сверкающие глаза доктора ясно говорили, что он от своего не отступит и что умолять его бессмысленно.

— Я сдаюсь, — сказал Гаррис и заскрежетал зубами от бессилия. — Итак, через неделю.

Доктор достал из кармана кошелек и отсчитал десять шиллингов.

— Вот деньги, я плачу вам по пять шиллингов за Грифа и Джерри. И запомните, я в любую минуту могу узнать о вас все, что захочу, поэтому не вздумайте потихоньку вернуться к торговле краденым.

Доктор распахнул дверь, и раздавленный, уничтоженный Гаррис буквально сполз вниз по ступенькам и медленно побрел домой.

— Это невероятно! — воскликнул Мэтьюз, провожая глазами теперь уже бывшего хозяина магазина. — Его словно подменили. Куда он пошел? Надеюсь, не в полицию?

— Нет, — ответил доктор и погладил Грифа по голове. — Думаю, теперь он будет обходить полицию стороной. А что касается торговли зверями и птицами, то он сам мне только что признался, что ему это дело смертельно надоело и он решил закрыть магазин.

Глава 5. Театральные хлопоты

Мэтьюз Магг и все пять собак бросились наперебой поздравлять Джона Дулиттла с победой над Гаррисом. Доктор смущенно отводил глаза — он был человек скромный и не любил, когда его расхваливали.

И тут он увидел, что стая дроздов все еще сидит на крыше фургона.

— Ох, простите меня, пожалуйста, — сказал доктор дроздам, — в этой неразберихе я совсем о вас забыл! Я очень рад, что вы меня навестили.

— Ничего страшного, господин доктор, — ответил вожак стаи. — Пока вы задавали взбучку этому негодяю, мы успели осмотреть ваш цирк. Он нам очень понравился. И мне даже показалось, что и зверям в вашем зверинце нравится. Мы слышали, что вы хотите поставить на лондонской сцене птичью оперу. Может быть, и мы вам пригодимся в этом деле? Не подумайте, что мы хвастаемся, но такие голоса, как у нас, встречаются нечасто.

Джон Дулиттл искренне, обрадовался предложению дроздов — он уже подумывал о том, что ему понадобится для оперы еще один хор, с голосами повыше.

— Спасибо, — поблагодарил он дроздов. — Мне кажется, что вы, с вашими черными блестящими крыльями, будете прекрасно выглядеть на сцене среди цветных декораций. Но у нас осталось очень мало времени: я обещал, что представление будет готово через неделю. Сумеете ли вы выучить свои роли?

— Мы постараемся, господин доктор, — пообещали дрозды.

— Вот и хорошо. Тогда, пожалуйста, подбери двенадцать певцов, и я с ними разучу ноты. Не мог бы ты мне помочь еще в одном деле? У меня в опере должны участвовать птенцы. Но вывести малышей на сцену нельзя. Они или растеряются, или расшалятся на глазах у публики. Нельзя ли найти маленьких, крохотных пичуг, чтобы они сыграли роль птенцов?

— А что, если пригласить корольков? — предложил вожак стаи. — Птички меньше королька вы в нашей старой доброй Англии не сыщете. К тому же они хоть и маленькие, но сообразительные, их нетрудно будет научить. Я сегодня же слетаю в лес и приведу их сюда. Сколько корольков вам понадобится?

— Думаю, четырех-пяти вполне хватит, — ответил Джон Дулиттл.

Хотя доктор начал готовить оперу уже давно, только теперь он мог взяться за нее вплотную. Работать приходилось не покладая рук, ведь столько еще надо было успеть!

Декорации заказали одному из лучших художников. Пипинелла везде летала за доктором, а Джон Дулиттл всегда и во всем с ней советовался — как-никак это была опера о ее жизни! Иногда она говорила:

— Нет, нет! Этот куст шиповника не похож на настоящий. Когда я смотрю на это уродство, у меня пропадает голос.

И доктор отвергал работу художника и приказывал ему переделать декорацию. Так продолжалось до тех пор, пока все кусты и заросли, море под луной, горящий дворец и все прочее не было нарисовано так, как того хотела Пипинелла.