Я вижу солнце - Нодар Думбадзе

- Дудки! Политика политикой, а кукуруза кукурузой! Это, брат, государственное дело!.. Минди я беру не для себя - для государства, так что ты не толкай меня на преступление! Тебе уступить - чем они хуже тебя? Прав я, женщины?

Те закивали головами. Беглар занялся своими мельничными делами. Я подтащил к огню припасенную Бегларом для таких случаев широкую доску, положил в изголовье чей-то мешок с кукурузой и улегся.

...Гудит мельница, поет на разные и все же однообразные голоса... Над жерновами, на полке выстроились в ряд мешки с помолом. О многом рассказывают они мне: о событиях на селе, о новостях в жизни моих соседей, об урожае, о войне... Вот стоит большой, наполненный до самого верха мешок с кукурузой. Донести до мельницы его не могли ни ребенок, ни женщина. Он наверняка принадлежит мужчине, причем сильному мужчине. Кому же? Ну конечно, Макару! У него и силенок достаточно, и кукурузы вдоволь. И не спешит Макар с помолом, потому и не ночует здесь. Заберет муку завтра или даже послезавтра...

А вон махонький, синий в горошинку, ситцевый мешочек.

Сколько в нем кукурузы? Фунтов десять, не больше. Мужчина не стал бы тащиться на мельницу из-за такого пустяка. Значит, принес его ребенок. Среди полновесных мешков этот крохотный мешочек напоминает куклу в синем платьице. А-а-а, вспомнил, точно такой, синий в горошинку, ситцевый халат видел я летом на сынишке Ладико - Датуне. Конечно, мешочек принес Датуна! Понятно и то, почему он не ночует на мельнице: кукурузы-то в мешочке всего на две-три выпечки... Какая разница, когда их съешь, сегодня или завтра? Лучше уж продлить это приятное ожидание на день... Мешки, мешочки большие, малые, целые, залатанные, заполненные до отказа и наполовину они рассказывают о себе, о своих хозяевах, и я знаю, который из них кому принадлежит, когда ним которым придут и когда еще их принесут на Бегларову мельницу...

Глаза мои слипаются. Я уже в сладком полусне. А мельница гудит, поет на разные и все же однообразные голоса.

Поет о чем-то своем, неповторимом. Так умеют петь только мельницы. Поезда тоже поют, но иначе. Их песня - шумная. Мельница гудит вовсю, но все же тишина здесь такая, что слышишь, как в углу скребется мышь, как гдето далеко лает собака, а в камышах жалобно воет шакал.

А вот возни Беглара в мельнице не слышно! Переверни он здесь все с ног до головы, ты и не заметишь этого, потому что сам Беглар - часть мельницы, неотъемлемая ее часть. Он поет вместе с мельницей, и мельница не может неть без Беглара... Сквозь сон я вижу, как Беглар выбирает меркой кукурузу из моего мешка и ставит мерку на пол, как он украдкой оглядывается на женщин, потом на меня и, убедившись, что ни женщины, ни я не замечаем его манипуляций, засыпает кукурузу обратно в мой мешок. Я вижу это, но если б даже я спал мертвым сном и не видел бы ничего, я знаю, что Беглар не возьмет ни грамма кукурузы ни из моего мешка, ни из мешков дремлющих у огня женщин, ни из того крохотного, синего в горошинку, мешочка. Потому и пустует частенько "казенный" ларь в Бегларовой мельнице и потому любит Беглара все наше село.

Я тоже очень люблю моего Беглара и, согретый этим чувством, я засыпаю...

Я проснулся от злобного лая собаки. Кто-то изо всех сил стучался в дверь. Я встал. Кряхтя и ворча, Беглар подошел к двери и откинул засов. Дверь со скрипом распахнулась, и в мельницу вступил высокий покрытый снегом мужчина с мешком на плече. Беглар попятился назад, женщины повскакивали. У меня что-то застряло в горле, я весь похолодел: перед нами стоял бригадир Датико.

- Здравствуйте, чего вы переполошились? - Он сбросил мешок на пол и протянул к огню озябшие руки.

Мы молчали. Я не видел Датико с того страшного дня.

Он не показывался нигде. Теперь, увидев его, я онемел от удивления, ненависти, страха и возмущения. Во рту у меня пересохло, язык прилип к нёбу, колени задрожали, и, чтобы не упасть, я сел.

Датико снял с плеча ружье, поставил его в углу, стряхнул с одежды снег и сел рядом со мной. Я отодвинулся.

- Не чумной я, чего ты боишься? - сказал Датико недовольно.

Я не ответил. Беглар и женщины продолжали стоять и молчать, не отрывая глаз от Датико.

- Вы что, человека не видели? - обратился Датико к ним.

- Почему же, человека мы видели... - ответил Беглар и присел на ларь. Женщины сбились в углу.

- Давненько у.нас не бывало такой зимы... Народится кукуруза - дай бог! - нарушил Датико неловкое молчание и стал скручивать цигарку.

- Тем более - у тебя... - вставила Аквиринэ.

- Смеешься, старая?

- Зачем мне смеяться? Ты, эвон, приволок два пуда кукурузы, а мне эта горсть муки должна хватить до нового урожая!..

- Ну, знаешь! Я тебя не грабил, ничего у тебя не отбирал...

- Не знаю... Человека ты убил, теперь, наверно, начнешь грабить людей...

- Будь ты мужчиной, заставил бы я тебя проглотить свой ядовитый язык! Датико сильной затяжкой ополовинил цигарку.

- Будь я мужчиной, показала бы я тебе, что такое кровь и как надо резать людей, выродок ты этакий! - ответила Аквиринэ и плюнула в огонь.

Датико побледнел, но ничего старушке не ответил.

- Спешу я очень, - обратился он к Беглару, - после этого, - он показал на жернов, где мололась моя кукуруза, - засыпь мою.

- Теперь очередь Макара,

- Макар подождет!

- Он придет на рассвете...

- Ничего, подождет, а я спешу!

Беглар смолчал. Датико поднял свой мешок, подтащил его к жернову.

- Давно я не ел твоих лепешек, Беглар! - улыбнулся Датико Беглару.

- Может, еще прикажешь подать тебе жареного поросенка?

Датико обмер.

- Беглар, не растравляйте меня... Взял я грех на душу, теперь мне уже нечего терять... - сказал он и бросил взгляд на свою винтовку. Беглар придвинулся к своей кремневке. Тогда Датико подошел к стене, снял кремневку, подбросил ее в воздух, схватил за ствол и со всего размаху ударил прикладом об землю. Потом открыл дверь, забросил ствол в снег, а приклад швырнул в огонь.

Беглар не сдвинулся с Места, лишь проглотил слюну.

Датико взял свою винтовку и уселся у огня.

- Видал? - показал он Беглару на начавший дымить приклад.

- Чтоб тебя увидела смерть, и чтоб не было тебе в жизни счастья и радости, и чтоб сгнили в земле твои кости, как гниют кости моего мальчика! Чтоб оплакали тебя и надели траур по тебе твои родные! - сказала Матрена, и губы у нее задрожали.

- Да кто станет оплакивать его? Кто наденет траур по нем? - добавила Федосия.

- Федосия, не выводи меня из терпения... Теперь я зверь! Остерегайтесь меня! - привстал Датико.

- Чтоб ты пропал и исчез, чтоб не приняла тебя земля! Душегуб! Ты еще грозишься? Что со мной может стать хуже того, что уже стало? Изверг ты! Убийца!

- Не я убил ваших сыновей... Будь они поумнее, ходили бы сейчас живыми и невредимыми, вроде меня!

- Что?! Что ты говоришь?! Да им... Да они... Они и сейчас, мертвые, живее тебя, падаль ты этакая! Как ты смеешь даже заикаться о наших мальчиках?! - Матрена хотела сказать еще что-то, но подступившие рыдания не дали ей договорить. Она закрыла лицо руками.

Моя кукуруза сошла вся. Жернова загрохотали громче. Датико стал развязывать свой мешок.

- Теперь очередь Макара, - сказал тихо Беглар.

Датико продолжал развязывать мешок.

- Теперь очередь Макара, - повторил Беглар.

- Подождет Макар!

- Нет. Его очередь!

- Подождет!

- Его очередь! - Беглар вплотную подошел к Датико.

- Подождет, говорю, Макар! - Датико оттолкнул Беглара и стал засыпать в сусек кукурузу. Беглар налетел на ларь, выпрямился, долго пристально смотрел на Датико, потом присел к огню. Я стал заполнять мукой свой мешок, искоса поглядывая, на Беглара. Вдруг он встал и, не сказав ни слова, вышел из мельницы. Датико, схватив винтовку, вышел вслед за ним, но скоро вернулся.

- Гм, обиделся на меня...

Наступило молчание.

- Позови его, Сосойя, - сказал Датико. - Ничего я ему не сделаю... Простудится еще!

Я не ответил ему и не сдвинулся с места.

Датико взорвался.

- Ты что, не слышишь?! Сопляк! Тебя еще не хватало!

Я продолжал молча заполнять мешок мукой. Прошла минута, другая, третья... И вдруг вода в желобах мельницы умолкла. Жалобно взвизгнув, стали жернова. Наступила непривычная тишина.

Датико растерялся. Он вопросительно взглянул на меня, потом на дверь. Он стоял, нагнувшись над мешком, и не знал, что делать. Дверь открылась, и появился мокрый по пояс Беглар с металлическим беркетом в руке. Он весь посинел и дрожал, губы его выбивали дробь.

- Что... что ты сделал? - спросил Датико.

- Иди своей дорогой, Датико... Пока я жив, не видать тебе муки из моей мельницы... Я разбил желоб. Хочешь, убей меня! Пожалуйста, я здесь... А потом можешь поправить желоб и молоть, сколько тебе угодно...

Датико долго, очень долго молчал, не сводя глаз с Беглара. Потом подобрал свой пустой мешок, повертел его в руках, бросил на пол, повернулся и направился к двери.

В дверях он остановился, немного постоял с опущенной головой и, не оглядываясь, вышел...