Следующей зимой (СИ) - Кейт Рона
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маша хохочет.
Позже, вечером, мне приходит сообщение от Каримовой. Она хочет участвовать в конкурсе и просит помочь с анкетой и видеопрезентацией. Я скидываю ей ссылку на положение о конкурсе, на регистрационную форму и страничку с разбором основных вопросов, которые возникают у претенденток. Конкурс проводится уже несколько лет, и вся информация давно разложена по полочкам. Но Ленка не унимается и забрасывает меня вопросами и просьбами о помощи. В итоге заявку мы заполняем вместе. Тяжела и неказиста жизнь старосты. Не в рифму, зато по делу. Видео я вообще не хочу заниматься, но выхода нет, Ленка не отстает, пока не соглашаюсь. Я говорю, что сценарий и съемки на ней, я лишь смонтирую. Мне прилетает тонна смайликов-поцелуйчиков. Я же ругаю себя на чем свет стоит. Даже монтаж заберет кучу времени, которого у меня не особо много — до сессии остается два месяца, и я знаю, что они пролетят, что вообще не поймешь, что делала всё это время.
23 дня до зимы
На последней паре мне приходит сообщение в директ: «Жду после пар». В следующем сообщении указана марка машины, цвет и номер. Ну ладно додумался, что я не знаю его машину. Не знаю, хочу ли я говорить со Звягинцевым. Не отвечаю ему ничего. И тяну с решением до последнего. До того момента, когда уже нужно одеваться и выходить на улицу. Маша торопит, говорит, что отвезет меня, но у нее мало времени.
— Да мне надо в профком, совсем забыла, — делаю огорченное лицо. И стыжусь, как легко вру.
— Вечный профком! — ворчит Фомичева. — Не надоело?
— Надоело, — на этот раз правда. — А что поделать?
— Ждать тебя не могу, сори!
— Я и не просила, — улыбаюсь.
— Ладно, у Златы пары перенесли, она позже заканчивает, напиши, отвезет тебя.
— Да я не знаю, когда закончу. Может, через полчаса, а может, через три часа.
После ухода Маши я выжидаю минут десять и выхожу из корпуса. Ищу синюю «Мазду».
Нашла, подхожу. Артем уткнулся в телефон. В последний момент закрадывается мысль, а вдруг он меня уже не ждет? Отгоняю ее и хватаюсь за ручку двери. Забираюсь в машину. Внутри полумрак и тепло.
— Вообще-то она больше фиолетовая, — вместо приветствия говорю я.
— По паспорту синяя, — отвечает он.
— А по факту — нет, — я поворачиваюсь к нему. — Что хотел?
— Пристегнись, — он запускает двигатель.
— Зачем?
— Так гласят Правила дорожного движения.
— А тут сказать нельзя?
— Нет.
Безапелляционность его тона заставляют меня пристегнуться. По пути мы молчим. Я перебрала все возможные варианты, куда мы можем ехать: от кафе до тайного клуба анонимных волонтеров.
И всё же я не выдерживаю:
— Куда едем?
— Ко мне.
Да, этот вариант я тоже рассматривала, но тут же отвергла как неосуществимый. Часть меня требовала устроить скандал, заставить его остановиться, гордо хлопнуть дверцей и уйти в закат. Другая говорила: «Давай посмотрим, что будет дальше!» Любопытство победило.
Звягинцев живет в старом доме, построенном в стиле конструктивизма. Когда сворачиваем во двор, замечаю сбоку именную табличку какого-то почетного жителя сей постройки. Его квартира на пятом этаже, в ней две комнаты с высоченными потолками.
— Напоминает студию… — произношу я, снимая куртку.
— Так и есть, во время Союза здесь жили скульпторы и художники.
Мы заходим в большую комнату, обстановка аскетичная, белые стены, на полу старый, но приведенный в порядок паркет, высокие деревянные крашеные рамы — видимо, дом относится к объектам культурного наследия и менять окна нельзя. Никогда не была в таких домах. Понимаю, что мне здесь нравится.
Артём садится на диван и включает огромный телевизор на стене.
— Стоя будешь смотреть?
Из вредности говорю «да», но сажусь на диван. Не сильно далеко от него, но и не слишком близко. Ожидаю, что он что-нибудь начнет говорить уже, но оказывается, мы будем досматривать «Ванпанчмена».
— Вообще-то я его смотрела, — сообщаю я, когда заканчиваем смотреть так и недосмотренную в субботу серию.
— Я тоже. Но это не является противопоказанием для повторного просмотра.
Я хмыкаю, но устраиваюсь поудобнее. Пытаюсь следить за сюжетом (хотя и так всё помню), но абсурдность ситуации рождает тонну вопросов. От «Зачем я здесь?» до «Какого хрена тут вообще происходит?».
— Аникина, расслабься, — слышу слева от себя его голос. В его тоне такая приятная мягкость, какую я слышала у него только по отношению к Маше. И теперь я точно не расслаблюсь.
— Это невозможно, — бормочу.
— Ты даже не пробовала. Давай же. Немного практики, и всё.
Я близка к тому, чтобы взорваться. Представляю себя сверхновой.
— Я немного (нет, много) не понимаю, что творится. Почему мы сидим тут и смотрим «Ванпанчмена»? Что это было в субботу? И зачем это было? И как это произошло?
Я тяжело дышу от нервозности, пронизывающей каждую клеточку тела, смотрю на Звягинцева исподлобья, будто бык на тореро. И не зря — этот засранец так внимательно на меня смотрит, но краешки его губ приподняты в лукавой улыбке.
— Знаешь, хорошие вопросы. Но ответов на них у меня нет.
— Охренительно! А на это есть ответ? Ты всегда практикуешь незащищенный секс?
Говорю это и краснею, словно первоклассница.
— Обычно нет. Так получилось.
Хоть бы смутился для приличия!
— А если будут последствия, тоже будешь говорить: «Так получилось»?
Я пру как танк. Хочу, чтобы он хоть толику понимания изобразил, понял, насколько это серьезно.
— Ты не принимала специальную таблетку?
Черт, я ведь не подумала об этом… Если он свалит всю вину на меня… О, он познакомится с моей темной стороной.
— Нет.
— Тогда ждем месячных, молимся Ктулху, приносим жертву Макаронному монстру, посылаем сигналы Вселенной.
Он невозможен! Я закрываю лицо ладонями, пытаясь прийти в себя. Если честно, какое-то внутреннее ощущение говорит, что всё будет хорошо. Но я уже успела нафантазировать, как все мои планы летят в тартарары, если хоть один чертов сперматозоид достиг финиша.
Ладно, осталась неделя, нужно просто дождаться.
Артем обхватывает меня со спины и убирает мои руки от лица.
— Давай паниковать будем по факту, — мягко шепчет он и тянет меня назад, чтобы облокотилась на спинку. И я позволяю ему это сделать. — Как-то жарковато, не находишь?
Я не успеваю даже понять вопрос, а он подхватывает футболку за край и снимает. Мою футболку! С меня!
— Очень жарко! — злобно
