Наследница Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

– Я понимаю ваш язык, – сказал офицер. – Вы не ранены?

– Нет… – растерялась Александра.

– Кто вы?

Когда Александра не ответила, Агнесс деликатно кашлянула.

– Я – Агнесс Хлесль. Это моя дочь Александра. Эти господа, – она легонько хлопнула по затылку перепуганного хнычущего писаря и вздохнула, – наша охрана. – Если бы Александра не видела это сама, она не поверила бы, что Агнесс робко улыбнулась, а затем подмигнула офицеру.

Некое подобие улыбки мелькнуло на тонком лице мужчины. Он перевел взгляд с импровизированной дубины Агнесс на шпагу в руке Александры.

– Я вижу, – заметил он.

– Думаю, ваш мушкетер ранен, – сказала Александра.

Офицер повернулся и, тяжело ступая, направился к мужчине, который лежал на земле, сжимая мушкет и сошку, и не двигался. Офицер пристально смотрел на него, держа шляпу в руках. Александра встала на ноги и, спотыкаясь, подошла к ним, а затем опустилась рядом с упавшим. Она взглянула на бледное лицо, на полуопущенные веки и поняла, что нет никакой надобности проверять его пульс. Тем не менее она это сделала.

– Он мертв, – сказала она. – Мне жаль.

Офицер кивнул. Он играл желваками, глаза его горели. Александра с изумлением поняла, что он пытается не расплакаться. Внезапно он оторвал взгляд от мертвеца.

– Кто вы? – спросила она.

К ним неспешно приблизился всадник с дубиной. Он снял шлем, открыв такие же коротко подстриженные, испещренные сединой волосы, как и у его начальника. Он вел за руку Эрика Врангеля и говорил что-то на языке, в котором Александра опознала шведский. Посмотрев на Александру, он неожиданно улыбнулся.

– Du varar skyldig mig tvà kyssar, mitt älskvärt,[16] – сказал он.

– О чем это он? – спросила Александра у офицера.

– Говорит, что молодой человек цел и невредим.

– А второй?

Офицер показал головой на мертвого мушкетера. Улыбка исчезла с лица второго всадника.

– Lasse är död,[17] – сказал офицер.

– En vilken skam! – рассердился второй всадник. – Skitit![18]

Эрик Врангель покосился на Александру.

– J'ai voulu vous aider! Honnêtement![19]

Александра вздохнула.

– Кого только не носит по нашей стране, но никто не знает языка, – заметила она.

Офицер проигнорировал ее замечание. Он молча смотрел на Эрика Врангеля. Молодой швед стал навытяжку, прижав ладонь к сердцу. Он затараторил что-то, но всхлипнул и замолчал. Тогда он опустил голову и попытался взять себя в руки. Офицер снял перчатку и так же ласково потрепал его по щеке, как до того второй всадник. Эрик Врангель расплакался.

Всадник с круглым лицом не отрываясь смотрел на Александру. Она недоуменно изогнула бровь. Он поднял два пальца вверх и улыбнулся.

– Tvà kyssar, – повторил он. – För tvà liv. Är detför mycket?[20]

– Он хочет два поцелуя, – раздался голос Агнесс над ухом Александры. – Так как он дважды спас тебе жизнь.

– Откуда ты знаешь?…

Агнесс, успевшая подойти и встать рядом с Александрой, указала на писаря, знающего шведский язык. Он, кажется, пришел в себя и смущенно стоял в стороне.

– И все равно это верх… – пробормотала Александра.

Агнесс подошла к всаднику.

– Ты также спас и мою жизнь, дружок, – заметила она. – И от меня ты два поцелуя получишь немедленно. – И она расцеловала пораженного мужчину в обе щеки. – И за спасение моей дочери ты, само собой разумеется, также заслужил вознаграждение. – Она наградила его еще двумя поцелуями.

Те, кто собрался вокруг них, засвистели и захлопали. Всадник отвесил преувеличенно низкий поклон и подмигнул Агнесс.

– Ты только что получила друга на всю жизнь, – проворчала Александра.

– Такой друг всегда пригодится, – возразила Агнесс.

Александра обратилась к темноглазому офицеру.

– Кто вы? – снова спросила она.

– Это призраки Самуэля, фрейлейн, – ответил новый голос с опушки леса. Голос буквально сочился презрением и имел саксонский акцент. Александра изумленно обернулась. На опушке леса беззвучно появились как минимум два десятка кавалеристов, одетых в кирасы и блестящие шлемы, вооруженных пиками и пистолетами. Их предводитель поднял пистолет и прицелился в темноглазого офицера. – Надо бы сказать тебе: «Молодец, Брахе», но ввиду обстоятельств я воздержусь от похвалы. Lieutenant Wrangel, êtes-vous bien?[21]

– Oui, mon colonel…[22] – Молодой шведский офицер растерянно переводил взгляд с неожиданно появившихся всадников на своих спасителей и обратно.

– А вы кто? – спросила Александра.

– Бывший личный отряд герцога Бернгарда Саксен-Веймарского, – картавя ответил мужчина. – Теперь на службе ее величества королевы Швеции.

– Но тогда вы, значит, союзники?

Полковник рассмеялся. Александра посмотрела в лицо офицеру, который стоял перед ней. Он не отвел взгляда. Вдруг она очень четко прочла в его темных глазах: «Ты и я, мы знаем боль, не так ли? Боль от потери того, кто значил для нас больше всего на свете…» Она сглотнула.

Новоприбывшие рассыпались по полю и стали сгонять в кучу солдат в сине-зеленых одеждах. Александра беспомощно смотрела, как у них отнимают оружие. Кто-то наклонился и небрежно вырвал оружие из рук мертвого мушкетера.

– У этих людей, – громко заявил полковник, – нет союзников даже в аду.

Он отвел лошадь с опушки, спешился и пошел мимо Александры. Подойдя к шведскому офицеру, протянул руку. Офицер вложил ему в ладонь оба пистолета. Полковник взял их и тут же передал дальше, будто прикоснувшись к чему-то невыносимо грязному. Шпагу он передал аналогичным образом.

– Вы отправили этих мужчин освобождать юношу, – горячо заявила Александра. – Вы послали их сражаться с противником, превосходившим их численностью втрое, хотя спрятали под деревьями пол-армии и могли вмешаться в любое время! Вы говорите, что состоите на службе шведской королевы. Что все это значит?

– Фрейлейн, – снисходительно ответил полковник, ничего не понимаете.

– Меня зовут Самуэль Брахе, – внезапно произнес темноглазый офицер. Взгляд его проник в самое сердце Александры. – Человека, который хотел получить от вас два поцелуя, зовут Альфред Альфредссон. Остальные – мои товарищи по оружию. Мы – все, что осталось от смоландских рейтаров.

– Держите язык за зубами, Брахе! – рявкнул полковник. – Смоландские рейтары – ха! Вы и ваши люди – выродки, и ничего более. Довольно; уведите их. Lieutenant, suivez moi. Nous vous escortons à votre oncle. Pour vous la guerre est finie1.[23]

– Но солдаты, которые спасли меня…

– Не беспокойтесь о них. Они уже мертвы. – Полковник повернулся к Александре. – Куда вы едете?

– В Вюрцбург… – заикаясь, ответила Александра.

– У нас есть запас времени. Мы предоставим вам эскорт до завтрашнего дня. Согласны?

– Разумеется. Но… – Она посмотрела вслед мужчинам, которые спасли жизнь ее маленькой группе и Эрику Врангелю и которых сейчас уводили прочь, как преступников. У нее кружилась голова. – Что такого ужасного они совершили?

Самуэль Брахе обернулся к ней, но полковник опередил его.

– У них на совести смерть короля Швеции Густава-Адольфа.

8

Чтобы попасть из монастыря Райгерн в Вюрцбург (и каким-то неясным даже для самого Вацлава образом оказать поддержку Александре), безопаснее всего ехать через Прагу, Эгер и Байройт. Путь этот был вовсе не самым быстрым – приходилось делать крюк в пять или шесть дней. Самая короткая дорога шла прямо в Пилсен,[24] но это означало утомительный переход через район, граничащий с Богемией и Моравией. Уже в первую половину путешествия, когда дорога на Пилсен еще не свернула у Дойчброда[25] на Прагу, успешное продвижение оказалось проблематичным. Местность была неприятной, испещренной низкими речными долинами, крутыми холмами и лесами, цеплявшимися за красную землю. Следы шведской армии, четыре года назад взявшей в осаду Брюнн, были повсюду, куда падал взгляд, а ведь эта скудная местность еще не оправилась от опустошений, нанесенных ей во время гуситских войн.

– Я рад, что мы не предпочли более безопасный путь, – заявил Мельхиор в первый же вечер путешествия, подтачивая шпагу и кинжал и смазывая их жиром, чтобы они не примерзали к ножнам.

– Нас оберегает одиннадцатая заповедь, – заметил Вацлав. Другие шестеро монахов, которых Вацлав взял с собой, смущенно улыбнулись.

– Ты меня успокоил, – ответил Мельхиор и, не став уточнять, что это такое, еще раз отполировал кинжал.

К западу от Дойчброда ощущение того, что они случайно свернули не туда и попали в первый круг ада, только усилилось. Многие мили глаза отдыхали на вершинах мягких холмов, и кто уже путешествовал здесь раньше, мог вспомнить о деревнях и городках, которые отстояли друг от друга на расстоянии слышимости и были разбросаны по всей местности, до самой сверкающей ленты Влтавы, рассекающей поля с севера на юг. Однако деревни были пусты, городки испепелены, на пашнях лежал нетронутый снег… Сотни квадратных миль большого района, где некогда пахло огнями каминов и только что оструганной древесиной, над которым теперь висел запах холода и заброшенности, а снег покрывал его, словно саваном.