Хранители магии - Кэролайн Стивермер

Лэмберт стоял, глядя вслед незнакомцу. Увиденное было совершенно необъяснимо.

— Интересно, что он там делал, — сказала Джейн. — Мы пойдем следом за ним или отправимся проверить?

Мужчина бежал настолько быстро, что, по расчетам Лэмберта, уже должен был скрыться, когда они пройдут ворота.

— Скорее всего, это ничего не значит. Но, думаю, нам надо хотя бы мельком заглянуть в архив и убедиться, что все в порядке. Кто бы он ни был, по-моему, он здесь чужой.

Лэмберт и Джейн вошли в Зимний архив через боковую дверь, поскольку мужчина в котелке вышел именно оттуда. Они остановились в дверях и прислушались. Внутри царило обычное безмолвие. Эта тишина была особенной, Лэмберт обратил на это внимание во время прошлых визитов. Тишина была деловитой, состоящей из людской сосредоточенности, причем не только сиюминутной работы, но и вообще долгих лет сосредоточенности, прошедших с момента постройки этого здания. Здесь пахло книгами, деревом и воском. Для Лэмберта это было запахом мудрости.

Он провел Джейн по боковым коридорам к главной лестнице и начал подниматься. Только пройдя три шага по скрипучим деревянным ступеням, он заметил, что девушка за ним не последовала. Он оглянулся: Джейн продолжала стоять у лестницы, разглядывая высокий кессонный потолок, перспективу и детальную прорисовку стенных панелей, подъем и поворот лестницы. И выражение ее лица было намного более благоговейным, чем даже в капелле Святой Марии. Казалось, мисс Брейлсфорд за своим восторженным созерцанием совершенно забыла про мужчину в котелке.

— Вы идете? — спросил Лэмберт.

Джейн встряхнулась, выходя из созерцания, поправила шляпку и пошла за Ламбертом наверх.

— Просто задумалась. Извините.

Великолепие здания поражало все сильнее при подъеме с первого этажа до читального зала на втором. От пола до потолка стены были закрыты полками, и на каждый ярус вела винтовая лестница из кружевного чугунного литья. По всей комнате стояли стеллажи, которые время от времени сменялись массивными длинными столами, напоминавшими прогалину в лесу. На каждом из столов стояло множество бронзовых настольных ламп с зелеными стеклянными абажурами, но они не были зажжены, потому что помещение заливал свет, падавший через застекленный потолок.

В читальном зале работали всего двое мужчин — один в одеянии архивариуса, а второй — в короткой поплиновой мантии младшекурсника. Они даже не прервали беседы, когда Лэмберт и Джейн приостановились на пороге.

Архивариус обращался к младшекурснику.

— Все наши чувства полагаются на духовность. Фичино[5] говорит об этом совершенно определенно. Каждое чувство использует свою форму духа, чтобы что-то сообщить. Музыка передается через воздух, а воздух — это среда, стоящая ближе всего к духу, поэтому слух — наивысшее из наших чувств.

— А какое сообщение передает обоняние? — спросил младшекурсник.

— Обоняние — одно из низших чувств, — терпеливо объяснил архивариус. — Вкус, обоняние и осязание стоят ниже зрения и слуха.

— А разве запах передается не через воздух? — удивился младшекурсник.

Лэмберт прикидывал, стоит ли спрашивать архивариуса, не заметил ли тот постороннего, но решил сделать это позже — или не делать вообще. Чтобы тут заметили постороннего, надо вести себя уж очень вызывающе. Лучше быстро осмотреть кабинеты исследователей в остальной части здания.

На сей раз Лэмберту пришлось взять Джейн за локоть, чтобы вывести из читального зала. Но все равно, уже идя с ним, она тоскливо оглядывалась через плечо.

— Прекратите, — сказал Лэмберт, начиная подниматься по гораздо более скромной лестнице, которая вела в кабинеты на верхнем этаже, — вспомните, что случилось с Орфеем и Эвридикой.

— То было в аду. А это рай. — Джейн пошла за Лэмбертом. — Значит, вы учили греческий? Или только изучали греческие мифы?

— Я же рассказал вам, в какой школе учился. Неужели так необходимо заставлять меня признаться, что я никогда ничего толком не учил? — Лэмберт потянул ее вперед. — Когда я был в Лондоне, то несколько раз ходил в «Ковент-Гарден», вот и все.

— Вам понравилось?

— Это было недурно.

Лэмберт невольно улыбнулся. Это было чудесно.

— А почему вы вдруг решили пойти в оперный театр? — спросила Джейн.

— Ну, я не раз бывал в Метрополитен-опере в Нью-Йорке. Так и узнал, что опера мне нравится.

— Но почему вы решили пойти туда в первый раз?

— Мы таким образом рекламировали наше шоу, когда выступали в Нью-Йорке. Несколько человек в ковбойских костюмах отправились на новую оперу Пуччини «Девушка с Золотого Запада».

— И как она вам?

— В жизни столько не смеялся. Но музыка была вроде как славная. — Секунду подумав, Лэмберт добавил: — Мне понравилось.

На следующем этаже коридор шел замкнутым прямоугольником по периметру здания, а в него с обеих сторон выходили небольшие комнаты. Каждый преподаватель Гласкасла имел право на комнату, где бы мог заниматься своей исследовательской работой. Кабинет Фелла был одним из многих в этом аккуратном лабиринте. Но даже здесь ученая тишина здания оставалась ненарушенной.

— А какая ваша любимая? — тихо спроси Лэмберт.

Джейн непонимающе посмотрела на него.

— Ваша любимая опера, — пояснил он.

— О! — Джейн ненадолго задумалась. — Наверное, «Волшебная флейта». Хотя ее магическая сторона настолько же похожа на то, чему учат в Гринло, как «Девушка с Золотого Запада» — на ваш настоящий Золотой Запад.[6]

Лэмберт не решился открывать закрытые двери, не желая раздражать исследователей, которые могли оказаться внутри, но они с Джейн быстро заглянули в те помещения, двери которых были приоткрыты. Все казалось таким же, как обычно. Кое-где книги лежали стопками на полу, так что даже пройти к письменному столу было сложно, а научные журналы были свалены в углах, словно солома или сено. Но куда бы они ни заглянули, в любом беспорядке ощущался порядок. Не видно было, чтобы что-то сдвигали с мест. Но все изменилось, когда они дошли до кабинета Фелла, где дверь оказалась открыта на несколько дюймов.

Лэмберт постучал в дверь, а потом открыл ее шире и заглянул внутрь.

— Ого! Феллу это не понравилось бы.

Комната оказалась пустой, и Лэмберт проскользнул внутрь, чтобы хорошенько осмотреться.

От стены до стены все тесное пространство было завалено бумагами. Настольную лампу опрокинули на пол, и ее зеленый стеклянный абажур разбился; хорошо, что керосина не осталось и опасности пожара не возникло. Если тут и произошло ограбление, то не заметно было, чтобы что-то забрали, — а многие оставшиеся предметы имели немалую ценность. В каждом углу стояли сверкающие бронзой астрономические модели: три армиллярные сферы и модель Солнечной системы. На столе, полузасыпанная ворохом бумаг, лежала астролябия. Шкафы со стеклянными дверцами казались нетронутыми, но все остальное находилось в полном беспорядке.