Забытые истины - Элис Маккинли

Начались беседы, потом душевные излияния. Чжан слушал, вникал. Целыми днями сидел и только осмысленно кивал. А Бен изо всех сил старался нарисовать свой собственный образ как можно менее привлекательным. Вот тогда он впервые услышал короткое, но емкое:

– Не лги.

После того как это мистическое сочетание звуков было повторено несколько раз, желание говорить неправду как-то резко отпало, в результате чего общение сделалось более продуктивным. Чжан не просто слушал, он вникал в подробности, выясняя самые тонкие нюансы чувств. Просил рассказать о детстве, юности, обо всем, что первым приходило в голову. Наверное, за всю свою предыдущую жизнь Бен не говорил столько, как в тот месяц. Он еще раз побыл ребенком, потом подростком, потом юношей. И еще раз… избил Питера и изнасиловал жену. Но теперь в тот страшный вечер он был не один. Чжан словно стоял рядом, держа свою тяжелую руку на его плече. Кореец пошел с ним и дальше. Медкомиссии, суд. У Бена появилось ощущение, что этот человек пережил все то же самое. Он сидел на скамье подсудимых и не смел поднять глаза, потому что в зале находились родители обоих покалеченных людей. Он был в реабилитационном центре и лицемерно улыбался врачам на консилиуме, лишь бы скорее убраться из этого места, где все напоминало о случившемся. И Бен неожиданно понял, что больше не одинок. К тому же он теперь выговорился и увидел в глазах Чжана не ненависть и отвращение, а искреннее сочувствие. Бен снова поверил в себя, поверил в то, что еще не все потеряно.

Кореец объяснил ему суть произошедшего.

– Виноват не ты. – Бен и по сей день помнил эти слова, вернувшие его тогда к жизни. – Виноваты твои учителя. Ты ведь даже не знаешь, что такое тэквондо. Оно появилось лишь недавно, в середине двадцатого века. Известные приемы разных стилей, разных традиционных единоборств просто соединили. И получился спорт, а не искусство. А раньше человека начинали учить не с ударов и стоек, а с умения управлять собой, своими эмоциями. И лишь тогда, когда он овладевал им в совершенстве, в его тело начинали вкладывать боевую науку. То же самое у китайцев и японцев. Поэтому сложно представить себе восточного воина, бросающегося очертя голову на людей. Но когда все это попало в Европу и Америку, никто, разумеется, не заботился о правилах. Западные люди вообще склонны усваивать форму без содержания. Начали открываться школы боевых искусств, причем платные, где как-то не с руки стало начинать с выдержки. Ведь в конце концов может лопнуть терпение родителей, которые хотят видеть, как их чадо ломает доски. И чем быстрее, тем лучше. Ты не единственный такой. Тебя не научили управлять своими эмоциями, но зато дали мощное оружие. Очень опасное сочетание, жертвой которого ты и стал.

Чжан еще много говорил. А Бен, проникаясь доверием к нему, ловил каждое слово. На исходе второго месяца он попросился в ученики. Кореец согласился, но с двумя условиями: полное подчинение и отсутствие верхнего предела – то есть когда закончится обучение, определяет тренер. Уже очень скоро Бен почти полностью вернулся к нормальной жизни. Правда, теперь она сильно отличалась от прежней. Чжан стал учить его самоанализу на основе одного замечательного правила: нет случайных поступков в поведении человека. Личность, ее положительные и отрицательные качества присутствуют во всем: читаешь ли ты книгу, сидишь ли на стуле, готовишь ли завтрак – это всегда ты. А из подобного положения вытекала необходимость анализировать даже самые мелкие, незначительные на первый взгляд действия. Бену сначала было сложно к этому привыкнуть. Следить за собой двадцать четыре часа в сутки! Следить пристально, как не смог бы никто со стороны, ведь другому неведомы чужие мысли. А Чжан советовал делать упор именно на мысли, поскольку любое внешнее действие в конечном счете является их результатом. Это было очень сложно хотя бы потому, что мыслит человек зачастую слишком быстро. Какая-то идея, переплетенная с чувствами, может пронестись в голове стремительно, на первый взгляд не оставив следа. Но потом вдруг выяснится, что именно она засела где-нибудь в подсознании и стала управлять поведением. Вот как теперь. Ведь наверняка в тот день Бен, увидев Делию, отметил для себя, что она красива, элегантна, не похожа на обычного репортера. Но эта исходная мысль ускакала, не будучи замеченной. А ведь именно с нее все началось. Чжан прав: будь на месте мисс Шерри мисс Дадли, Бен и не посмотрел бы в ее сторону. Пусть бы поносила спорт, судей, соревнования, что угодно. Но ему захотелось обратить на себя ее внимание. Вот и доверяй себе после этого. Ведь внешне все выглядело очень логично: она оскорбила достоинство спортсмена, он ответил, защищая его. А на самом-то деле! Не все так просто. Бен только одного понять не мог, как Чжану удается, даже не находясь на месте событий, потом выискивать в ученике такие тайные мысли, которых тот и сам за собой не знает. Например, сегодня. Ведь кореец даже на соревнованиях не был, сидел дома, в Атланте. Временами Бену казалось, что достичь уровня Чжана просто нереально. Для этого нужно было родиться в Корее.

И вот теперь он сидел один в опустевшей кухне и думал над только что открытой истиной. Наставник прав: желая созидать, желая союза с женщиной, Бен снова обратился к вещам пусть не столь страшным, как побои и насилие, но в сущности имеющим ту же природу. А это действительно «мы уже проходили», как корректно выразился Чжан. В тот страшный вечер отправной точкой в сознании Бена тоже была созидательная мысль. Это его жена и его семья. Не случайно он сначала бросился на Питера, словно желая ликвидировать причину разрушения. И лишь потом, когда голова уже не работала абсолютно, дошло дело до жены. Так что же? История повторяется?

Бен встал и прошелся по кухне. Спать ему теперь не хотелось совершенно, усталость как рукой сняло. Неужели все по той же проторенной дорожке? Как страшно. Он снова почувствовал отвращение к самому себе. Ведь прошло столько лет! Десять лет упорного самоконтроля. И все равно, когда дошло до реальных действий, до практики взаимоотношений, он сделал человеку больно. Сделал холодно и расчетливо, определил, куда бить, где слабое место, и нанес удар.

Стало жутко. Обхватив голову руками, Бен сильно надавил на уши, чтобы создать ощущение глухой, беспросветной тишины. Эта своеобразная блокировка внешних воздействий иногда помогала ему думать. А если еще закрыть глаза, то вообще мир словно переставал существовать. Оставалось лишь ощущение тепла и вертикального положения в пространстве. И в этот момент тяжелая рука легла на плечо. Бен открыл глаза, повернулся. Перед ним стоял Чжан, легким кивком, не произнося ни слова, он велел следовать за собой. И Бен, опустив руки, подчинился.