Возвращение бумеранга - Сергей Буренин

Прага, 6 ноября 1941 года

Гауптштурмфюрер Абендшен поднял трубку телефона и услышал раздраженный голос Франка:

— Что у тебя там с Тюммелем?

— Продолжаем работать, — ровным голосом ответил Абендшен.

— Я каждый день выслушиваю упреки от Гейдриха, а вы все не можете разобраться с этим паршивым майором. Расшифровка что-нибудь дала?

— Не очень много, — признался Абендшен, — теперь он ссылается на то, что среди дезинформации обязан был давать и правдивую второстепенную информацию.

— Так вы с ним никогда не закончите, — недовольно заметил Франк, — может быть его передать на время кому-нибудь другому, чтобы почувствовал разницу.

— Не стоит, — возразил Абендшен, — это только разозлит абвер. У меня и так на хвосте висит их проверяющий. Однако продвижка небольшая намечается. Два дня назад взяли двух английских радистов. Взяли хорошо: сумели захватить не только шифровальные блокноты, но и журнал радиопередач. Сейчас с этим работают.

— Что толку в этой работе, если он опять заявит вам, что передавал эту информацию пользы ради, — напомнил Франк.

— Информация информации рознь, — возразил Абендшен, — да и количество ее играет роль. К тому же, я хочу сейчас подойти к Тюммелю с другой стороны.

— Это с какой же? — очень недоверчиво поинтересовался Франк.

— Тюммель, по крайней мере, последние три года распоряжается очень большими суммами, — как бы обдумывая на ходу каждое слово, заговорил Абендшен, — На идейного бойца он никак не тянет, а вот на гуляку, швыряющего деньги на ветер, вполне. Вспомните дело полковника Редля — тот тоже попался именно на деньгах. Я хочу зайти с этой стороны, но работа эта кропотливая. Вполне возможно, нам придется на время майора выпустить.

— Чтобы он сбежал? — сразу же возразил Франк. — Или замел следы?

— Раз уж он вляпался в это дело, то его так просто не отпустят, — заметил Абендшен, — или он продолжит свою работу, или его попытаются вывезти в Англию. Оба варианта для него очень рискованны. И плюс деньги. Где-нибудь да поскользнется.

— Не знаю, не знаю, — ты меня пока ни в чем не убедил, — проворчал Франк.

— Сейчас события будут разворачиваться очень быстро и активно, — настаивал на своем Абендшен. — Мы нанесли им ощутимый удар: за полторы недели мы ликвидировали две радиостанции. Сейчас они срочно начнут искать новые каналы связи, а когда что-то делаешь второпях, то всегда допускаешь ошибки.

— То-то я не помню, чтобы вы торопились, — буркнул Франк. — Кстати говоря, — после небольшой паузы добавил он, — Гейдрих тоже считает, что именно Тюммель и является английским агентом.

Аэродром Тангмор, 7 ноября 1941 года

Ротмистры Габчик и Бартош сидели в комнате подготовки парашютистов на аэродроме Тангмор, напротив них за столом штабс-капитан Шустр занимался тем, что вклеивал их фотографии в документы.

— Сейчас сделаем все в лучшем виде, лучше, чем в немецком околотке, — бормотал он, ставя на паспорта печати, — а вы пока проверьте карманы, чтобы ничего английского в них не осталось.

— У нас только английские сигареты, — ответил Габчик, — мы их в самолете сдадим.

— Смотри, не забудь, — проворчал Шустр, — а то еще провалитесь из-за такой мелочи. За вами следит сам президент. Он и англичан все подгонял.

Он положил перед ребятами готовые паспорта.

— Вот, берите, сейчас выдам все остальное.

Он раскрыл свой портфель и вытащил оттуда четыре пачки чешских сигарет, два пистолета с двумя запасными обоймами каждый, две пачки шоколада в совершенно чистых обертках, два набора таблеток и две маленькие коробочки с ампулами с ядом.

— С таблетками разберетесь сами: я уж не знаю, какая отчего, а вам на курсах должны были это объяснить.

— Разберемся, — кивнул Бартош.

В это время в комнату вошел англичанин в летном комбинезоне.

— Вам до Праги? — улыбнулся он.

Все уставились на него.

— Через пятнадцать минут идите на полосу номер три, — сказал он, не дождавшись ответа. — Это первая отсюда. Самолет будет стоять там.

Шустр сразу вскочил и принялся еще раз проверять пряжки на мешке со снаряжением.

— Прыгнет первый, — говорил он при этом, — через две секунды я брошу груз, потом через две секунды — второй.

— Знаем, знаем, — улыбнулся Бартош.

Габчик был очень доволен, что ему в напарники попался этот веселый, разговорчивый, жизнелюбивый парень. Теперь он уже не сожалел о том, что Свобода подвернул ногу. Спустя некоторое время Свобода снова появился на курсах, но ни один из них не заговаривал о том, что хорошо бы вернуть все на свои места.

Все трое вышли из здания и направились к ближайшей взлетной полосе. С другой стороны в их направлении выруливал большой двухмоторный бомбардировщик. Он остановился как раз против ожидавшей его троицы.

— Прямо как такси, — заметил Бартош.

Через минуту открылась дверца в фюзеляже, и, кажется, все тот же пилот спустил металлический трап.

В самолете было холодно, а рев двигателей не давал никакой возможности разговаривать. Ребята съежились и попытались поспать, но холод и шум не позволили и этого. И все же, четыре с половиной часа прошли почти незаметно. Ребята сидели и пытались представить себе новую жизнь, которая вот-вот должна для них начаться.

Отворилась дверь кабины, и оттуда вышел все тот же пилот.

— Экипаж лайнера приносит свои глубокие извинения пассажирам, — прокричал он, — Внизу такой снег, что даже Праги не видно. Ни о какой выброске не может быть и речи.

— Ну и что же, что снег, — прокричал ему в ответ Бартош, — при дожде-то прыгаем. Может ничего?

— Что ничего? — раздраженно прокричал в ответ летчик, — Мы даже не можем найти место, куда вас выбросить. Летим обратно.

— Черт! — сплюнул Бартош. — А я-то уж думал, что обратной дороги нет.

— Скажи «спасибо», что они еще вовремя сообразили, — заметил ему Шустр, — а то одного выбросили в Австрии. Тоже, наверное, заверял, что «может ничего».

— И как он? — поинтересовался Габчик.

— Не знаю, — пожал плечами Шустр, — Сообщил, что приземлился в Австрии, и больше о нем ничего не было слышно.

Каммес-Дэррахе, 15 ноября 1941 года

Рядовой Петр Каминский вышел из ворот казармы в приподнятом настроении. Пока все шло удачно. Правда, увольнительную ему дали только до завтрашнего утра, но завтра воскресенье, и можно надеяться, что до вечера его никто не хватится, а вечером он уже будет в казарме. И потом, одним наказанием больше, одним меньше, не велика разница.

Он быстрым шагом прошел до шоссе, ведущего в Бэнберри, выйдя на шоссе, он несколько сбавил шаг и задумался. Можно было бы подождать здесь на месте и попытаться поймать какую-нибудь попутную машину, но тут он будет у всех на виду, и вполне возможно, что кто-нибудь из знакомых привяжется с расспросами. К тому же, идти вперед как-то спокойней. И он снова прибавил шагу.

Он прошел около пяти километров, прежде чем остановилась первая машина. Англичане боялись немецких шпионов, но Петр надеялся, что его военная форма рассеет такие подозрения. Военная форма могла помочь и в случае с попутной военной машиной. Остановившаяся машина оказалась большим грузовиком, груз которого был укрыт брезентом. Судя по грязным колесам, машина приличное расстояние прошла по бездорожью. Наверное, везла груз с какой-нибудь фермы. Шофером оказался молодой веснушчатый парень лет двадцати пяти. Он без лишних разговоров открыл пассажирскую дверцу и впустил Каминского в кабину.

— Что это у тебя за форма? — спросил он своего пассажира после нескольких минут пути. — Никогда раньше такой не видел.

— Чешская освободительная армия, — с гордостью ответил Каминский.

— Понятно, — кивнул шофер. — А я бы так не смог, — признался он, — сидеть где-то в чужой стране и ждать.

— Тяжело, конечно, — согласился Каминский, — Но мне ждать осталось недолго.

— А что, намечается высадка на материк? — удивился парень.

— Нет, об этом я не слышал, — покачал головой Петр. — Просто я окончил курсы парашютистов, и скоро меня забросят в Чехословакию.

— Здорово, — присвистнул шофер. — А сейчас куда?

— Доеду до Бенберри, а оттуда до Оксфорда, — не моргнув глазом, ответил Каминский. — Сестра у меня приехала туда учиться. Хочу повидаться.

— Как же она туда из Чехословакии добралась? — удивился парень.

— Через Францию и Португалию. По надежным каналам.

— Натерпелась, наверное, страху, — посочувствовал англичанин.

— Не знаю, — пожал плечами Каминский. — Я же ее еще не видел.

За разговорами дорога прошла незаметно. На железнодорожной станции в Бенберри к Каминскому подошел патруль, но, проверив документы, не нашел причин его задерживать, хотя в принципе о поездке в Бенберри или Оксфорд в увольнительной не говорилось ни слова.