Черные крылья - Эд Макдональд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если не хочешь – не говори, – заметил я.
– Так или иначе, ты – капитан «Черных крыльев», – сказала она. – А до того – солдат. Вся твоя жизнь посвящена охране границы.
– Ну, так мне выпали карты. И я играю с ними.
Она фыркнула.
– Ладно. В общем, у меня есть крайне важная информация, касающаяся защиты границы. Верней, отсутствия этой защиты. Верней, у меня была информация – до того, как я потеряла ее. Целые месяцы работы. Одни вычисления заняли полгода.
Она забормотала что-то едва слышное, загибая пальцы. Кажется, она перестала видеть, где она и с кем. Так же было и с Глеком. Если она еще не двинулась, то уж точно недалеко.
– А что если б я сказала тебе: Машина Нолла больше не работает? – вдруг выговорила она.
В комнате внезапно стало холодней. Намного. Я оцепенел и только немо глядел на Эзабет. Она ожидала, нахмурившись.
– Я бы назвал тебя еретичкой, – выпрямившись, ответил я. – А если бы я услышал такое на улице, то отправил бы тебя в белую камеру по обвинению в подстрекательстве.
– Малдон первым обнаружил беду. Он пришел ко мне, потому что читал мои с братом ранние работы и мою диссертацию о рефракции света.
Эзабет встала, подошла к окну, покрытому коркой грязи, посмотрела сквозь нее на синие и красные городские огни.
– Ты знаешь, сколько нужно стандартных катушечных батарей, чтобы активировать Машину?
– Нужно спросить кого-нибудь из Общества инженеров эфира, – предположил я.
– Я спросила. Они солгали. Глек сумел раздобыть оригинальные схемы. По ним нужно семьсот двенадцать тысяч полностью заряженных катушек. На вычисление этого у нас и ушло полгода. А я потеряла расчеты на Двенадцатой станции.
Она криво усмехнулась.
– Я не могу повторить их одна.
– И что? – осведомился я.
– В последние шесть лет Ордену поставили только сто двенадцать тысяч катушек. Это малая часть необходимой энергии.
Мне совсем не понравилось услышанное. Я не шутил про белую камеру. Именно с такой предательской ложью все время выступали сектанты. Валенград живет в хрупком равновесии. Над ним – воющее небо, смрад оскверненных песков. В умах легко рождается отчаяние и подозрения. То и дело возникают секты, проповедующие скорую гибель. Но я невольно вспомнил пустые станки на мануфактуре Эроно. Я вспомнил цепи на двери в комнату управления на Двенадцатой станции и ее сумрачные коридоры. Я потер свои пересохшие раздраженные глаза. Слишком уж я устал. А проблем и без того выше крыши.
– И отчего, по-твоему, они лгут?
– Отчего вообще люди лгут? – сказала Эзабет. – Может, жадность. Или власть. Князья загоняют «таланты» до того, что у тех разум лопается и рассыпается, как стекло. И ради чего? Ради ламп? Духовок на фосе? Для очистителей воды? Князья оправдывают все нуждами Машины. Мол, только крошечная часть фоса идет на общественные нужды. Но фос производят повсюду – а сюда он не попадает.
– У тебя есть доказательства или ты предполагаешь?
Она запнулась, но посмотрела на меня решительно и гордо.
– Перед тем как исчезнуть, Глек отправил мне письмо: малопонятная, местами вообще бессмысленная болтовня о том, как разрешить парадокс. Глек открыл что-то про Машину, но отказался писать об этом. И пропал через день после отправки письма. Мне нужно найти Глека.
Я не знал, что и поделать.
Я помнил эту женщину юной, легкой и беззаботной. Осталось лишь ее далекое эхо, но мечтавший о ней мальчик еще жил во мне. А с другой стороны тянулась мрачная тень. Я – «Черное крыло». И это я весь. Я так выбрал. Я посылал людей на виселицу за меньшее, чем сейчас наговорила Эзабет.
Быть «Черным крылом» не значит носить униформу и выполнять приказы. «Черные крылья» живут своим разумом и нюхом. А нюх говорил мне: слушай.
Если Эзабет права, дело не просто в угнетении и обмане нескольких тысяч «талантов». Если она права, то Машина стоит без энергии, бесполезная и беззащитная. А значит, беззащитны мы все. Глубинным королям нечего бояться. То есть Великий союз Дортмарка полностью и бесповоротно грохнут, если только враг вздумает дохнуть в нашу сторону. Воронья Лапа и Леди Волн вдвоем не выстоят против шести Глубинных королей.
– Кто еще знает об этом? – спросил я.
– Завтра маршал Венцер вернется в город и состоится совет мастеров Ордена инженеров эфира. Посмотрим, что они скажут тогда.
Эзабет покачала головой:
– Мне так долго пришлось уговаривать, молить о встрече. Бюрократия просто не пускала меня к ним.
Мое нутро чуть не кричало в уши, мол, помоги ей. Рассудок его давил и загонял на место. Сеять раскол и панику – не шутка. Прощать такое до добра не доведет. Я уж точно не стал бы сдерживаться, явись кто другой с подобной злой и опасной чушью.
– Ты себе заработаешь на петлю, – заметил я. – Я не для того тебя тащил сюда, чтобы вешать своими руками. Я должен тебе за работу на Двенадцатой, но это не повод терпеть ересь.
Она не обратила внимания. Наивная идеалистка! Пусть она изображает невозмутимость, я-то вижу: внутри она чуть не подпрыгивает, ей не терпится в дело, объявить все и всем.
– «Таланты» страдают на мануфактурах, – сказала она. – Прямо сейчас, пока мы разговариваем, они истекают кровью, чахнут, умирают.
Она принялась застегивать плащ – аккуратно, но резко, дергано. Дождь все так же стучал за окном.
Конец ознакомительного фрагмента.