Жених и невеста - Алиса Ганиева

За моей спиной Тимур совещался с кем-то из подбежавших к нам на «камчатку» организаторов.

– Подожди, Патя, – гаркнул он мне сзади в ухо. – Мне сейчас слово дадут. А потом мы ещё посидим где-нибудь. Ты соображаешь, но тебя направить нужно. И волосы отращивай, а то слишком короткие носишь.

Выпалив всё это, Тимур перешагнул через несколько созданных из ящиков зрительских рядов и направился в сторону сцены. Я решила воспользоваться его исчезновением и смыться. Но тут меня схватила за локоть очутившаяся рядом Аида:

– Вай, Патя, он такой симпотный!

– Кто?

– Ну твой, Тимур.

– Он не мой, – раздражённо отбилась я. – И вообще, он мне не понравился.

Пока я это произносила, Тимура как раз объявили. То ли как председателя молодёжной ассоциации, то ли как стипендиата форума инноваций, я не разобрала. Он понёс что-то нудное и лезущее из ушей:

– Мы, молодёжь, самое, гордимся, что нам довелось быть современниками великого Халилбека…

– Как он мог тебе не понравиться? – шикнула Аида. – Он далеко пойдёт. Я уверена, депутатом станет. Будешь в городе жить, по салонам к визажистам-косметологам ходить каждый день…

Не успела она договорить, как кто-то сгрёб нас сзади за плечи и с хохотом прижал друг к другу. Мы обернулись и увидели Шаха. Шах, бывало, общался с моим братом и часто дразнил меня кузнечиком. Но Аида его недолюбливала. Когда-то, ещё до замужества, она была до сумасшествия в него влюблена. Теряла аппетит, дежурила тайком у Шаховых ворот, попадалась ему на пути в лучших нарядах, а он в ответ просто играли. То совсем не замечал её, то замечал, но грубил и хамил, а то неожиданно проявлял настойчивое внимание и забалтывал по телефону до эйфорического бреда.

Измаевшись между адом и раем, пряником и кнутом, лаской и болью, Аида в конце концов узнала, что у Шаха помимо бесчисленных любовниц, среди которых были и порядочные, но наивные овечки, имеются по крайней мере две серьёзные дамы сердца, почти невесты, но жениться он ни на ком не собирается, потому что не верит в чувства как таковые.

Почему он в них не верит, я так и не поняла, но, прорыдав пять ночей подряд, Аида ответила согласием простому владельцу продуктовой лавочки и постаралась забыть идеального Шаха навеки.

– Как ты, Аидка? Как муж? Дети? А ты, Патюля? Почему одна приехала? Где брат с женой? – стал он забрасывать нас вопросами. Потом кивнул на стоявшего невдалеке статного молодого человека с выразительным взглядом: – А это Марат, если кто не знает. Марат, это – Патя, она, кстати, в московском суде работала, но ты ведь уже вернулась, да? А это – Аида.

Марат протянул нам руку на европейский манер. Ладонь у него была и мягкая, и крепкая одновременно.

– Вам вообще здесь интересно? – полюбопытствовал он, обращаясь то ли к нам обеим, то ли только ко мне, но на «вы».

– Ещё как! Такие звёзды поют, – прижала руки к груди Аида.

– Да, было забавно. Но я уже ухожу! – добавила я.

– Уходите? Если пойдёте к Проспекту, то могу проводить, – предложил Марат.

Я молниеносно согласилась:

– Конечно!

Всё во мне ликовало и что-то лихорадочно прыгало в груди то вверх, то вниз. Я встала с ящика в желании поскорее выскользнуть из зала вместе с новым знакомцем.

– А мы останемся! – заявил Шах, падая на моё опустевшее место и косясь на Аиду.

– Тебе никто не разрешал сесть! – крикнула та.

– Что, замуж вышла, детей родила, можешь на меня бочки катить? Королева Марго! – хмыкнул Шах.

Аида что-то ответила, но слов я не разобрала. Звучавшая со сцены песня о пойманном разбойниками величавом орле не оставляла на это шансов.

– Пойдём, Патя? Можно ведь на «ты»? – улыбнулся Марат. Я только кивнула, даже не пытаясь остановить ответную улыбку. Мы стали пробираться мимо столпившихся на стоячих местах посельчан, кивая попадающимся знакомым, расслабленным, ищущим, к какой бы девушке прицепиться. Не будь Марата рядом, я бы так просто не добралась до выхода. Как странно, что мы всю жизнь жили рядом, а я его совсем не помню.

– Патя! – услышала я крик. Обернулась, поднялась на цыпочки, – сзади, там, где мы оставили Аиду и Шаха, стоял окаменевший Тимур и прожигал меня страшным взглядом. Сердце моё ушло в пятки, и я начала пробиваться сквозь концертных зевак быстрее. Марат, кажется, ничего не заметивший, тоже ускорил шаг, и мы очутились на улице.

– Давай пойдём в обход, вокруг посёлка, – предложила я, боясь до дрожи, что Тимур учинит погоню.

Марат легко согласился, и мы поспешили по пустой круговой дороге, где тут и там жевали пырей коровы. Я выключила телефон, надрывавшийся от вибрирующих звонков, и с головой ушла в болтовню. Мы перебивали друг друга, переспрашивали, объясняли, чем занимаемся, что слышали о мечетских и Халилбеке, окрестных комариных степях и московских снежных зимах. Марат разыграл мне в лицах, как долго он выискивал себе в Москве однушку – квартиродателей пугала неславянская фамилия. А я поведала, как коллеги в суде, исключая, конечно, Марину, пересекаясь со мной в столовой, начинали изредка полушутя поругивать «хачиков». Потом кто-нибудь обязательно сообщал: «Так Патя тоже из тех краёв» – и только что клеймившие наши юга коллеги тушевались, начинали оправдываться:

– Ты не думай, я-то не фашист, я не про всех говорю.

Или:

– Ну, Патя, ты всё-таки как русская. Не скажешь, что из Хачландии, так что не обижайся.

Марат смеялся:

– Нет, в моей конторе почти все на Кавказе бывали и хорошо относятся.

– А какие дела вы ведёте?

Оказалось, что сейчас на кону одно нашумевшее убийство правозащитницы. Марат начинал уже погружаться в детали, но мы в это время подходили к моей калитке. За калиткой я видела папину спину. Судя по позе, он копался в двигателе автомобиля и в любой момент мог, обернувшись, заметить нас вместе. Пришлось распрощаться с Маратом наспех. Он попросил «телефончик», я тихой скороговоркой выпалила свой номер и влетела во двор, раздираемая не понятными до конца чувствами.

– Как там концерт, Патимат? – оторвался от двигателя папа.

– Скучный!

– И зачем устраивать этот ай-уй. Вот выпустят человека, тогда и пляшите, – пробормотал он под нос.

Забежав в комнату и рухнув на кровать, включила телефон – девятнадцать пропущенных вызовов! Не успела я решить, как поступить, как Тимур зазвонил снова. Не соображая, что делаю, я ответила.

– Ты что, нюх потеряла, самое? – закричал он в трубку. – Ты куда ушла? Шах сказал, тебя какой-то тип пошёл провожать!

– Я…

– Чё якаешь? Мы о чём договаривались?

– Ни о чём. Я спешила.

– Спешила она! Если спешила, я бы тебя довёл!

– Не надо. Тимур, спасибо за всё, мне понравилось заседание. Не пойму, чего ты ещё хочешь?

– Подожди, ты что со мной так разговариваешь официально?

– Как?

– Нормально разговаривай!

– Я нормально разговариваю.

– Ты на понты вскочила, самое! Чего о себе думаешь? Хамить не надо мне!

– Я с тобой вежлива…

– Не перебивай меня! Когда, самое, увидимся? Кто с тобой был? Куда вы пошли? Я искал!

– Я сегодня уезжаю к тёте в город, не смогу с тобой больше увидеться.

– Не ври мне. Чё стало, самое? Ты задний ход даёшь?

Всё во мне заныло: как? Как я умудрилась вляпаться?

– Извини, Тимур, папа зовёт! Пока! – проговорила я и бросила трубку.

Через некоторое время телефон зазвонил снова, но я уже не подходила. Руки у меня дрожали.

– Патя! – послышался из кухни мамин голос.

– Я здесь!

– Гуляешь целый день, как уличная! А ну иди сюда, начинку для чуду сделай!

Я стянула с себя платье с блёстками, накинула халат и поплелась на кухню. Сердце щемило от восторга и жуткого страха одновременно. Хотелось сейчас же бежать из посёлка, подальше от Тимура. Но сперва нужно было пожарить лук, отварить в мундире и начистить картошку, размять и то и другое с сухим, купленным у соседки творогом и скатать в небольшие шарики. А дальше – будь что будет.

6. Каркунья

Абдуллаев-старший с женой встречали гостей на крыльце ресторанчика. Мать Марата, расцеловавшись с хозяйкой праздника, нырнула внутрь, в пестроту знакомых лиц, обниматься, шушукаться, вздыхать, восхищаться, судачить. Марат с отцом остались у входа обсуждать с мужчинами вчерашний, отгроханный в честь Халилбека концерт.

– Если дали провести концерт в посёлке, значит, скоро доберутся и до города. А там героя нашего и выпустят, – предрекали одни.

– Вот увидите, вся эта история с арестом – просто хитрый ход, чтобы отвлечь людей от общей неразберихи, – знающе пыжились другие.

– Говорят, настоящий Халилбек на свободе, а в тюрьме – подставной двойник, – шептали третьи.

Слухи про двойника, самые нелепые и фантастические, передавались из уст в уста, не то в шутку, не то всерьёз, но с особенным заговорщическим пылом.

– А на каком основании так решили? От кого слышали? – сердился отец Марата. – Что за небывальщина!

Оказывается, Халилбека видели то в городском парке, режущимся в шахматы с завсегдатаями тамошних скамеек. То на рынке, ловко взвешивающим инжир. То в рыбацкой лодке на заброшенном побережье вместе с местными, чёрными от солнца и просоленными морем подростками. То в поселковой мечети за «железкой» на утренней хутбе. Или же около «официальной» мечети на Проспекте, задумчиво изучающим раздаваемые рядом листовки. А то и вовсе – в том самом ресторанчике, где все и собрались отмечать сватовство сына Абдуллаевых.