Четверо детей и чудище - Жаклин Уилсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы что, ребята, одни едете? — озабоченно спросила какая-то женщина средних лет.
— Одни, — сказала Шлёпа. — Но вы не волнуйтесь. Я за ними присматриваю.
Я покраснела как рак: я ведь выше Шлёпы и самая старшая, это сразу видно.
— А мама вам разрешает одним ездить, когда темно?
— А что ей делать? — сказала Шлёпа. — Она болеет, с каталки не встает, а папаша уж сто лет как смылся.
— Вот беда! — Женщина приняла Шлёпину болтовню за чистую монету. — Но неужели… неужели совсем некому вам помочь?
— Мы сами справляемся, спасибо, — поблагодарила Шлёпа.
С грохотом подъехал поезд. Моди, перепугавшись, захныкала.
— Тише, Моди, все хорошо, солнышко. Это просто такой чудной поезд. — Шлёпа покачала ее вверх-вниз. — Пошли.
Робби в метро тоже не понравилось. Он не хотел заходить в вагон. Застыл как вкопанный — одна нога через порог, — с тревогой всматриваясь в темный зазор между поездом и платформой.
— Провалиться можно, — с опаской сказал он.
Шлёпа, вместо того чтобы, как обычно, разворчаться, принялась его уговаривать:
— Давай, Робс, это совсем не страшно, честное слово. Ты не упадешь — а если упадешь, я тебя поймаю!
Робби она не слишком убедила, зато на женщину произвела впечатление.
— Ну до чего смелая девочка! — сказала она себе под нос.
Шлёпа, страшно довольная собой, ухмыльнулась. Не знаю, станет ли она когда-нибудь богатой и знаменитой певицей, — уж скорее богатой и знаменитой актрисой. Или экскурсоводом по Лондону — ориентируется она, похоже, интуитивно. На станции «Ватерлоо» мы, по ее указке, сошли, и она повела нас загадочными переходами.
Моди задремала, а Робби все время был начеку и по-прежнему всего боялся: шума поездов, длинных коридоров, бормотания по громкой связи про то, что надо быть осторожными при выходе из вагона и что нельзя прислоняться к дверям. Эскалаторы наверх, к вокзалу, ему тоже не понравились. Мне пришлось чуть ли не волоком его тащить.
Шлёпа остановилась перед табло отправления. Я, конечно, тоже в него уставилась, хотя даже не знала, на какой станции живет папа. Я все бегала глазами по расписанию, когда Шлёпа победно воскликнула:
— Нашла! Восьмая платформа. Пошли!
Поезд был набит битком, и пассажиры опять на нас таращились. Очередная сердобольная тетушка спросила, одни ли мы едем, и Шлёпа по новой завела свою шарманку про бедную храбрую девчушку. На этот раз она слегка переборщила — маму вовсе укокошила и выдумала жестокого злодея-отчима, который все время на нас орал и избивал, когда мы осмеливались ему перечить.
— Особенно братишке достается. Отчим его заставил в спортивную школу пойти, а когда оказалось, что толку от пацана ноль, так взбесился! — живописала Шлёпа. — Он его до смерти боится, верно, Робби?
Робби вспыхнул.
— Вовсе он не взбесился! — зашипел он, когда на следующей станции женщина сошла.
— Да знаю я. Это я так, для красного словца.
— Нечего о нашем папе байки сочинять, — сказала я. — Никакой он не злой и не жестокий.
— А чего ж вы оба так трясетесь, что он рассердится? — прищурилась Шлёпа. — «Ой-ой, что же скажет папа?» Смотрите, в штаны не наделайте.
— Ничего мы не трясемся. Мы ему объясним, что мы тут ни при чем, — сказала я.
— Значит, расскажешь ему, как мы разъезжали по Лондону в лимузине, как ты свои книжки подписывала, как Робби кулинарное шоу вел, как Моди была в «Шестичасовом», а я — мегазвездой на сцене «О2»? — спросила Шлёпа. — Ну, конечно же, он все поймет.
— А что же тогда сказать?
— Надо, чтобы они испугались и стали нас жалеть, а не ругать, — сказала Шлёпа. — Знаю! Скажем, что какой-то урод напал на нас в лесу, затащил в свой фургон, увез куда-то и запер в страшном сарае, но мне удалось вылезти в окно, я вас всех освободила, и мы сбежали. Точно, так и скажем!
— Ничего не выйдет. Папа позвонит в полицию, нас станут расспрашивать, что да как, а Робби врать вообще не умеет — сразу покраснеет и разревется.
— Неправда. — Робби стоял весь красный и чуть не плакал.
— У нас возьмут показания, будут спрашивать приметы, в итоге мы наврем в суде под присягой, и нас отправят в какую-нибудь ужасную тюрьму для детей. — Я была уверена, что так и будет.
— А что, может, там весело будет, — сказала Шлёпа. — Уж наверняка лучше, чем в том интернате, куда меня мама запихнула, хотя у меня там все по струнке ходили, я в общаге была за главную. Меня даже старшие девчонки слушались.
— Не сомневаюсь, — устало вздохнула я.
— Да расслабься ты. Я вас, ребята, в обиду не дам, — пообещала Шлёпа. Она побаюкала Моди, которая все так же крепко спала. — Особенно Моди.
— Мы и без тебя справимся, — надменно сказала я.
Когда мы сошли на своей станции и в нерешительности остановились, не очень понимая, куда теперь, к нам подкатил какой-то старик.
— Заблудились, ребята? — спросил он и одной рукой приобнял меня, другой Шлёпу. — У меня тут рядом машина. Подбросить вас домой?
— Опасный незнакомец! — беззвучно сказали мы с Робби друг другу.
Мы вывернулись из его объятий и дали стрекача.
— Папа точно здесь живет? Я не вижу его дом, — пропыхтел Робби.
— Просто надо было свалить от этого чудика, — сказала Шлёпа.
— Шлёпа, теперь точно надо звонить папе с Элис!
— Ни за что! Я совру, что потеряла телефон. У кого есть карманы? Иди сюда, Робби. — Шлёпа запихнула свой мобильник Робби в карман — с трудом, там уже был лев. — Вот так. Тебя обыскивать не станут. Пошли, по-моему, нам вон по той улице. Уже близко.
— Но что же мы скажем, когда придем?
— Я разберусь, — сказала Шлёпа.
— Этого я и боюсь, — я покачала головой. — Не надо только никакой бред сочинять. Давайте уж врать без затей. Мы забрели далеко в лес и потерялись. Потом устали и легли поспать, а когда проснулись, уже было темно, и с тех пор мы так и плутали, искали дорогу домой. А телефон ты в лесу потеряла — выпал из кармана.
Шлёпа с Робби уставились на меня, хлопая глазами. Похоже, внезапно озарившая меня идея их не впечатлила. Даже Моди, которая спала, положив голову Шлёпе на плечо, неодобрительно фыркнула.
— Тупая какая-то байка, — подытожила Шлёпа. — Как будто нам всем по три года.
— Зато так они не будут сердиться, — возразила я.
Они все равно рассердились. Да еще как. Хотя сначала долго нас обнимали и плакали. Папа одной рукой прижал к себе Робби, другой — меня и так в нас вцепился, как будто вообще не собирался отпускать. Элис обнимала Моди и рыдала, а потом папа их тоже притянул к себе. Так мы и стояли тесной кучкой — все, кроме Шлёпы.
Потом папа позвонил в полицию, чтобы нас больше не искали. Они за нами даже вертолет послали — осматривали лес с воздуха.
— Круто! Жалко, что нас на вертолете не покатали! — огорчилась Шлёпа.
Элис кричала на нее, называла безответственной хулиганкой, говорила, что она на всех нас плохо влияет. Но Шлёпе, похоже, это было до лампочки. Она просто стояла и с улыбочкой повторяла «Ну да, ну да», пока Элис ее не тряхнула:
— У тебя совсем совести нет! Я так волновалась, чуть с ума не сошла.
— Ты просто боялась, вдруг что не так с Моди, — сказала Шлёпа. — А за меня ты и двух пенсов не дашь, тебе на меня начхать.
Нас с позором отправили спать. Шлёпа натянула одеяло на голову и, похоже, тут же вырубилась, но когда через несколько часов я проснулась, то услышала рядом грустное сопение.
— Шлёпа? — шепотом позвала я.
Она сопела в подушку, но я все равно слышала.
— Шлёп, ты плачешь?
— Еще не хватало. Закрой варежку, дура. Ну вот, ты меня разбудила, — свирепо зашептала Шлёпа.
Я боролась с собой. Зачем она все время грубит и хамит? Как же с ней тяжело. Тут снова раздался негромкий всхлип.
Я вылезла из постели и склонилась над Шлёпой. Коснулась ее щеки. Щека была вся мокрая.
— Ну чего ты, Шлёпа, — мягко сказала я.
— Меня бесит, что я на концерте допеть не успела, — всхлипнула Шлёпа.
— Ну да, ну да, — сказала я, нарочно повторив ее присказку. Я нашарила в темноте свою сумку, достала пачку бумажных платков и кошелек. Дала Шлёпе платок и стала рыться в кошельке, гремя мелочью.
— За билеты отдать не могу — не хватает, — сказала я. — Зато у меня вот что есть.
Я нашла Шлёпину руку и сунула в нее две монетки.
— Это что?
— Два пенса. Мне на тебя не начхать.
— Все ты врешь. Ты меня ненавидишь.
— Ну, бывает. Так я и Робби иногда ненавижу, а он мой брат. А ты теперь мне сестра. И ты классно спела там, на стадионе. И очень классно довезла нас до дома.
Шлёпа опять засопела, но стиснула мою руку.
— Я завтра тоже пожелаю, чтобы мы стали богатыми и знаменитыми, — сказала я.
Но завтра ничего желать не пришлось. Мы были наказаны, и гулять нам запретили.
— А можно совсем маленький пикничок, чтобы Моди дома не сидеть? — спросила Шлёпа. — Ей так нравится в лесу — и она ни в чем не провинилась. И мы тоже вообще-то. Мы ж не нарочно заблудились, и теперь ни за что не заблудимся, честно-честно, клянусь.