Маг - Сомерсет Моэм

Полагаю, что основную массу студентов, которые, несмотря на свою прозаичность, не чужды романтики, он привлекал своей непредсказуемостью. Невозможно было предвидеть, что сделает или скажет он в следующий миг, и это все время держало нас в напряжении. Он не был остроумен, но обладал грубым юмором, который возбуждал чувство смешного, к чему всегда склонна молодежь. Был у него и дар пародиста, заставляющий слушателей покатываться со смеху. Так же талантливо умел он эпатировать окружающих, и изобретательность в этой области давала ему власть над молодыми людьми, чье воображение не шло дальше обычной ругани. Однажды я присутствовал на его богохульственной проповеди, когда Хаддо подражал интонациям покойного настоятеля, чем возмутил и в то же время весьма позабавил слушателей. Он владел более обширными знаниями, чем большинство студентов. Обладая к тому же отличной памятью и быстротой восприятия, Оливер изображал из себя всезнающего, что в равной степени впечатляло и раздражало. Ни разу не довелось мне услышать, чтобы он признался, что не читал какой-нибудь книги. Частенько, когда я старался подловить его, он сбивал меня с толку, цитируя целые абзацы из других книг, которых, могу поклясться, он и в глаза не видел. Думаю, что это был трюк вроде фокуса, когда вас просят выбрать будто бы любую карту, а на самом деле заставляют взять заранее намеченную, и он всегда ловко поворачивал разговор таким образом, что я должен был упомянуть определенную книгу. Говорил он великолепно, хотя напыщенно, но это делало забавным, особенно смешным то, о чем он рассказывал. Его страсть к велеречию резко контрастировала с бытовым языком тех, с кем он разговаривал. И это, безусловно, придавало вес его словам. Он гордился своим родом и никогда не забывал поведать любопытным о своем знатном происхождении. Если и теперь он не сильно изменился, то вы уже, наверное, наслышаны о его родстве с различными аристократическими домами. Он действительно связан родственными узами с выдающимися людьми, и его предки не менее знамениты, чем он это утверждает, его отец умер, и он стал владельцем поместья в Стаффордшире, которое является почти историческим. Я видел снимки, оно безусловно очень красиво. Его предки сыграли заметную роль в истории Англии, и он имеет все основания ими гордиться.

Итак, он провел несколько лет в Оксфорде, где его все недолюбливали, но, не доверяя, в то же время уважали. У него была репутация лжеца и мошенника, но нельзя отрицать, что он оказывал большое влияние на других. Развлекал, сердил, раздражал и интриговал всех, с кем сталкивался. В нем всегда чувствовалось нечто мистическое, он любил окутывать себя романтическим ореолом. Хотя знал многих, никто по-настоящему не знал его. Он оставался чужим среди нас. О нем ходили легенды, которые он усердно поддерживал, говорили даже, что у него есть тайные пороки, о которых можно упоминать лишь шепотом, затаив дыхание. Ходил слушок, будто Хаддо травит себя восточными наркотиками, посещает грязные опиумные курильни в Ист-Энде. Самый большой сюрприз он преподнес нам в конце учебы, когда вышел на первое место по успеваемости, хотя никто никогда не видел, чтобы он занимался. Покинув Оксфорд, он, кажется, никогда больше туда не заглядывал.

Известно, что Оливер Хаддо немало поколесил по свету. Иногда мне встречались люди, которые знали его в университетские годы, они передавали странные слухи. Один рассказывал, что Оливер бродяжничает по Америке, зарабатывая на жизнь тем, что подвернется по дороге, другой утверждал, что видел его в индуистском монастыре; третий уверял, что Хаддо женился на миланской балерине; а еще кто-то авторитетно заявлял, что он вконец спился. Однако общее мнение всех, с кем бы ни доводилось говорить о нем, гласило: дела Оливера всегда выходят за нормальные рамки. Было ясно: он не из тех, кто может вести добро порядочную жизнь сельского джентльмена, что диктовалось ему и положением в обществе, и состоянием. Наконец, однажды я сам встретился с ним на Пиккадилли, и мы вместе пообедали в Савое. Я едва узнал его, так он растолстел. Шевелюра уже поредела. Хотя ему не могло быть больше двадцати пяти, выглядел он значительно старше. Я попытался выяснить, чем он занимается, но он, как обычно, напустив на себя таинственность, не захотел вдаваться в подробности. Дал только понять, что путешествует по таким местам, куда еще не ступала нога белого человека, что познает святая святых — основу современной науки. Мне показалось, что огрубел и его разум, и облик. Не знаю, было ли это следствием моего собственного развития со времен учебы в Оксфорде и лучшего знания мира, но он уже не показался мне таким блестящим, как прежде. Просто утомлял меня. Его поза, забавная для первокурсника, пришедшего из Итона, теперь была невыносима, и я был рад, когда мы расстались. Характерно, что, пригласив меня пообедать, он покинул ресторан, великодушно предоставив мне оплачивать счет.

Долгое время я ничего о нем не слышал, пока на днях моя приятельница — мисс Лей — не познакомила меня с немецким путешественником Буркхардтом. Думаю, вы помните, что он недавно издал книгу о своих приключениях в Средней Азии. Я знал, что Оливер Хаддо сопровождал его в этом путешествии, и поэтому собирался прочесть книгу, но был очень занят и не успел. Воспользовавшись встречей, я расспросил немца о нашем общем знакомом, и у нас состоялась долгая беседа. Буркхардт случайно встретился с Хаддо в Восточной Африке, где тот организовал сафари — экспедицию для охоты на крупного зверя, и они решили поехать в Среднюю Азию вместе. Он утверждал, что Хаддо был отличным стрелком и исключительно способным охотником. Вначале Буркхардт с некоторым недоверием отнесся к человеку, беспардонно хваставшему своими успехами, но вскоре должен был признать, что все, о чем тот говорил — чистая правда. Хаддо обладал огромным опытом, и Буркхардт смог в этом убедиться. Однажды ночью он в одиночку вышел против трех львов и к утру убил их тремя выстрелами. Я ничего об этом не знаю, но по тому, как Буркхардт об этом рассказывал, думаю, это был выходящий из ряда вон случай. Характерно, что больше всех сознавал уникальность этого достижения сам Хаддо. Он сделал невыносимой жизнь остальных путешественников, изводя их рассказами о своем успехе. Буркхардт уверял меня, что Хаддо неподражаем в сафари. Словно обладает своего рода инстинктом, который направляет его в самые невероятные места, великолепно чувствует, где можно добыть зверя, чей след он заметил. Храбрость его поражает: следовать за раненым зверем в глухом африканском буше — самое опасное дело в мире. Зверь зачастую видит охотника прежде, чем тот заметил его, и в большинстве случаев нападает. Но Хаддо всегда идет без колебаний. Он не тот, кого принято считать хорошим охотником. Он охотится бессмысленно, без какой-либо осознанной причины, просто из удовольствия убивать и, к возмущению Буркхардта, часто добывал зверей, чьи шкура и рога ему не нужны. Когда антилопы далеко, и бесполезно было бы их преследовать, он все равно стреляет и оставляет несчастное раненое животное умирать медленной смертью.