Боярская честь - Юрий Корчевский

Савва достал из ящика стола грамотку и вручил мне. Я бегло просмотрел — октября, второго дня… Внизу сургучная печать. Всё честь по чести.

Ни фига себе. За месяц, что мы не виделись после моего прибытия из Боровска, настоятель провернул большую работу — пусть и не своими руками. А как тонко и хитро продумано! Я бы не смог додуматься до такого хода. Сильно, очень сильно. Был небеден и удачлив, а оказался ещё — и родовитый боярин. Если с умом подойти — могут открыться большие перспективы, начиная от государевой службы и до возможности выборов в городские посадники… Ну, удружил отец Савва! Я-то думал — отделались от меня простым «спасибо».

Дорогого стоит эта грамотка. Однако же, зная немного настоятеля монастыря, я предполагал, что за эту грамотку в будущем придётся отрабатывать. По мелочам дёргать не будут — сами с усами, вернее — с бородами, но где будут нужны мои мозги и руки, призовут — это как пить дать.

Моя аудиенция у игумена Саввы на том закончилась и, откланявшись, я уехал из монастыря.

Лене рассказал, что боярин по рождению, и в доказательство предъявил грамотку. Жена долго её читала, рассматривала, только что на зуб не пробовала и неожиданно огорошила меня вопросом:

— Так это что, и я выходит боярыня, коли муж у меня — боярин?

Я немного поразмыслил — получается так. Об этом я даже как-то и не подумал. Ох уж эти женские мозги с их логикой.

Я бережно уложил грамотку в шкатулку, где хранились другие документы — купчая на дом, купчая на скипидарный завод. Хм, ничего вроде и не изменилось, а как приятно ощущать себя боярином и промышленником. Не голь перекатная. Хотя я встречал бояр на своём веку, у которых за душой ничего, кроме родовитого имени, и не было — ни денег, ни земли, ни холопов.

Меня вдруг осенила неожиданная мысль, от которой я даже присел на софу. Дом в Вологде есть, деньги есть. Почему бы не прикупить земли с деревенькой у какого-нибудь обнищавшего дворянина? Вот тогда я и буду самым что ни на есть заправским боярином. Плохо только, что земля, в основном дарится государем боярам за заслуги. Купить тоже можно, но и посуетиться придётся много.

Я улёгся на софу. И надо же — немудрящая грамота вызвала столько мыслей. К тому же, если я стану землевладельцем, надо будет выставлять в случае войны людишек в полном боевом снаряжении — как говорится в государевом указе — «конно и оружно». Надо поразмыслить, заманчивая мысль.

Не откладывая в долгий ящик, я обратился к отцу Питириму. Он пообещал узнать, если подвернётся случай.

Выйдя из церкви, я перешёл через Каменный мост, перекинутый через реку Золотуху. Вот и Сенная площадь — центр Вологды, средоточие приказов с их дьяками и писарями. Надо просто подкупить дьяков или подьячих, те и подскажут, где можно прикупить землицы. Во все времена приближённые к власти любили деньги. Знакомых у меня там не было, а совать деньги прилюдно — копать себе яму.

Я постоял у присутственного места, дождался обеда. Дьяки, подьячие, столоначальники и писари чинно, раздуваясь от ощущения собственной значительности, вышли из приказа. Кто-то уходил на обед поодиночке, скорее всего — домой, некоторые направились к ближайшему постоялому двору, в трапезную. Я направился за ними.

Писари уселись за отдельным столом, столоначальники, соблюдая дистанцию, — за другим. Да и кушанья себе столоначальники заказывали подороже, сдобрив их вином, а не пивом, как писари.

Я присел в сторонке, заказав себе скромный обед на скорую руку. Как подобраться к труженикам пера? Ничего дельного в голову не приходило. Ладно, попробую ошеломить их, а там — буду действовать по обстановке.

Я подозвал полового, истребовал лучшего вина и, когда кувшин был доставлен, отлил в чарку и попробовал. Вино и в самом деле было неплохим. Я сунул половому в руку полушку.

— Отнеси кувшин с вином за тот стол, скажи — от меня.

Половой шустро выполнил задание. Подьячие переглянулись, посмотрели на меня, я состроил уважительную физиономию и поднял свою чарку в приветствии. Им ничего не оставалось, как наполнить свои оловянные кружки вином и выпить. Вино явно понравилось, и когда они опрокинули по второй, я смело направился к их столу.

— Болярин Михайлов.

Подьячие переглянулись. Никто, скорее всего, не мог вспомнить такого боярина, но признаваться в этом не хотелось.

Меня пригласили присесть, что я с удовольствием сделал. Махнул рукой половому и попросил ещё кувшинчик.

Выпив по кружке, от продолжения служивые отказались.

— На службе мы, больно дьяк сегодня зол, может и за волосья оттаскать или того хуже — из жалования вычесть. Вино уж больно хорошо, так можно продолжить опосля, после работы.

— А чего же, приходите, продолжим. Когда подьячие ушли, я направился домой,

плотно пообедал, затем съел кусок масла. Елена аж изумилась — сроду я масло кусками не ел.

— Для дела требуется — пить вино вечером придётся, так это чтобы не захмелеть.

— Вона что. И помогает?

— Попробую — скажу.

Вечером я уже сидел в трактире, заказав запечённого молодого поросёнка, квашеной капусты, огурцов и два кувшина вина. Подьячие не заставили себя ждать.

Мы подняли первый тост за знакомство. Подьяки назвались. Не забыть бы их имена. Масло хоть и ел, но вино оказалось забористым.

Славно посидели, покушали от пуза, выпили изрядно.

Я не заикался о своей просьбе — пока надо только познакомиться, что мне удалось. Уже вечером, выходя из трапезной, мы обнимались. Подьячие были людьми битыми, и у них был нюх на денежных людей.

На углу у Малой Обуховской мы разошлись. Я был трезв, как стёклышко, из кружки отпивал по глотку.

Теперь я шёл за Степаном. Мне он показался самым толковым. Надо узнать, где он живёт. Степан прошёлся по Малой Обуховской, свернул на Пятницкую, покачиваясь, нашёл свой дом, забарабанил в ворота: «Эй, баба, открывай, не видишь — хозяин пришёл с государевой службы!».

Я развернулся и сам отправился домой.

А следующим вечером я поджидал Степана недалеко от его дома. Как только он показался вдалеке, я медленно пошёл навстречу.

— О! Какие люди! — узнал меня Степан.

Мы обнялись, как старые знакомые. Уже хорошо, что после вчерашнего возлияния у него память не отшибло.

— Пошли ко мне домой, — пригласил Степан, затем посмурнел. — Жалко только, выпить нечего.

— Тогда зачем домой идти? Пошли в трапезную.

— А и правда — зачем домой идти, коли выпить нету? — согласился Степан.

Я накануне обошёл окрестные улицы, нашёл приличный трактир. Здесь даже была комната позади общего зала для особо важных гостей.

Я заранее заплатил за неё и теперь, едва мы вошли в трактир, нас под ручку со Степаном проводили туда. Что принести, было уже оговорено, и вскоре на столе оказались жареные цыплята с тушёной капустой, караси в сметане, истекающая жирком копчёная осетрина, пряженцы с различною начинкой. А запивали всё отличного качества мальвазией.

Степан после второй кружки слегка поплыл. Вцепившись зубами в цыплёнка, другой рукой тянулся к рыбному расстегаю. Проглотив, вытер жирные руки о бороду. Сыто икнул и продолжил трапезу, не забывая отхлёбывать вино из кружки.

Насытившись, он окинул стол завистливым взглядом, не ускользнувшим от моего внимания.

Пора рыбке заглотнуть наживку.

— Да, неплохо боляре живут.

— Кто ж тебе не даёт?

— Жалование не позволяет.

Степан пустился в пространные объяснения — работы де выше крыши, начальство не ценит, а надоедливые просители если и отблагодарят, так медной полушкой. Я сочувственно качал головой и слушал, не перебивая. Нет ничего лучше, чем благодарность говорившего терпеливому слушателю.

Когда Степан замолк, я вытащил из кошеля, небрежно брошенного на стол, золотой цехин.

Глаза Степана алчно сверкнули, но к монете он не притронулся.

— Если что и надо, болярин, то указы государства я нарушать не намерен. Узнает дьяк — на плахе жизнь кончу.

— А кто сказал, Степанушка, что законы нарушать надо? Я вот хочу деревеньку себе прикупить с землицею. От тебя только и требуется, что мне сказать, когда подвернётся подходящий случай — умер там кто или хозяин продать решил. Всё же через тебя идёт, ты в числе первых узнаешь — всё-таки не писарь рядовой.

Это я уже подольститься решил.

— И всё? — не поверил Степан.

— Твоя задача — найти деревню с землей да свести меня с дьяком. Как видишь, с твоей стороны — никаких нарушений закона. Разве ж я не понимаю? Закон нарушать никому не позволено. А от меня возьми пока задаток в залог нашей дружбы. Выгорит дело — и дьяка отблагодарю, и тебя не забуду.

Степан сгрёб золотую монету, опустил в свой тощий поясной кошель, в котором сиротливо лежали несколько ногат.

— И в самом деле, ничего противозаконного нет, — молвил Степан. — Как быстро надо узнать?