Седое золото - Андрей Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Там, в сосновом бору, для поправки здоровья местных лётчиков и моряков, был расположен небольшой санаторий, пустовавший тогда — по причине "не сезона". Нормальное такое заведение, с настоящими спортзалом и бассейном. Заняли по одноместному номеру, гири потягали в спортзале, на турнике вволю повисели, от души поплескались в прохладном бассейне.
После этого расположились в столовой — чаи погонять перед камином.
Сели, стали гонять.
Тут Она и вошла…
Ник только мельком взглянул да и понял сразу — Она!
Бывает такая разновидность женской красоты, которая лучше всего характеризуется термином «милая». Вроде бы ничего особенного: рыжие кудряшки, вздёрнутый носик, веснушек — миллиона два, зеленые глаза — то задумчивые и печальные, то весёлые и озорные. Действительно — ничего особенного. Лет двадцать пять, может, двадцать семь. Невысокая, но стройная. Одета совсем неброско, скромно даже. Но некая элегантность чувствовалась, вернее, угадывалась.
Скарлетт О’Хара, одним словом, блин!
Дрогнуло у Ника сердце, забилось учащённо и неровно.
Бывает, господа, такое. Редко, но бывает!
Раз — и ты уже абсолютно ничего не осознаёшь, плывёшь в сиреневом тумане мечтаний призрачных….
Два — и собственное сердце тебе уже не принадлежит…
Заворожён, смущён, пронзён, отважен…А может, просто напрасно — смешон…Пусть это так. И я не спорю даже…Тобою я навек заворожён…Заворожён, порабощён, отважен…
Вошла, с зонтика капли дождевые одним резким движением отряхнула, улыбнулась — вежливо и насмешливо одновременно.
Токарев мгновенно вскочил с места, к прекрасной незнакомке обниматься кинулся.
— Мэри! — зачастил возбуждённо. — Сколько лет, сколько зим! Вы опять похорошели, просто отлично выглядите! Какими вы здесь судьбами? Рад видеть вас! Но пасаран!
Оказалось, что они с Токаревым давние знакомые, по Барселоне ещё. Год назад там плотно пересекались.
— Здравствуйте, Токарев, но пасаран! — Девушка ответила по-русски, но с заметным акцентом. — Я детей испанских приехала навестить. Помните, вывозили их тогда, на пароходе? Вот, двадцать малышей в здешнем детском доме поселили, в Архангельске. Странно это, неправильно. Надо было климат им потеплее подобрать. Почему — Архангельск? Не знаете? У нас в Америке так бы не сделали. Отыскали бы что-нибудь — на Испанию похожее. Резкое изменение климата на здоровье детей может сказаться! Обязательно товарищу Крупской буду жаловаться! А где же ваш друг? Кузнецов, кажется?
— Убили его совсем недавно, — помрачнел Токарев. — Так уж получилось. Погиб как настоящий герой, в бою с неприятелем.
Мэри тут же его за руку схватила, другой рукой погладила по щеке.
— Ах, как жаль! — промолвила искренне. — Как жаль! Молодой же совсем был. Сочувствую вам! Примите мои соболезнования…
Познакомил Токарев Ника с этой американкой симпатичной, зеленоглазой. Ник всегда с девушками уверенно себя чувствовал, а тут засмущался, начал заикаться. Судя по тому, как щекам стало горячо, даже покраснел. Вот же позорище! Подумаешь — американка!
— Вы очень смешной, мистер Ник! — Мэри ещё дров в костёр подбросила. — Нездешний совсем, очень странный. Словно из другого мира.
Вот то-то и оно, что из другого! И с ухаживаниями ничего путного не получалось, так только — смех один…
Ещё через час-другой и доблестные лётчики пожаловали. Тут уж шансы Ника, и до того невысокие, стали просто мизерными. Куда ему с лётчиками полярными тягаться, с героями народными, общепризнанными?
Один только Маврикий Слепцов чего стоил: имя редкое, грива волос шикарная — чёрная, с благородной проседью, кончики усов вверх задорно торчат, вылитый Эркюль Пуаро из телевизионного сериала. Только моложе и импозантней: ростом под два метра, в плечах сажень косая.
А как анекдоты травит, мерзавец, заслушаешься!
Потом и гитарка появилась, выяснилось, что Маврикий и романсы петь мастак, любовные все насквозь, обольстительные. Каналья коварная!
Звонко смеётся Мэри, раскраснелась, нравится ей внимание мужское…
Вызвать бы Маврикия на честную дуэль, да нельзя. Видите ли, у них задание секретное, важности повышенной. Сам товарищ Сталин в курсе! Эх, блин горелый!
Совсем уже собрался Ник на боковую отправиться. Чего душу-то бередить понапрасну?
Поднялся из-за стола, приготовился слова вежливые произнести и откланяться.
Опередила его американка глазастая.
— Куда это вы, мистер Ник? Устали, спать хотите? Рано ещё, честное слово! Вы на гитаре играете? Тогда спойте, прошу! Можете даже в мою честь, я разрешаю!
И смотрит невинно так, с надеждой во взоре…
Нет, не знает мартышечье коварство границ! Женское — в смысле…
Взял у Маврикия гитару, подумал чуток да и исполнил:
— Мэри! Это твоя первая потеря! Мэри, горько плачет Мэри…. На дворе — гитары и вино! И ребята ждут тебя давно…
Изменилась вся картинка мгновенно и кардинально: вот, ещё две минуты назад Ник в аутсайдерах беспросветных числился, а теперь — фаворит безусловный!
Так на него американка посмотрела, будто настигла её стрела Амура. Метко так настигла, прямо в сердечко зарубежное. Маврикий тут же загрустил, поражение своё осознав. Даже кончики его шикарных усов вниз опустились.
— Слушайте, мистер Ник, — неожиданно предложила Мэри. — Давайте прогуляемся с вами! Только вы и я! Романтическая русская ночь. Ранняя весна. Только вы, я и весна! Какая хорошая компания… Пойдёмте!
Пошли, конечно. Ночь и правда выдалась волшебной: звёзды высыпали стаей бесконечной, птички в ветвях чирикали, белки, громко цокая, с дерева на дерево перескакивали, флиртуя напропалую…
Весна!
Болтали о том, о сём, будто сто лет уже знакомы.
По загадочному ночному лесу прошлись; устав, вернулись обратно, расположились на просторной террасе. Ник из санатория кресло-качалку приволок, лампу керосиновую, тёплый плед.
— Ник, принесите из буфета фрукты! — попросила Мери. — Там настоящие персики были, я видела. Виноград — тоже хорошо.
Персиков и винограда уже не было, — лётчики оголодавшие постарались.
Только две груши нашлись — большие, немного даже переспелые. А у Мэри, чисто случайно, конечно, обнаружилась и плоская бутылка с шотландским виски.
Глоток виски под слегка переспелую грушу, что может быть изысканней — весенней ночью, полной неясных предчувствий и призрачных ожиданий?
Романтика полная, вовсе без изъянов.
Чтобы усилить произведённое впечатление, Ник даже на хитрость пошёл: прочёл наизусть рассказ О. Генри "Дары Волхвов", не написанный ещё автором рассказ.