Короткое правление Пипина IV - Джон Стейнбек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Покопавшись в памяти, королева Мари в конце концов поняла, кому можно довериться: только старой школьной подруге Сюзанне Леско.
Сестра Гиацинта оказалась для королевы идеальной конфиденткой. Ее орден пошел на уступки и разрешил ей покинуть монастырь, понимая почетность и выгоды королевского предложения. Кроме того, приятно сознавать, что дражайшая королева — в надежных руках. Сестра Гиацинта переехала в Версаль, где ей выделили уютную комнатку с видом на клумбы и прудик с карпами — в нескольких шагах от королевских апартаментов.
Вряд ли кто-нибудь доподлинно узнает, насколько Франция обязана сестре Гиацинте миром и спокойствием. Вот пример того, с чем сестре приходилось справляться чуть ли не каждый день.
Королева плотно прикрыла за собой дверь, уперла руки в бока и сказала, едва сдерживая накипающее бешенство:
— Сюзанна, терпеть герцогиню П… терпеть эту — эту грязную, паскудную, склочную суку я больше не намерена! Знаешь, что она мне сказала?
— Успокойся, Мари, дорогая, — сказала сестра Гиацинта.
— Как я могу успокоиться? Мне что, терпеть ее грязные…
— Конечно нет. Об этом и речи быть не может… У тебя сигаретки не найдется?
— Что же мне делать?! — вскричала королева.
Сестра Гиацинта, чтобы уберечь пальцы от табачных пятен, зажала сигарету шпилькой, сложила губы сердечком и выдула колечко дыма.
— Спроси герцогиню, когда Гоги последний раз писал ей.
— Кто?
— Гоги. Нервный был мужчина. Очень симпатичный, но нервный. Как и все художники.
— Ага! — воскликнула Мари. — Я все поняла! Уж я спрошу, не сомневайся. Посмотрим тогда, как перекосится ее смазливое подтянутое личико.
— Ты имеешь в виду ее шрамы? Нет, дорогая, это не от подтяжек. Гоги был очень нервный мужчина.
Мари кинулась к дверям, сверкая глазами. Она рыскала по залам и бормотала сквозь зубы: «Ах, моя дорогая герцогиня, давно ли Гоги писал вам?»
А вот еще пример.
— Сюзанна, король опять заупрямился. Королевский совет обратился ко мне. Как быть с королевской любовницей? Ты не могла бы поговорить с ним об этом?
— У меня на примете есть идеальная кандидатура, — сказала сестра Гиацинта. — Внучатая племянница нашей настоятельницы. Спокойная, из хорошей семьи, слегка полновата, но, Мари, как она вышивает! Увидишь, она тебе понравится.
— Он и думать об этом не хочет, не то что говорить.
— Да ему и видеть-то ее не обязательно. Даже лучше, если он ее никогда не увидит.
Или:
— Не знаю, что делать с Клотильдой. Она все время в слезах и такая рассеянная. Одежду за собой не убирает. Эгоистка! И слушать ничего не хочет.
— В нашем монастыре такое случается. Особенно с молодыми послушницами, которые путают любовь к Богу с чувствами иного рода.
— И что тогда?
— Я спокойно подхожу и щелкаю по носу.
— Помогает?
— Да, прогнать рассеянность.
Королева ни на минуту не пожалела о том, что пригласила в Версаль старую подругу. И сварливая придворная братия занервничала, ощутив присутствие у трона железной, непреклонной воли, влияние, которое оказалось невозможным ни проигнорировать, ни высмеять.
На день рождения Мари сделала подруге королевский подарок: пригласила лучшего парижского массажиста, и он каждый день мял и растирал ей ноги. Заказала Мари и высокий экран с двумя отверстиями снизу, сквозь которые Сюзанна могла просовывать наружу ноги до колен.
— Не знаю, что бы я без нее делала, — говорила королева.
— Что? — рассеянно спрашивал король.
После неожиданного превращения в короля Пипин долго не мог опомниться. Он говорил себе, удивляясь и ужасаясь: «Я — король, а ведь я не имею представления о том, каким должен быть король». Он читал историю своих предшественников и не находил ответа. «Они хотели быть королями, — рассуждал он, — По крайней мере большинство из них. А некоторые хотели даже большего. В том-то и дело. Если бы я только сумел найти смысл своего призвания, ощутить, ради какой высшей цели надевают корону».
Во время очередного визита к дядюшке он спросил:
— Поправь меня, если я ошибаюсь: не будь ты в родстве со мной, ты чувствовал бы себя гораздо лучше?
— Ты преувеличиваешь, — ответил дядюшка Шарль.
— Ты уходишь от ответа.
— Да. Извини. Вы знаете, сир, я — ваш верноподданный.
— А если вдруг случится бунт? Переворот?
— Тебе нужна правда или верноподданничество?
— Не знаю. И то и другое, наверное.
— Не скрою, родство с тобой — существенная поддержка для моего скромного бизнеса. Дела у меня идут прекрасно, особенно с туристами.
— Значит, твоя верность питается твоими доходами. А если бы твои дела пошатнулись?
Дядюшка скрылся за ширмой и вернулся с бутылкой коньяка.
— Разбавить? — спросил он.
— А коньяк хороший?
— Хороший я бы не предложил разбавить… Ты хочешь перевернуть камень и посмотреть на ползучих тварей под ним. Ну что ж. Человек всегда надеется оказаться в трудную минуту сильным и честным. А когда эта трудная минута настает… Я надеюсь быть бок о бок с тобой до конца. Но и также надеюсь примкнуть к оппозиции за несколько мгновений до того, как станет очевидна ее победа.
— Спасибо за откровенность, дядюшка.
— Так будь и ты откровенным. Что тебя тревожит?
Пипин, потягивая разбавленный коньяк из бокала, сказал нерешительно:
— Король должен править. Чтобы править, нужно иметь власть. А чтобы иметь власть, нужно ее взять.
— Продолжай, мой мальчик.
— Люди, напялившие на меня корону, отдавать ничего не хотят.
— Ага, я вижу, ты учишься! Становишься, как говорят напуганные повседневной реальностью, циником. Чувствуешь себя пятым колесом в телеге Франции?
— Что-то в этом роде. Король без власти — абсурд, самоотрицание. А король с настоящей властью — чудовище.
— Извини, — прервал его дядюшка, — мышки спешат в мышеловку.
Он откинул занавес и вышел в магазин.
— Да? — услышал Пипин. — Да-да, она прелестна. Я подозреваю, чья это работа… да, может быть, его. Но должен предупредить вас: я в этом не уверен. Хотя, конечно, стиль, мазки… Взгляните, например, вот сюда — какая устремленность ввысь! Какой размах кисти! А костюмы… Сколько? Да пустяк! Ее нашли среди мусора в подвале старого замка. Я пока не изучал ее как следует. Конечно, вы можете купить, но стоит ли торопиться?… Эксперты? Услуги экспертов плюс очистки обойдутся в двести тысяч франков. Нет-нет, подумайте. У меня есть настоящий, несомненный Руо…
Тут собеседники перешли на шепот, а через пару минут послышался умоляющий голос дядюшки Шарля:
— Но вы хоть позвольте мне стереть с нее пыль! Говорю вам, я даже не изучил ее как следует!
Дядюшка вернулся, потирая руки.
— Мне стыдно за тебя, — сказал король.
Дядюшка подошел к наваленной в углу груде грязных, выдранных из рам полотен.
— Надо это перенести куда-нибудь. Из кожи вон лезу, чтобы разубедить их. Наверное, мучился бы угрызениями совести, если бы не знал они-то думают, что надувают меня.
Он понес пыльные полотна за полог.
— А, Клотильда! Заходи, отец здесь… — И крикнул: — Тут твоя дочь с яичным принцем!
Все трое появились из-за занавеса, подняв облачко пыли.
— Добрый вечер, сэр, — сказал Тод. — Ваш дядя учит меня бизнесу. Мы собираемся открыть галереи в Далласе, Цинциннати и Беверли-Хиллз.
— Мне стыдно за него!
— Я изо всех сил пытаюсь их разубедить, — начал было дядюшка Шарль.
— Очень ловко, — сказал король. — Но не ты ли сам внушаешь им то, в чем их разубеждаешь?
— Сэр, тут все по-честному, — сказал Тод. — Первое дело в бизнесе — создать спрос. Подумайте, сколько вещей людям и в голову не взбрело бы покупать, если бы их не убедили, что им это надо. Всякие средства от прыщей, косметика, дезодоранты. Я бы сказал, сэр, и автомобиль-то, по большому счету, без надобности — он заставляет людей ехать куда-то, куда им совсем не нужно. Но ведь желающим купить авто такого не скажешь.
— Во всем есть свой смысл, — сказал Пипин. — Нам мой милый дядюшка не рассказывал, почему украли «Мону Лизу»?
— Погоди-погоди, дражайший племянник! — возмущенно воскликнул дядюшка.
— Обычно он начинает эту историю так: я не могу назвать имен, но я слышал… М-да, он слышал…
— Никогда не мог понять, — вмешался Тод. — Ее украли из Лувра. И через год вернули. Так что, вернули подделку?
— Вовсе нет, — ответил король. — В Лувр вернули настоящую «Мону Лизу».
— Может, мы наконец поговорим о делах? — обиженно спросила Клотильда.
— Подожди, Крошка, я хочу послушать.
— Продолжай, дядюшка, — сказал король, — раз это твоя история. Верно?
— Не могу сказать, что мне она нравится, — заметил дядюшка. — Но ведь ни один честный человек не пострадал.